Границы и маркеры социальной стратификации России XVII–XX вв. Векторы исследования
Шрифт:
Сложность проведения комплексного исследования социальных процессов в исторической ретроспективе связана с неизбежно возникающим противоречием между теоретическими построениями, основанными, как правило, на официально создаваемых источниках, таких как, например, законодательные акты или материалы статистики, и содержанием источников непубличного характера, в которых отражены повседневные практики представителей различных групп населения. Источники личного происхождения, документация частных хозяйств, жалобы и прошения, материалы неправительственной периодической печати, материалы следствия по различным гражданским и уголовным делам – все эти источники нередко позволяют поставить под сомнение четкие социологические схемы сословного или классового деления. Однако и использование только микроисторических методов изучения также не позволяет осмыслить длительные процессы изменения социального ландшафта во времени и пространстве.
В современной историографии данное противоречие прослеживается в работах, авторы которых рассматривают процесс формирования и трансформации сословного типа социальной структуры. Такой подход к изучению истории социальных процессов представлен в работах Н. А. Ивановой и В. П. Желтовой [206] .
206
Иванова Н. А., Желтова В. П. Сословно-классовая структура России в конце XIX – начале XX века. М., 2004; Их же. Сословное общество Российской империи (XVIII – начало ХХ в.). М., 2010.
207
Иванова Н. А., Желтова В. П. Сословное общество Российской империи… С. 12.
208
Там же. С. 8.
В принципе, признавая общий вектор развития социальных процессов, авторы заявляют о своей приверженности сословной парадигме. На уровне макроисторических обобщений «сословный строй» представлен в работе как исторически обусловленный и зафиксированный юридически тип общественных отношений [209] , для которого характерны несколько базовых критериев для выявления сословных групп.
Первый критерий – общность юридического статуса и наличие ограничений на «вход» и «выход» из одной социальной группы в другую. В данном контексте В. П. Желтова и Н. А. Иванова соглашаются с мнением целого ряда исследователей о том, что «…сословия появляются тогда, когда на смену существующей возможности для человека свободно изменить свой социальный статус происходит, оформленная официальным законом, регламентация занятий, обязанностей и прав населения» [210] . Окончательное же оформление сословий происходит при введении четкого порядка передачи по наследству правового статуса индивида. Второй критерий – осознание членами социальной группы культурной общности и формирование различных сословных организаций, активность которых рассматривается как один из главных показателей степени зрелости сословного общества [211] .
209
Там же. С. 7–8
210
Там же. С. 8–9.
211
Иванова Н. А., Желтова В. П. Сословное общество Российской империи… С. 14–15.
Все эти признаки «сословия» в исторической реальности тесно переплетены и не позволяют, по мнению авторов, согласиться с тезисом Р. Пайпса о доминировании в России исключительно юридического основания для сословной дифференциации. Наряду с правовой регламентацией прав и обязанностей, не менее важной для понимания, что такое «сословие», становится групповая социокультурная идентичность. Следуя этой логике, В. П. Желтова и Н. А. Иванова подчеркивают, что в России со второй половины XIX – начала ХХ в. «…длительное существование сословий способствовало превращению их в особые социальные образования, отличавшиеся социальной мобильностью, уровнем грамотности и культуры, семейным положением и др.» [212] . При таком подходе численность сословия не имеет принципиального значения, особенно если представители данной группы оказывали существенное влияние на принятие важнейших экономических и политических решений. В данном контексте одним из сословий российского общества имперского периода, которое обладало особым правовым статусом и сложившейся корпоративной культурой, авторы называют российский Императорский Дом. Находясь на вершине социальной иерархии, члены императорской фамилии обладали целым комплексов прав, привилегий и обязанностей, а следовательно, по мысли авторов, составляли «специфическую корпорацию» и были «неотъемлемой частью сословного строя России» [213] .
212
Иванова Н. А., Желтова В. П. Сословно-классовая структура России… С. 239–259.
213
Иванова Н. А., Желтова В. П. Сословное общество Российской империи… С. 15–23, 21–85.
