Храм воздуха
Шрифт:
– Нужны. Почему не нужны?
– за хозяйку сказал фотограф.
– Но вам ещё нужнее. Поэтому были наши - стали ваши. Значит, стол, пять стульев, шкаф бельевой, кровать... А буфет не нужен? Дубовый, резной...
– Можно и буфет.
– Бери уж, сынок, и диван, - заговорила наконец и хозяйка, - чтобы мне уж в другой город не везти.
– С диваном ещё десять тысяч придется добавить, - подвел итог фотограф.
– Спасибо, - сказала хозяйка.
– Переезжаете?
– спросил её мой отец.
– К сыну еду.
– А он
– отец показал на фотографа.
– Какое тебе дело, слушай?!
– возмутился фотограф.
– Делай хорошее после этого. Что значит - мусульмане; все им надо знать!.. я же у вас не спрашиваю, где вы столько денег взяли? Кого убили? Кого ограбили? Даже паспорта ваши не спросил.
– Ладно, не злись, - примиряюще положил руку на плечо фотографа Юсиф. Паспорта у нас в порядке. Мы сразу поселимся, а потом все оформим, как положено.
– Когда собираетесь въехать?
– спросил фотограф.
– Через два дня.
– Задаток нужен.
– Обязательно?
– Так полагается.
– Я с собой не взял, - Юсиф смутился, - могу паспорт оставить.
– Ну что с вами поделаешь?
– сказал фотограф.
– Земляки все-таки... но чтобы без обмана.
– Послезавтра днем я привезу деньги, - сказал Юсиф. В ту же ночь они уехали из Кисловодска.
На следующий день дядя Джавад привел Юсифа к однорукому человеку в военной форме с майорскими погонами, который жил во дворе почты. Они спустились в подвал, однорукий ловко открыл замок и включил свет. Подвал был сухой с довольно высоким потолком и окном, в котором то и дело мелькали ноги уличных прохожих.
Однорукий выдвинул ящик комода, стоявшего в углу, рядом с кроватью. В ящике лежало два пистолета и маленький револьвер с коротким стволом и вертящимся барабаном.
– Бульдог, - сказал однорукий майор, ткнув пальцем в короткоствольный револьвер.
– Как говорила моя мама, дешево и сердито. Патронов маловато, правда.
– Сколько штук?
– спросил дядя Джавад.
– Если стрелять метко, то хватит... штук десять.
– Достаточно?
– спросил дядя Джавад у Юсифа.
– Да, - Юсиф взял в руки "парабеллум".
– А этот сколько стоит?
– Три тысячи - красивая вещь.
Ручка пистолета была отделана перламутром и очень удобно лежала в ладони.
– Деньги вперед или можно завтра?
– спросил Юсиф.
– Если завтра, то - пять, - ответил майор.
– Хорошо.
Майор приложил к пистолету две обоймы, завернул все в тряпочку, потом в газету и вручил Юсифу.
– Что-нибудь ещё надо?
– спросил дядя Джавад, когда они поднялись по лестнице, оставив майора в подвале.
– Ещё нужны часы.
– Тогда ты иди. У меня с ним ещё дело небольшое. А часы я занесу попозже. Карманные или на руку?
– Ручные. Деньги будут у Вити, - сказал Юсиф на прощанье.
– Возьмешь, сколько надо.
Расставшись с дядей во дворе почты, Юсиф вышел на улицу.
Дверь нашей комнаты была заперта -
Он позвонил Сеид-рзе; в приоткрытую дверь было видно, как на общей кухне Балададаш уничтожает огромную гору вареной вермишели прямо из кастрюли.
– Слушаю. Кто это?
– спросил Сеид-рза довольно раздраженно.
– Это я, Юсиф.
– Юсиф? Какой Юсиф?
– Сын Самеда.
– А... это ты, сынок, - Сеид-рза явно был удивлен звонком Юсифа. Что-нибудь случилось?
– Да, - сказал Юсиф.
– Где я могу с вами поговорить?
– А что такое?
– Я все скажу.
– Ну приезжай сюда.
– Во сколько?
– Часов в шесть. К концу работы.
– Хорошо, - Юсиф повесил трубку и поблагодарил соседку.
Гюля пришла ровно в двенадцать, как ей и было сказано мамой. Вид у неё был очень деловой, через плечо перекинута новая сумка, она постукивала пальцами по тугой коже, давая понять, что торопится.
– Я купил дом, - сказал Юсиф.
– В Кисловодске.
Это сообщение оставило Гюлю совершенно равнодушной: так во всяком случае показалось Юсифу.
– Сегодня уезжаем, - продолжал он.
– Ты слышишь меня? Поезд в десять вечера. Вагон шестой. Я буду ждать тебя без пятнадцати десять прямо у вагона. На всякий случай уйди из дома пораньше. И ни с кем не прощайся. Потом напишешь им письмо. Никаких вещей с собой не бери. Я все тебе там куплю.
– Откуда у тебя деньги?
– Какая разница?..
И тут с Гюли слетела маска спокойствия; голос сорвался на крик:
– Большая! Ты что, думаешь я брошу семью, родителей и поеду с тобой куда глаза глядят?! Ну что ты на меня так смотришь? Ты понимаешь, что от меня требуешь? Я тебе не из тех, с кем ты фотографировался в Польше! Взяла да уехала, как какая-то... Нечего на меня смотреть. Что хочешь делай, кого хочешь убивай, но я никуда с тобой не поеду!
Юсиф встал, молча обошел её и вышел из комнаты. Через несколько минут Гюля, успокоившись, заперла дверь, спрятала ключ в ящик кухонного стола и пошла к себе домой...
Странную особенность сердца моего сына - оно вдруг начало увеличиваться в объеме - врачи объясняли внезапным снижением эластичности сердечной мышцы. В кардиоцентре на Рублевском шоссе ему регулярно разжижали кровь гепарином, чтобы предотвратить тромбообразование, но давали понять, что мой двадцативосьмилетний, абсолютно здоровый на вид сын обречен. Один из учеников и последователей знаменитого Бураковского, с которым меня свели друзья, не очень уверенно рекомендовал в качестве единственно возможного способа спасения - пересадку сердца. Но в России эти операции многие годы были запрещены; проводились сравнительно недавно и не всегда успешно. А на операцию за границей нужны были огромные деньги; сумма, которую он назвал, ни я, ни кто-либо другой в нашей семье не мог бы заработать в течение всей жизни.