Художественная культура русского зарубежья. 1917-1939. Сборник статей
Шрифт:
Как известно, выбор стран для пропаганды советского искусства в 1927 г. был ограничен. Большинство западных государств не предоставляли виз советским художникам. Известно, что Эрьзя со своей выставкой безуспешно пытался получить визы в США, Бразилию и ряд других стран. Не следует исключать и версии о причастности к отъезду Эрьзи, к выбору «сопровождающей» и планированию маршрута советских спецслужб. В Уругвае и Аргентине в этот период начала работать советская торговая организация «Южамторг», о секретной стороне деятельности которой широкая общественность стала узнавать только в постперестроечные годы. Насколько несомненна полная непричастность Эрьзи к этой стороне работы «Южамторга», настолько же несомненна причастность к ней Юлии Кун – не случайно она получает там работу. Орсетти следующим образом передает рассказ Эрьзи об этом: «…Так как Лена не могла приехать со мной <…> а у меня был паспорт на двоих, я сказал этой, что она должна ехать со мной. Так она бросила своего мужа и своего сына и уехала. <…> Но теперь я думаю, что фарс был приготовлен. За несколько дней до выезда из России спрятали мои блокноты и дневники, которые я возил. Единственная, кто знал, где они были спрятаны, это была она» [541] . Юлия Кун оставляет в Москве мужа и 12-летнего сына (будущего известного кинооператора Юлия Куна). Узнав о болезни сына,
541
Орсетти Л. Скульптор Степан Эрьзя. Биографические заметки и очерки. 1950 г. Пер. с исп. ЦГА РМ, ф. 1689, оп. 1, д. 562, с. 136.
Приехав в Аргентину, Эрьзя не предполагал, что останется здесь на долгое время, – он планировал объехать со своей выставкой другие страны, мечтал поработать в Бразилии, преобразовав две горы бухты Ботафого в произведения скульптуры – двух львов. Но всегда скульптор знал, что, в конце концов, в любом случае он вернется на родину.
За 23 года жизни в Буэнос-Айресе Эрьзе пришлось поменять 6 адресов. Собственный дом он не приобретал, поэтому арендовал особняки в тихих предместьях столицы, устраивал там мастерскую – иногда во дворе, иногда в доме. Аргентинским любителям искусства были хорошо известны два его адреса, поскольку в этих домах он открывал для посетителей постоянную выставку своих скульптур: Хураменто, 1434 (1942–1947 годы) и Эчеверриа, 3369 (1947–1950 годы).
Постоянно проживая в столице Аргентины, Эрьзя выезжал и в другие города страны. Неоднократно он бывал на севере – в области Чако, откуда вагонами привозил субтропическое дерево – материал для работы. В 1932 году состоялась его персональная выставка в городе Ла Плата; в 1936 в числе обладателей премий XXVI Национального Салона он совершил выставочное турне, посетив Санта Фе, Мендосу, Сан-Хуан. В 1937 году Эрьзя выезжает в Уругвай, в Сальто, сопровождая выполненную им по заказу уругвайского правительства скульптуру-урну писателя Орасио Кироги (в виде портрета-головы покойного). В конце 1930-х годов он посещает провинцию Кордоба. Однако в основном он пребывает в Буэнос-Айресе, в связи с чем говорит Орсетти: «В Европе я никогда не оставался больше месяца на одном месте, но здесь путешествия очень дороги» [542] .
542
Орсетти Л. Указ. соч. С. 232.
Положение Эрьзи в Аргентине зависело от политической обстановки в стране, от отношения ее властей к СССР. 1927–1930 годы – благоприятный для него период. До 1928 года во главе страны – просвещенный, культурный лидер Альвеар, который благоволит скульптору. 2 июля 1927 года президент открывает его первую персональную выставку в престижном салоне Друзей Искусства на центральной улице Буэнос-Айреса – улице Флорида. Затем к власти приходит либеральное правительство Ипполито Иригойена (1928–1930). Мастер получает заказ на портрет президента, что также является свидетельством признания его таланта на самом высоком уровне. О положении Эрьзи в это время можно узнать из неопубликованного письма его батумских учеников Юрия Амурского и его жены Карины от 26 февраля 1930 года. Это ответ на неизвестное письмо Эрьзи. «Не нахожу слов для выражения своей радости по случаю получения письма от Вас и по случаю Ваших успехов заграницей!», – пишет Амурский. «Рады за Вас, за Ваш успех, что Вы гремите на всех выставках», – добавляет Карина. «Как хотелось бы хоть одним глазом в щелочку двери заглянуть в Вашу механизированную мастерскую…», – пишет ученик, его жена продолжает: «Завидую Вам, Вы снимаете весь дом, да еще с виноградником». Вероятно, Эрьзя сообщает, что планирует остаться в Аргентине надолго, возможно, навсегда, говоря при этом, однако, что он здесь совершенно одинок. «Неужто так никогда и не вернетесь в СССР? – спрашивает ученик. – С одной стороны – там Вы имеете простор в работе, но с другой – ведь там Вам все чужое». Карина добавляет: «…Одному безусловно тяжело, скучно, тем более, что Вы не имеете там друзей…» [543] Очевидно, среди сотрудников «Южамторга» близких друзей он не находит. Отношения с Юлией Кун не складываются.
