Хроники Хамару: жажда свободы
Шрифт:
– Ухх, да. Мою уж совсем чуть-чуть осталось приболтать… – пояснил хвастливо Келеппо, однако до Ланса ему было далеко, так как этот глубокий потомок северян менял себе девушек как перчатки.
– Да я свою прямо там, в туалетной кабинке отодру, вообще плевать. Чтобы вся злоба вышла. – Представив эту картину, яростно прошептал Ланс с раскрывающейся злобной улыбкой. Его лицо сейчас было схоже с проказливым дьяволенком. Януш совсем не обращал на них внимания, так как с ассистентом гневно и придирчиво докапывались до курсанта, который предоставлял мед-справку по болезни из-за пропуска занятий. Преподаватели класть хотели на его причины отсутствия, для них никто не имел права пропускать пару, иначе штрафные санкции в виде отработки занятия. Мюрг постоянно предлагал старшему товарищу свой головной убор, предупреждая, что тот может получить солнечный удар, но Януша солнце не страшило ни капельки, для него оно было пустяком, обычным для служилого неудобством.
– А мы им, похоже, настолько понравились, что хотят уже общаться и за порогами клуба. – С усмешкой добавил Кел, легонько ударив Ланса по плечу и показав непристойные движения бедрами.
Стиль поведения Кела походил на спокойный, расслабленный, властный и созидательный, манера речи неторопливая, а Ланс же говорил быстро и невнятно, будто маленький гоблин, который хотел кому-то напакостить.
– Ага, им с моим “другом” общения хватит. Потом пусть идут на все четыре стороны. – Подтвердил белоголовый и сморкнулся смачно в сторону кроваво-зеленой слизью, все-таки пару раз зарядили по лицу во время обороны. Из-за высмаркивания у него лопнули капилляры, от чего вокруг глаз нарисовались красненькие точечки.
– О, какой молодой и горячий у меня тут жеребец стоит. Я также считаю, сам знаешь. – Осекся Кел, так как Януш вернулся к их стороне.
Затем Келлепо и Ланс в голос захохотали над теми девушками. С каждой их фразой Каткема ненавидел их все больше и больше, его переполняло презрением, и все сложнее было скрывать неодобрительный взгляд в их сторону, потребовалось много усилий чтобы смотреть строго вперед, на трибуны, где шастали уборщики в оранжевой униформе. Это была обычная практика среди молодых парней, но не для него. Ведь девушки были не путанами, с этими они флиртовали, давали им надежду на возможные отношения, на любовь в конце концов, а затем хотели споить до потери сознания, воспользоваться и исчезнуть навсегда как кочующие дикари. Почему-то Каткему очень задели слова “засранцев”, он не мог поверить, что люди могли настолько сильно пасть. Пока Чешуа стоял рядом с ними, ощущал, что его тело будто пронизывает их чудовищная аура, отравляющая душу. Их поступки полностью расходились с его “кодексом чести”. “Ланс, Ми-фенг и Келлепо… Ощутить бы им это на собственной шкуре! Считают что, с клубными девицами так можно обращаться, потому что они якобы сами не против побыть чьей-то похотливой сучкой на вечер.” – корча лицо, думал Чешуа. Даже если это и правда, Чешуа считал, что пользоваться глупостями девушек по-молодости бесчестно и недостойно. После прошлого травматичного опыта Като не мог позволить себе ничего большего, чем поцелуй, да ещё только в тех случаях, когда у него есть хотя бы немного симпатии к партнеру, он считал такой путь мужчины правильным, что это и должно отличать человека от животного. Верностью, целомудрием и сохранением чести партнера Каткема хотел заслужить настоящую любовь, Чешуа яро верил, что если человек будет постоянно бросаться из одной постели в другую, то жизнь это запомнит и обязательно сделает так, чтобы бумеранг кармы либо лишил его затем любви надолго, либо поступил с ним также гнусно.
