Грязная Гарди
Шрифт:
Деревня спала. Гарди знала, что та же Хризелла любила засиживаться за картами и вином глубоко за полночь, но окна в домах зияли темнотой, а самым темным был силуэт мызы, ее нового дома, успевшего стать родным. И хотя Кир мог просто не зажигать свет, как он частенько делал, то ли экономя свечи и лампы, то ли из особой любви к темноте, но Гарди чувствовала, что его там нет. Наконец, дорога вывернула к реке, и стало понятно, почему жена лавочника отослала детей в соседнюю деревню. Вероятно, так же поступили и другие женщины селения. На холме у каменной башни, которая выполняла функции и церкви, и почты, и администрации, виднелись десятки огней. То были факелы, и их вид вселял тревогу. Голубой Ключ собрался на какое-то важное собрание, хотя вчера вечером, когда Гарди заходила к Титу в лавку,
Столбы ворот уцелели — то были каменные исполины, неизвестно откуда привезенные и непонятно как установленные. Такого камня поблизости нигде не встречалось. С ним и сделать ничего не смогли, даже зарубок топора, виднеющихся на кустарниках и прутьях решетки, заметно не было.
Усадьбу разорили давно, вероятно, еще днем, когда она сидела в офисе Сальвии и мучилась разговорами вежливости. В поломанный и изрубленный сад вернулись птицы, которые с радостью копошились в обнаженной древесине и срубленных ветках, доставая растерянных насекомых, не ожидавших такой засады. Не ожидала ее и Гарди. Она прошла по все еще заросшей дорожке вглубь, таращась в темноту и молча хлопая ресницами, когда скудный свет звезд и отгрызенного месяца падал на истоптанные клумбы, вырванные с корнем цветы и вывороченные бордюры. По саду прошлись, как по врагу. Человеческая злоба уничтожила не только растительность, но пролилась и на землю, на которой остались глубокие, рваные следы, будто по ней били лопатами.
Подойдя к дому, Гарди долго рассматривала зазубрины, оставшиеся на двери от ударов топора, и выбитые стекла первого этажа. Заглянув в одно из них, она поняла, что вандалы в сам дом лезть побоялись. Дверь в комнату Алисии была заперта, вазы с полевыми цветами, которые каждый день охапками приносил Кир, не разбиты, плетеные циновки на полу — тоже от Кира, не тронуты. То ли дурная слава дома отпугнула, то ли крысы опять шуршали слишком громко.
Зато территория вокруг мызы была разорена полностью. Оттого удивительным казался куст аквилегий, вероятно, незамеченный вандалами, который, благодаря стараниям Кира, густо разросся у крыльца. Цветы-башмачки испуганно темнели в сумраке ночи, прячась за обломками перил.
Сердце глухо стукнуло, когда Гарди заметила широкую, вытоптанную полосу, ведущую за левое крыло дома. Там находились виноградники и теплицы. Теплицы с розами, которые она каким-то чудом умудрилась продать Сальвии. Она знала, что увидит, еще задолго до того, как повернула за угол дома. Ведь такую же картину ей однажды пришлось повидать на болотах, за кладбищем. Почему-то она была уверена, что плохое не любит повторений, что беды предпочитают разнообразие, но в ее случае все произошло в точности до малейших деталей. Бандиты не только выбили стекла теплиц, но раскрошили их уже на земле, топча сапогами, будто опасаясь, что Гарди с Киром смогут вставить их обратно. Остов оранжерей был прочнее, чем тот, что Кир соорудил на болотах, и конструкцию не смогли разломать полностью. Однако она все равно уже была никуда не годной — каркас выгнут дугой, поперечные балки сорваны, а деревянные части порублены. От грядок же не осталось и следа, не говоря уже о розах, которые там когда-то росли. Было видно, что именно теплицы являлись основной целью. Земля из грядок разбросана по саду, ящики порублены, бочки с водой опрокинуты и разбиты.
Сами розы исчезли без остатка. Вандализм и разбой плавно перешли в воровство, потому что бандиты не смогли хладнокровно уничтожить тысячу кронов. На земле еще остались следы копыт и телеги, на которых увозили цветы.
Какое-то время Гарди молча глядела на руины сада и развалины теплиц, пытаясь вызвать в душе хоть чуточку эмоций. Странное спокойствие охватило ее с того момента, как она переступила через сорванные ворота. Где-то в глубине души, словно птица в клетке, бился незаданный вопрос, который она никак не могла себе задать.
