Грязная Гарди

Петрук Вера

С тех пор она приходила на поле каждый день после обеда, когда сюда собирались школьники, закончившие уроки. Первые несколько игр прошли не без ссор и выяснения отношений, особенно, когда на луговину заявились парни из Хлопушек, потребовавшие исключить Гарди из команды, однако после того как «сборная» Голубого Ключа не без ее помощи забила абсолютное большинство голов, местные встали за нее горой, и у Гарди появилось новое занятие — футбол.

Киру о своем увлечении она решила не рассказывать. Ведь он не спешил делиться с ней тем, к кому ходит по ночам. Сначала Гарди думала, что Кир скучает по лесу, ведь он всю жизнь жил на границе с чащей, и ему нужно уединяться с природой, но однажды, увидев, как он, прежде чем уйти,

упаковывал в бумагу сахарные булочки вместе с плитками шоколада и спрятал в карман, поняла, что мысли о единении с природой — надуманные. Очевидно, что у Кира была любовница, которую он, возможно, по-настоящему сильно любил, раз местные девицы клялись, что ни одна в его постели раньше не побывала. А вот почему он ее прятал, был любопытный вопрос. Сейчас скрывать ее было разумно — Гарди чувствовала, что не сдержится, узнав правду, и захочет сделать сопернице больно в буквальном смысле. Но почему о ней никто не знал раньше? Кому еще, как не любовнице, таскать сладости по ночам, Гарди не знала. После ночных вылазок Кир приходил уставший, от него часто пахло землей, а на рубашке, которую она иногда тайком осматривала, Гарди находила траву и лесной сор, и исходила злобой, представляя, как ее фиктивный муж кувыркается на летней лужайке вместе с загадочной девицей. Мысль о любовнице оказалась такой жизнеспособной, что вытеснила любые другие идеи, включая теорию о том, что Кир — оборотень, и по ночам сам поедает булки с шоколадом, воя в лесу на разную луну. Разную — потому что исчезал он не только в полнолуние, но и в любую другую ночь тоже.

Тем временем, слухи про оборотня в поселке крепли, а Хризелла при встречах стала задавать неудобные вопросы. Благо Гарди врать умела и на прямой и хамский вопрос о том, ночевал ли Кир дома, также хамски отвечала, мол, где же ему еще быть. А у самой на душе кошки скребли. В Голубом Ключе периодически разоряли курятники — не помогало ничего, даже круглосуточное дежурство. А недавно задрали двух лучших дойных коров молочника, и под окнами усадьбы полдня шлялись возбужденные мужики, нервно поглядывающие на запертые решетки. К счастью, Кира они не застали. Ведьмин сын в тот день ушел рано, явившись поздно ночью.

Когда его долго не было, Гарди частенько уходила в теплицы и смотрела на наливающиеся бутоны роз. Они так крепко связались в ее голове с Киром, что она всегда успокаивалась, когда глядела на них. У нее даже появилась привычка с ними разговаривать, но Гарди всегда себя обрывала, боясь, что ее услышит неожиданно вернувшийся Кир. Пора было ехать к Кровавой Сальвии и договариваться о поставках, но Гарди не хотелось возвращаться в город. Идея вернуть деньги за статус принадлежала Киру, который все чаще напоминал ей о нежеланной поездке, самой же Гарди впервые не хотелось думать ни о каких деньгах. Да и особого повода не было. Хоть местные ее и не приняли, она вжилась в ритм Голубого Ключа, а вернее, усадьбы Алисии, которая стала ее миром — маленьким, но достаточным. Раньше Гарди приходилось бывать в разных местах, сейчас же, живя на клочке земли, она, как никогда, чувствовала, что ей принадлежит весь мир.

То утро начиналось лучше всех. Гарди проснулась на рассвете, сладко потянулась и глубоко втянула в себя аромат блинчиков на молоке, которыми полюбил потчевать ее Кир. Его самого на кухне не оказалось, блины же были спрятаны в котелок, зарытый наполовину в теплые угли — чтобы не остыли. Гарди догадалась, что, как обычно в последнее время, Кир пришел ночью, приготовил завтрак и сейчас, наверное, спит. Он умудрялся так тихо готовить на кухне, что она ни разу не подловила его за этим занятием.