543
ЦГА РМ, ф. 1689, оп. 1, д. 390, л. 2, 4 об.
В сентябре 1930 года в Аргентине происходит военный переворот; правительство Иригойена свергнуто. Путч возглавил генерал X. Урибуру, который предпринял безуспешную попытку установить фашистское государство в интересах крупных корпораций. Его сторонники ворвались в президентский дворец, учинили там разгром, сожгли эрьзинский портрет Иригойена. В январе 1931 года полиция Буэнос-Айреса совершила налет на «Южамторг», арестовав 160 его служащих, в том числе Юлию Кун. Большинство из них было выдворено за пределы страны. В 1932 году окончательно уезжает в СССР Кун. Эрьзя остался, но вскоре ему пришлось пожалеть об этом. В феврале 1932 года в должность президента вступает генерал А. Хусто, радикал, пользовавшийся поддержкой консерваторов. С конца 1932 до июля 1934 года на территории Аргентины беспрерывно действует декрет об осадном положении, свирепствует экономический кризис, идет ожесточенная борьба за власть между Урибуру и Хусто. В сентябре 1932 года Эрьзя передает в Москву письмо, адресованное семье своего друга и первого биографа Г. О. Сутеева: «…Я все прилаживаю к тому, чтобы Правительство СССР перевело меня из этого омута в СССР. Лично я потерял надежду. Здесь теперь страшный кризис и ничего не продаю. А главное то, что последнее время здесь так враждебно настроены против советов (так в тексте. – И. К.). Дальше здесь оставаться невозможно. Последнее время такие небылицы пишут обо мне <…> и к тому же мне опротивело здесь. Последнее время страшно скучаю. Временами предаюсь отчаянию. А главное меня бесит то, что не могу выехать и так долго застрял. А поэтому займитесь серьезно этим делом милые мои. Тов. Матолин обещал кое с кем поговорить по этому делу. <…> Писал много, но ответа ни от кого не получал. <…> Не откладывайте в долгий ящик, а скорее выручайте!» [544]
544
ЦГА РМ, ф. 1689, оп. 1, д. 319, л. 1.
Связь с СССР прерывается до 1935 года, когда его племянник – начинающий скульптор Михаил Нефедов – встречается с приехавшим из Уругвая руководителем «Южамторга» А. В. Минкиным, от которого узнает новый адрес дяди. Переписка с племянником и Еленой Мроз возобновляется, снова остро поставлен вопрос о возвращении скульптора: «Многое я здесь слышал о том заявлении в правительственные органы в части твоего перевода в С.С.С.Р., но чем кончилось, разгадать не сумею. <…> Может быть, кой что нужно будет сделать. Если это так, то пожалуйста пиши я сумею это сделать обязательно» [545] , – пишет племянник в феврале 1935 года. Однако вскоре связь с родиной снова прерывается – на этот раз надолго.
545
ЦГА РМ, ф. 1689, оп. 1, д. 774, л. 1.
В середине – второй половине 1930-х годов положение Эрьзи стабилизируется. Он – в центре культурной жизни страны: интенсивно и продуктивно работая, постоянно выставляется и получает премии на самых престижных выставках, почти ежегодно устраивает персональные выставки, активно участвует в работе культурно-просветительских организаций. В 1936 году муниципалитет Буэнос-Айреса приобретает его скульптуру «Отдых» (мрамор, 1919) и устанавливает ее в районе Боэдо; в 1938 году в часовне нового столичного Дворца Театра устанавливают его статую «Святая Тересита» (кебрачо). Много работ скульптора получают столичные и провинциальные музеи, общественные организации, частные коллекционеры, иностранные послы – автор их не только продает, но и щедро дарит.
В этот период у него широкий круг общения, в частности, среди выходцев из России. В числе его знакомых есть те, кто эмигрировал до 1917 г., есть представители белой эмиграции, хотя он категорически не разделяет их политических взглядов и не верит в «клевету» на СССР. Судя по рукописи Орсетти, это были очень разные люди: представители аристократии, научно-художественной интеллигенции (например, добрым знакомым Эрьзи был «инженер Любавский» – сын известного историка, ректора Московского университета (с 1906 по 1918 год), М. К. Любавского, брат художницы Веры Ливановой Деметрио (Дмитрий) Любавский. Учившийся в юности у К. Юона, он писал интересные пейзажи, участвовал в выставках). Были среди тех, кого Орсетти называет «русские белые», и авантюристы, аферисты, вроде некоего опустившегося, попавшего за решетку «князя», которому Эрьзя, сочувствуя, носил передачи в тюрьму, оплачивал адвокатов.
