Грязная Гарди
Шрифт:
— Твой муж обвиняется в убийстве! — прокричал он. — А ты — в сообщничестве! Теперь мы точно знаем, что он оборотень, поэтому имеем право судить его по законам деревни.
— Каким образом ты хочешь отправиться в тюрьму, Ас? — спросила Гарди, лихорадочно соображая, как бы подобраться к Киру. Она уже заметила трех крепких парней, которые появились из-за спины старосты и теперь шаг за шагом подбирались к ней. Еще пятеро проворачивали похожий маневр за ее спиной.
— Ты можешь сесть с одной рукой, без носа или без ноги, — перечислила Гарди, краем глаза наблюдая за верзилами. — Неужели ты думаешь, что если мое наследство заморожено, у меня нет других денег, чтобы нанять адвокатов и раскатать тебя без остатка? А вы, люди, тоже так думаете? Как он там сказал? Сообщничество? Я запомнила, потому что к каждому из вас у меня есть, что предъявить. Ваши следы — там, на моей земле. Это ведь твой топор оставил зарубки на моих деревьях? — тыкнула она пальцем наугад в толпу. Несколько мужчин попятились, но сзади напирали, и движение остановилось. Они ее еще не боялись — пока.
— Он убил нашего старосту! — выкрикнула Хризелла, которая не хотела оставаться в задних рядах. Увидев непонимание в глазах Гарди, женщина показала на кокон у ног Гойдона. — Род Могрюгер лежал в коме и мог очнуться в любой момент, но тварь убила его! Ворвалась и оторвала голову. Его как раз навещал Ас Гойдон со своими ребятами. Они все видели!
— Так из свидетелей только он? — Гарди едва не подавилась злобой.
— А до этого оборотень разорил твою усадьбу! — не унималась Хризелла, которой поддакивали собравшиеся за ее спиной женщины. — Обезумел на луну и стал крушить все подряд, а потом в деревню к нам пошел. По дороге кур у Луда задрал и собаку титову придушил. Сколько можно эти бесчинства терпеть? А день рождение Моны помнишь? Мы тебе тогда не стали говорить, но теперь видно, что ты заодно, может, даже помогала ему дурман в напитки подмешивать, чтобы люди едва друг друга не поубивали! Я тогда двух зубов лишилась!
— Можете считать вашу счастливую деревенскую жизнь законченной, — прошипела Гарди, медленно направляясь к Асу и Киру, который качался уже на самом краю. — Хотя шанс есть у того, кто первым развяжет моего мужа.
— Пустые угрозы! — заявил Гойдон и взял в руки камень, привязанный к ноге Кира. — Да что ты вообще можешь?
— Гарди, не делай ошибки! — вдруг послышался голос Кира. Кажется, ему удалось выплюнуть кляп. — Не трогай их, ради нас — не трогай!
Может, если бы он молчал, Ас еще постоял бы какое-то время с камнем в руках, а у Гарди было бы время подобраться ближе. Но голос Кира, а главное — то, о чем он просил, буквально взбесил Гойдона, потому что в ту же секунду камень, привязанный к ногам ведьминого сына, полетел в реку. А за ним с обрыва рухнул и Кир.
Гарди начала двигаться в тот момент, когда рука Аса отпустила камень, но какой бы быстрой она не была, преодолеть расстояние в тридцать метров за секунду не была способна. А еще в голове стоял голос Кира, который на краю смерти решил поиграть в «хороших и плохих». Может, он хорошим и был, но Гарди Грязная к этому лагерю никогда отношения не имела. И все же, когда кончик железной цепи, выпущенной ею в тех, кто стоял на пути, уже готов был врезаться в человеческую плоть — а Гарди метила в шеи, чтобы перебить их быстро и насмерть, рука в последний момент дрогнула, и удар пришелся по телам, защищенным куртками. Досталось парням, которые за время разговора, подкрадывались сзади. Кто-то успел выставить вперед руки, другой повернулся боком, но легче им от этого не стало. Гарди хоть и изменила траекторию полета, но била сильно, потому что цепь была ее излюбленным оружием очень долгое время, и там, в саду, прошлое взяло ее за руку, а потом окровавленными губами нашептало в воспаленный мозг, что именно нужно делать. Второй попытки напасть — по крайней мере, от тех, кто сейчас выл, катаясь по земле, не последовало. Если не перелом рук и ребер, то трещины костей были обеспечены. Гарди знала это, но радости, как прежде, не испытала.