Кир, действительно, оказался у себя. Гарди знала, что он спит чутко, и что она наверняка разбудит его, если заглянет в комнату, но удержаться не смогла. Дверь, будто прочитав ее мысли, ни разу не скрипнула, отворившись плавно и бесшумно. Кир спал в одежде,

на боку, обхватив подушку обеими руками, и на губах его блуждала улыбка. Гарди стало горько. Наверняка, он вспоминал свою лесную любовницу. На сапогах, которые он аккуратно поставил на бумагу в углу, чтобы почистить утром, налипли кусочки мха, сосновые иголки и трава.

Сейчас или никогда, вдруг подумалось ей, и Гарди, решительно подойдя к кровати, забралась с ногами рядом с Киром.

— Просыпайся, — потрясла она его за плечо.

— Ты уже встала? — сонно пробормотал Кир, тут же открыв глаза. — Завтракала?

В этом был весь ведьмин сын. Он всегда спрашивал, ела ли она. Может, права была Хризелла, и Кир подмешивал в свои блюда приворотные зелья, оттого ему было важно ими ее накормить. Впрочем, Гарди было плевать. Она бы ела его стряпню, даже если бы знала, что там стрихнин. Потом, очевидно, сон прошел, и Кир сообразил, где находилась Гарди. А она тем временем, забралась ему на живот, крепко оседлав и прижав ноги к его бокам.

— У меня вопрос, — быстро проговорила она, понимая, что, если промедлит, решимость уйдет, и она сбежит в недра подвала сгорать от стыда до конца дня, как минимум. — У тебя есть женщина?

— Нет, — также быстро ответил Кир и уставился ей прямо в глаза, мол, смотри, не вру и даже не мигаю. Он глядел на нее так пристально, что Гарди решилась на второй вопрос. — Тогда кому ты носишь конфеты по ночам?

У нее был заготовлен и третий вопрос, который был короче предыдущих двух, но фраза «Я тебе нравлюсь?» так и не прозвучала, потому что Кир вдруг ловко перевернул ее на спину, оказавшись сверху в такой же позе, что и Гарди секунду назад. Наверное, она могла бы что-нибудь с этим сделать, например, перекинуть его через свою голову особым приемом, но правда была очевидна –нынешнее положение ее устраивало.

— Так что там с конфетами? — прошептала она и задохнулась от восторга, потому что губы Кира жадно накрыли ее рот, и вопрос о ночной любовнице утонул в страсти их огненного поцелуя. Гарди, действительно, бросило в жар, потому что этот поцелуй не шел ни в какое сравнение с тем, что случился в оранжерее. Долгожданный плод после робкого и невзрачного цветения, освежающий бриз после первого дуновения — она не смогла бы насытиться им никогда. Ее руки крепко потянулись к его телу в нестерпимом желании изучить все немедленно, но Кир перехватил ее запястья, прижав к простыням.

— Не хочешь? — хрипло прошептала Гарди, чувствуя, как волны жара сменяются ледяными приливами. Если ты ответишь нет, я тебя изнасилую, подумала она, с трудом контролируя и себя, и свои мысли.

— Не могу, — ответ был совсем не таким, каким ожидался. И явно лживым, потому что ее бедра чувствовали, что все он может. И не только может, но и хочет — так же, как она. Страстно и нетерпеливо.

На губах уже появились едкие слова о том, что с любовницей, наверное, у него таких длинных разговоров не бывает, но она догадалась сперва взглянуть в его глаза. Там же был страх — такой жуткий и леденящий ужас, в котором можно было утопить целый флот. Гарди потребовалось несколько секунд, чтобы убедить себя, что боялся он не ее.

— Что не так? — выдохнула она, заставляя себя притормозить. Это как в поединке — поторопишься и проиграешь.

Он уже хотел сказать, приоткрыл губы, набрал в грудь воздуха — так делают, когда собираются в чем-то признаться, глаза у него стали пронзительные и оттого еще более прекрасные, — и в этот важный момент в дверь внизу забарабанили так, что задребезжали стекла на всех этажах. Так бить можно было только палкой.

Кир отпрянул, буквально отлетев от Гарди к противоположной стене, и щеки его полыхали, будто колотили не в дверь, а его по лицу. Гарди же наоборот, побелела, словно фарфор в буфете Алисии. Я убью любого, кто бы там ни был, подумала она, беспомощно наблюдая, как Кир пятится к выходу из комнаты.