Оцепенение закончилось в тот момент, когда ее взгляд упал на колодец, с которого сбили декоративную, резную крышу. Кто-то оторвал от ведра цепь, которая безжизненно обвивалась вокруг яблони с отрубленной верхушкой. Именно эта цепь помогла Гарди прийти в себя, выдохнуть воздух, вдохнуть новый и, наконец, спросить себя: где Кир?
Воображение нарисовало тысячи картин, где ведьмин сын лежал с разбитой головой где-нибудь среди разоренных грядок, но Гарди заставила себя действовать последовательно. Забежала в дом, нашла лампу ракушечника, с облегчением отметив, что она рабочая и хорошо светит, тщательно обошла все комнаты, даже заглянула на чердак, но не нашла никого — даже крыс. Усадьба была пуста, не шуршала, не скрипела и вообще не издавала никаких звуков. Она была похожа на больного, который все-таки умер.
Не оказалось Кира и в саду. Гарди чувствовала, что делает что-то не так, пока снова не увидела цепь, тускло мерцающую в свете луны. А потом до нее донеслись голоса селян, и звучали они злобно и кровожадно.
Я хотела перемен, но не таких быстрых и не столь кардинальных, думала Гарди, направляясь трусцой к людям. Она сошла с дороги и держалась заросших высоких травой обочин интуитивно, на всякий случай. В другое время в голову бы постоянно лезли мысли о змеях и гадах, населявших поля и луговины, но сейчас ее занимало одно — нужно успеть. Совсем недавно она не знала, что делать с кучей денег, внезапно свалившегося на нее наследства, потом долго думала, что именно нужно поменять в жизни, а когда поняла, время обернулась вспять, Новая Гарди скукожилась и готова была исчезнуть, потому что Грязная Гарди торжествовала и собиралась растоптать любые ростки «хорошей девочки» без следа и права на возрождение. Ее душа жаждала кровавой дани, которую заплатят все — и те, кто скалился ей в спину, и те, кто ненавидели открыто. Нужно было сделать это давно, с той самой минуты, когда Гойдон заявил о своем желании купить ее дом. Промедление стоило времени, а оно было бесценно.
Глава 17. Свои и чужие
Гарди и не представляла, что в Голубом Ключе жило столько людей. Ни на праздник лета, ни на дне рождении Моны их столько не собиралось. Она уткнулась в спины, еще у подножья холма, люди, женщины и мужчины, стояли то сбившись в кучи, то плотной стеной, воткнув перед собой факелы. Каждый держал в руке что-то, пригодное для насилия и разрушения. Косы, лопаты, вилы, чугунные сковороды, ручные серпы, метла и даже плетки. Гарди поняла, что сильно от толпы отличаться не будет и, перемотав цепь от колодезного ведра на другую руку, принялась уверенно проталкиваться сквозь людскую массу. Она знала, куда шла — на вершине холма отчетливо слышался голос Аса Гойдона, вещавший какую-то чушь о сплочении и единстве.
Несмотря на свет факелов, Гарди не сразу приметила Хризеллу в женщине, которую толкнула, прокладывая себе путь наверх. Та узнала ее первой, но в глазах селянки не было радости встречи.
— Его ведьма тоже здесь! — внезапно закричала Хризелла, отбегая от Гарди и тыча в нее увесистым половником. — И с ней надо разобраться!
Знала бы ты, насколько совпадают наши желания, ухмыльнулась Гарди, довольная тем, что люди стали расступаться. Теперь толпа разделилась на два круга — один вокруг Гойдона, другой вокруг нее. Между ними образовался проход, и она, наконец, увидела главного мерзавца Голубого Ключа.
Тот стоял на краю обрывистого берега, а трое верзил удерживали спелёнатую веревками фигуру с мешком на голове и камнем, обвязанным вокруг ног. Еще один кокон из простыней, неподвижный, лежал рядом, а на белой ткани расползались темные кровавые пятна. Обкусанный месяц глядел равнодушно, но его света хватило, чтобы Гарди узнала всех — кроме мумии на траве. И, конечно, она не сомневалась, что за человек стоял на краю обрыва с мешком на голове.
— Только тронь его, — прошипела она. Расстояние между ними было приличным, но она знала, что Ас ее услышал. На губах Гойдона заиграла торжествующая улыбка.