Погрузившись с концами в свои мысли, Като, словно в беспамятстве, переоделся, помылся, попрощался бесцеремонно с товарищами и потопал домой. Он настолько был в отрыве от реальности, что даже забыл подождать в коридоре Анну. Все вокруг ему казалось слишком жестоким, в его голове шло противоречие между устоявшимся мировоззрением насчет любви двух людей и нынешним отношением с Анной. Но в конце концов, Като успокаивал себя тем, что он не делает с ней ничего серьезного и необратимого, лишь легкий флирт, лишь поцелуйчики и обнимания, никакого установления крепкой связи и дальнейшего ее обрыва.
Даже по дороге домой и за столом с родителями он не мог прийти в себя, перестал обращать внимание на такие внешние раздражители, как жара, треп предков и запах перегоревших на сковороде макарон. Особое миротворческое, но ранимое настроение с утра, появляющееся пару раз в месяц, вынуждали Каткему в этот день воспринимать каждый неприятный случай близко к сердцу. Чудовищно близко. Что было странно, поскольку раньше с ним никогда такого не случалось. Весь вечер он ни с кем не говорил, кроме как с самим собой, не писал друзьям и Анне, родители поинтересовались, всё ли у него в порядке, но услышали в ответ, что просто с утра якобы уже нет настроения от недосыпа и что голова раскалывалась. Золотые рыбки, плавающие в аквариуме в его комнате, наблюдали из-за пожелтевшего целого стекла за предками Чешуа-младшего, а вид паренька по диагонали перекрывала единая трещина. Каткема пытался скрыть свои настоящие эмоции, чтобы избежать лишних воспитательных и психологических моментов. Позже ему позвонила Анна, сначала он не хотел отвечать, но затем все мысли, терзавшие голову весь вечер, натолкнули его сделать ей что-то приятное. Она была неплохой девчонкой и явно заслуживала таких слов, но разговора так и не вышло, у неё снова были какие-то посторонние шумы, похожие на звуки громкой клубной музыки, и частые помехи. Каткема не мог ничего расслышать, разгневался и выключил телефон с той же оставшейся горечью на душе, уткнувшись головой об свою твердую подушку. Через пол часа мучительных образов и картинок он заснул крепким сном.
Глава №5 “Опустошение ”
На утро Като вроде бы пришел в себя, на свою убранную и чистую комнату он смотрел уже более сдержанным, но суровым взглядом. Даже самый острый глаз не смог бы здесь придраться, родители Каткемы убираются почти ежедневно, не от перфекционизма, скорее оттого, что им просто нечем себя занять, поэтому пылинкам здесь было не место. Его большая берлога казалась очень умиротворенной из-за темно-синего цвета обоев и штор, даже навевала грусть и скуку, но чтобы хоть немного разбавить помещение яркими красками, было решено постелить светло-бежевый ковролин, но, цвет пола был скорее нежным и незаметным, конечно не учитывая постоянно появляющиеся темные частички ткани от носков. Като с долей сатиры и иронии сравнивал порой комнату и себя, очень сходилось. Диван, который трансформировался в кровать, был справа от окна и прижат к стене для большего уюта, напротив окна стоял письменный стол, слева компьютер с полками поверх него, набитой тетрадями и различными учебниками, которые так любили сваливаться на пол, снося все со стола. Далее кровати Като шел огромный и вытянутый шкаф-купе с зеркальными дверцами, перед которыми сын частенько любил красоваться, обычно выдавливая прыщи и черные точки. В другом углу притулился также шкаф с книжными полками, их было здесь немыслимо много, целая коллекция различной литературы: и художественной, и научной, и психологической по саморазвитию. Ведь это было единственным увлечением Каткемы. Дальше стоял аквариум с парой рыбок, где пора было давно поменять воду. В общем, комнатушка казалась новой, так как мебель была ещё совсем свежая, даже серебристый диван был без единого пятна. Так же выглядела вся трехкомнатная квартира, сделанная на один манер, хоть ее площадь выдалась нескромно большой, семейка решила обставить все так, чтобы свободного пространства не осталось, для максимального создания уюта и зоны комфорта. Комната Като могла показаться прохожему человеку пустоватой, но и интересов у него было не густо. Ему большего всего доставляло удовольствие увалиться на диван и начать мечтать, как он лет через двадцать просто общается с людьми, шутит и веселит их своими байками. Конечно, надо ещё отметить гитару, стоящую рядом с письменным столом, Като только недавно начал учиться играть на ней, хотел своими песнями согревать душу будущих посетителей его кафе у моря, но струны покрывались пылью, контакт с мечтой был только через диван. Он не верил, что когда-нибудь мечта воплотится в жизнь.