Среди близких знакомых Эрьзи – деятели культуры и искусства: аргентинцы и эмигранты из разных стран. Это многочисленные журналисты (представители прессы и радио), выдающиеся фотохудожницы Мелита Ланг и Аннемари Хейнрих, которые снимают его самого и его работы, известные писатели и поэты (автор текстов знаменитых танго, основатель Национального университета Боедо, председатель культурно-просветительного общества «Пача Камак» Хосе Гонсалес Кастильо, Армандо Маффей, Эрминия Брумана и др.).
Профессиональная среда относилась к Эрьзе с большим пиететом (хотя, как и у любого художника, у него были в Аргентине завистники, недоброжелатели). Орсетти приводит слова некоего скульптора, знавшего Эрьзю еще в Италии: «Здесь все, более или менее, мы считаемся художниками, но по сравнению с ним, мы маленькие сошки. <…> Какой я скульптор по сравнению с этим гением? <…> Несмотря на мои седые волосы, я никогда ничего не смог достичь, что бы меня приблизило к самому незначительному из его произведений» [546] . На вечере чествования скульптора говорится: «Эрьзя <…> приехал на нашу землю, чтобы прославить искусство и прославиться самому. Эрьзя сын бога, который должен завершить свое произведение» [547] . Признанный скульптор Сантьяго Хосе Чиерико (Chierico), услышав в 1947 году о предстоящем отъезде Эрьзи в СССР, пишет ему: «Примите мой привет <…>, содержащий глубоко душевное признание Вашей жизни, осознающей свое назначение и посвященной страстной любви и страданию своих произведений, которые рождаются с неподдельной, настоящей кровью. <…> Я <…> отмечаю Ваше значение, отождествляя его с честным трудом, и добавляю, что мало среди нас художников, которые, подобно Вам, <…> не нашли в своей жизни интереса выше искусства. В течение 20 лет Вы показывали нам пример этого <…> Браво, дорогой Эрьзя! <…> Вы и Ваши творения бессмертны. <…> Ваш поклонник, коллега и друг <…>» [548] .
546
Орсетти Л. Указ. соч. С. 193–194.
547
Там же. С. 198.
548
ЦГА РМ, ф. 1689, оп. 1, д. 384, л. 2.
Эрьзю приглашают в жюри выставок, избирают почетным членом ряда творческих и общественных организаций: так, в 1947 году он пожизненно избран почетным членом Общества Изящных искусств Буэнос-Айреса. «Директивная комиссия единодушно одобрила Вашу кандидатуру, считая, что этим осуществляется лишь акт справедливости, признание Вашего большого таланта является долгом чести всех нас» [549] , – сообщается в письме Директивной комиссии Общества.
В 1930-х годах скульптор окружен учениками, нам удалось установить имена и личности некоторых из них. В основном это молодые красивые девушки, вдохновляющее присутствие которых для него – поклонника и певца женской красоты – было совершенно необходимо. Он бесплатно обучал их искусству скульптуры, они служили ему моделями. Успехов в искусстве добилась Марта Виницки, в замужестве де Баррос (de Barros), переехавшая затем в Бразилию, приехавшая в столицу из Сан-Хуана Мариса Балмаседа Краусе (Balmaceda Krause). Эмигрантка из Галиции Доротея Леш, в замужестве Леш де Ресник (Lesch de Resnik), переехав впоследствии в Израиль, стала там довольно известна под именем Душка Ресник (Резник) как создательница монументальной и монументально-декоративной скульптуры. Менее успешна в самостоятельном творчестве, более зависима от наставника была Леонор Луна Амбран (Luna Ambran). Одно из самых ярких имен среди учеников Эрьзи – Омар Виньоле (Viniole, 1904–1967) – колоритный, эксцентрический персонаж политической и культурной жизни Аргентины. Он вошел в историю страны как «аутсайдер аргентинской культуры», «философ коров», «сюрреалист в политике», а также как скульптор. Получив диплом ветеринара, Виньоле начинает активную деятельность публициста, пишет политические памфлеты на самые острые, часто необычные темы, а также стихи, пьесы. Он занимается скульптурой как любитель, с 1936 года берет уроки у Эрьзи. В 1945 году Виньоле устраивает персональную выставку, посвященную наставнику, где были представлены скульптуры, выполненные в различных материалах, в том числе в кебрачо и альгарробо.
549
ЦГА РМ, ф. 1689, оп. 1, д. 346, л. 1.