Предложенные авторами критерии для определения сущности сословий в целом не вызывают принципиальных возражений. Действительно, установленный законодательно правовой статус и признание членами группы некой культурной общности во многом определяют характер внутри- и межгрупповых взаимоотношений. Однако, на наш взгляд, представление о российском обществе имперского периода как о иерархически организованной структуре, состоящей из 3–4 сословий,
Используя в качестве источников законодательные акты, материалы статистики и публикации в официальных ведомственных изданиях, авторы концентрируют внимание на процессе «эволюции правового статуса и положения основных сословий» в России имперского периода. При этом они признают, что не все существовавшие группы юридически являлись «сословиями» [214] . Некоторые из них не имели четко установленного статуса и занимали переходное положение, другие – официально причислялись к тому или иному сословию не по роду занятий и общественной значимости, как это происходило с «основными сословиями», а по национально-религиозной принадлежности, как, например, «инородцы».
214
Иванова Н. А., Желтова В. П. Сословное общество Российской империи… С. 12, 14, 16.
Сложность построения непротиворечивой схемы социальной структуры российского общества заключается еще и в том, что даже те группы, которые официально были признаны «сословиями», в действительности не обладали всеми сословными признаками. В связи с этим В. П. Желтова и Н. А. Иванова отмечают характерную даже для «основных» сословий внутреннюю неоднородность и ненаследуемость личного статуса. Яркая иллюстрация существования социальных групп, не имевших в равной степени всех сословных признаков, – личное дворянство и купечество [215] . Особенно заметно несоответствие комплексу формальных признаков сословий в России становится при внимательном рассмотрении организации «корпоративных институтов», способных формировать чувство сословной идентичности и защищать групповые интересы [216] .
215
Там же. С. 722.
216
Там же. С. 723.
Таким образом, достаточно стройная на уровне теоретических рассуждений концепция сословного строя – как системы юридической регламентации прав и обязанностей для каждой социальной группы, преимущественно наследственного порядка передачи социального статуса и организационного оформления корпоративной общности – при ее столкновении с конкретно-исторической реальностью всегда требует дополнительных объяснений и оговорок.
В работе Н. А. Ивановой и В. П. Желтовой своеобразие сословного строя России имперского периода объясняется взаимовлиянием нескольких факторов. Во-первых, для нашей страны была характерна «разновременность» формирования сословий: дворянство, городские слои (почетные граждане, купцы, мещане, ремесленники) складываются в сословия на протяжении XVIII – первой трети XIX в., а «крестьянство», «инородцы» – фактически в течение всего XIX в. При этом на скорость и степень детализации юридического статуса основных сословных групп заметное влияние оказало использование образцов зарубежного законодательства [217] .
217
Иванова Н. А., Желтова В. П. Сословное общество Российской империи… С. 721.
Во-вторых, в России особую роль в процессе формировании сословного строя играло государство. Это проявлялось не только в формально-юридической дифференциации прав и обязанностей, но и в политике по созданию сословных корпоративных институтов. И хотя, как справедливо замечают авторы, подобные структуры не всегда создавались на «пустом месте», так, например, «исторической предшественницей мещанского общества являлась посадская община, а сельского общества – крестьянская община», именно государство оказывалось главным инициатором правовой консолидации социальных групп.
В-третьих, в отличие от стран Западной Европы, где «сословия возникали на основе феодальных отношений (сюзерен – вассал) и из отношений земельных собственников с городами, добившимися правовой независимости», в России системообразующим элементом сословного строя был «институт подданства», который проявлялся в форме взаимодействий власти и общества в условиях его сословной стратификации [218] . Данный институт служил интеграционной основой для экономических, политических и морально-религиозных аспектов социальной жизни. Экономическую основу отношений подданства, по мнению Н. А. Ивановой и В. П. Желтовой, составляли «государственная собственность на землю, недра, леса, воды и сложившийся на ее основе государственный феодализм» [219] . Таким образом, именно государство в лице самодержавного правителя и подчиненного ему государственного аппарата и церкви рассматривается в качестве основной социогенерирующей силы, направляющей и контролирующей развитие социума.
218
Там же С. 15.
219
Там же. С. 723.
Мы считаем, что подобный взгляд на развитие социальных процессов, хотя и отражает ряд важных особенностей России имперского периода, существенно упрощает историческую реальность. Продолжая предложенную авторами логику до предельных значений, можно утверждать, что в России складывание сословной системы – исключительно результат усилий государства, а не естественный процесс социальной дифференциации общества. Очевидно, что при таком подходе не учитывается интерпретационная активность индивидов и многообразие их реакций на попытки государства регулировать различные аспекты повседневной жизни. В реальности государство нигде и никогда, даже в условиях тоталитарного режима, не способно полностью регламентировать и контролировать характер внутри- и межгрупповых отношений, а следовательно, множество социальных явлений и процессов возникало не только без участия государства, но и вопреки его установкам.