Быстро позавтракав, посредственно вымыв посуду, стараясь не звенеть тарелками, Чешуа тихо вышел из квартиры. Так как у родителей был отпуск, они спали дольше него, отсыпались от итак полусонной жизни. На улице было очень пасмурно, мир будто погрузился в серые чернила, но почему то Каткема чувствовал себя довольно комфортно в такую погоду. Нет назойливой жары, и еще не холодно, хотя грозовые тучи очень и очень намеревались избавить его от такой гармонии, как и толпа первоклашек, неохотно идущих в школу под руку нервозных родителей. Те предки, которым приходилось прямо волочить непослушную детвору, срывались и с криком ругали отпрысков. В каждый такой раз Като кривил от раздражения лицо, негативные слова портили настроение на раз. Неприятная, но привычная картина городского утра. Като решил пойти прочь от них и срезать путь через старые одноэтажные дома. Он бывал здесь очень редко и обнаружил, что коротенькая улица стала полностью мертва, никого не было, прежних жильцов-старичков не было, деревянные стены и заборы прогнили, а дворы заросли травой. Крыши проваливались, а окна намертво заколочены. Като чувствовал здесь присутствие смерти и даже решил пробежаться, чтобы поскорее миновать страшное место.
Сегодня, как и во все другие дни недели, предстояла ненавистная практика на улице. Первой парой стояла математика, а второй уроки-самообороны. Когда Като зашёл в класс и сел рядом с Арти, то понял, что-то в его взгляде и во взгляде других изменилось. Он был схож со взглядом тех троих зачинщиков драки. Воздух будто был заряжен злой аурой. Каждый смотрел с неким пафосом и предвзятостью на всё вокруг, искренностью и добродушностью даже не пахло. Чешуа подсознательно почувствовал что-то негативное и темное, как только зашел, пасмурная погода будто специально подчеркивала его замечание, облачив курсантов в хмурые кандалы. Преподаватель еще не зашел в класс. Высокие тополи за окном на глазах хрупко тряслись от ветра, словно намереваясь рухнуть на академию и всех прикончить. Кто-то обсуждал сплетни со вчерашней вечеринки, кто-то прямо, не стесняясь, поносил некоторые лица, абсолютно непристойно и амморально желая смерти их родственникам или родителям, кто-то дрался и быковал с соседями по парте, как остолоп и бычара, кто-то надменно оглядывал всех в классе, скривив лицо в отвращении, и тихо высказывал свои “добрые” комментарии. Да, тополь горел желанием на них свалиться.
– Как дела? Чем вчера вечером занимался? – Очень наивно и дружелюбно спросил Като у Арти после хлипкого рукопожатия.
– В смысле, чем? Что за вопрос? В клубе был, как и все нормальные люди. Погоди-ка, кроме тебя, конечно. Ты то небось дома просидел весь день. – Крайне ядовито ответил он, как заведенный, пафосно и высокомерно отводя взгляд в сторону, не отрываясь от печатания в телефоне громкими тычками пальцев, казалось, то и дело экран треснет.
Чешуа не ожидал такого нападения, он впал в ступор, ему даже не удалось скрыть своего недоумения.
– Ну, да… – Ответил весьма обыденно Каткема, пока медленно доставал учебники и пенал из портфеля. Он не понимал в чем проблема. – Чувак, что случилось?
– Да ничего не случилось, вчера хотели всем потоком собраться, потусить знатно, до тебя, как обычно, хрен дозвонишься. И меня, и Анну обломал. – Все больше свирепствовал Артед, на глазах краснея как переспевший помидор. Несколько сплетников, сидящих позади, обратили на них свои важные, величественные взоры. Не сказать, что они были удивлены, шумный и говорливый Арти частенько не следил за громкостью интонации, а Като же всегда старался разговаривать тихо и спокойно, не замечая никого вокруг и создавая свой уютный кокон. Такие противоположности очень гармонично взаимодействовали.