Она еще могла успеть. Кир говорил, что Готия научила его многим вещам, наверняка, он умел задерживать дыхание на долгое время. А если не умел, Гарди мысленно посылала ему свое умение — в тот момент она была готова поверить в любую магию.
Ее к берегу не пустили. Те трое, что спускались от Аса, не извлекли урок ее предыдущих жертв — им досталось по ногам. Быстро нырнув к земле и почти распластавшись по измятой траве, Гарди хлестнула цепью, сделав подсечку, но попала лишь в двух. Третий оказался опытным малым и метнул в нее нож. Недостаточно метко и быстро — она поймала его в воздухе пальцами и отправила обратно. Могла бы в горло, но проклятый Кир своим предсмертным напутствием испортил ей все удовольствие. Нож по рукоять вошел в плечо парня, опрокинув его на землю, где он и замер.
Конечно, Хризелла не могла остаться в стороне. Неизвестно, на что рассчитывали дамы, когда выстроились напротив Гарди со своими половниками, палками и сковородами, но бить их цепью она не смогла. Железный кончик свистел над ее головой не в силах отправиться в полет, чтобы покалечить еще одну плоть.
А секунды текли, капали одна за другой, вытесняя воздух и из ее горла тоже. Прежние противники Гарди были в десятки раз страшнее, хитрее и сильнее жителей Голубого Ключа, но впервые она не чувствовала ни радости битвы, ни уверенности в победе. Впервые ей было, что терять. Она сражалась с озверевшими от ненависти женщинами и мужиками, и от осознания этого ей становилось тошно. Глупая, бессмысленная битва, которая могла стоить жизни человека, ставшего ей дорогим.
Гарди раскрутила цепь, выставила свистящую вертушку перед собой и пошла вперед, уверенная, что селянки не выдержат и расступятся, однако Хризелла взяла за руку стоящую рядом девицу, а та схватила следующую. Выстроившись в ряд, они тоже пошли вперед, и Гарди мысленно им поаплодировала. То ли они были уверены, что им ничего не угрожает, то ли деревенская жизнь сделала их оторванными на всю голову.
Гарди не сразу догадалась, что селянки ее отвлекали. А когда поняла, тяжелое бревно, брошенное в нее сзади, уже летело в цель. Она увернулась, но не так быстро и ловко, как должна была. Увесистая деревяшка, похожая на почтовый столб, задела плечо, как назло раненое, и Гарди не удержалась на ногах.
Падший противник — лакомая жертва. На нее бросились все — и женщины, вооруженные опасной кухонной утварью, и мужчины с топорами и вилами. И тот верзила, которого она раньше в деревне не видела, но который сумел вырвать из земли столб и едва не лишить ее руки. Зажившая рана вспыхнула болью, слово сухая ветка, попавшая в костер.
У нее не было времени ни на боль, ни на обезумевших селян. Только секунды, тикающие в ее голове, имели значение. Прошла минута, началась вторая. Гарди почувствовала, что безумие накрывает и ее.
Выбрав женщин, она сделала кувырок в их сторону, выбила ногой фонтан земли, попавший в лицо дородной тетке с палкой, которая вырвалась вперед других, неимоверным усилием заставив себя забыть о боли, снова прыгнула вперед и, оттолкнувшись обеими руками, перелетала черед ряд селянок, прокрутившись колесом над их головами. Цепь пришлось оставить на земле, но Гарди не собиралась драться — ей нужно было бежать. Так быстро, как она никогда не бегала.
До берега оставалось метров пять, когда раздался выстрел. А почему бы ему не иметь пистолета, подумала Гарди, уставившись на допотопную модель в руках Аса Гойдона, который преградил ей путь с четырьмя крепкими мужиками. Староста промазал, но теперь дуло было нацелено прямо в нее, и она не двигалась.
— Тик-так, — сказал Ас и снова нажал на курок.
Ты ничего обо мне не знаешь. Иначе предпочел бы свалить из деревни, чем связываться. Что-то оборвалось в ее груди, что-то закончилось с отчетом второй минуты, последние секунды которой звучали погребальным звоном. Гарди знала, что может быть быстрой, но не знала, на что способна, когда искренне, по-настоящему чего-то желала. Ей показалось, что не она ушла в сторону, а это пуля внезапно изменила траекторию, впившись в землю позади нее.