Художественная культура русского зарубежья. 1917-1939. Сборник статей
Шрифт:
По мнению С. С. Левошко, типы православных храмов в Китае свидетельствуют о богатейшей палитре образцов древнерусского зодчества, к которым обращались и которые развивали русские архитекторы, работая в неорусском, византийском (русском) стилях. При этом, как отмечает исследователь, можно заметить доминирование древнерусской архитектуры (новогородско-псковской XIV–XV вв., московской XV–XVI вв., в меньшей степени владимирско-суздальской). В стилевом отношении русские зодчие в Китае чаще всего обращались к русскому и византийскому стилю храмового зодчества. Как правило, архитекторы-эмигранты, приступая к проектированию того или иного храма, брали за прототип существующий или существовавший в России храм. Архитекторы русского зарубежья никогда не копировали прототип полностью, всегда вносили что-то новое, находили неожиданные и оригинальные конструктивные решения.
Несколько православных храмов было возведено российскими мастерами в межвоенный период в Африке. По проекту главного архитектора провинции Тунис М. Ф. Козмина в 1938 г. в Тунисе был возведен храм-памятник русским морякам
К архитекторам-эмигрантам первой послереволюционной волны эмиграции относится и выдающийся русский зодчий Николай Львович Марков. В 1945 г. в Тегеране по его проекту был построен прекрасный Свято-Николаевский храм. Возможно, что Н. Л. Марков был одним из самых выдающихся русских архитекторов, творивших за рубежом. Это имя, почти забытое в России, в Иране помнят и считают Маркова национальной гордостью Ирана и иранской культуры. Н. Л. Марков родился в 1882 г. в Тифлисе в дворянской семье. В 1910 г. он окончил Императорскую академию художеств в Санкт-Петербурге и получил диплом художника-архитектора. В том же году поступил на Персидское отделение Восточного факультета Санкт-Петербургского университета, которое окончил в 1914 г. С началом первой мировой войны добровольцем пошел на фронт и служил прапорщиком в Кавказской армии. Впоследствии был адъютантом генерала Баратова на Персидском фронте. Революцию встретил в звании капитана инженерных войск. После непродолжительного пребывания в Тифлисе вернулся в Тегеран, служил в персидской казачьей дивизии, где дошел до должности начальника штаба. После прихода к власти Резы Пехлеви Марков продолжал служить в Персидской армии, одновременно занимаясь архитектурой. Дослужился до звания генерала иранской армии.
По проектам Н. Л. Маркова было построено несколько десятков зданий в Тегеране, в числе которых можно назвать здания Министерства финансов, Военного министерства, Министерства юстиции, Главпочтамта, итальянского посольства, ассирийской церкви на улице Форсат, представительства фирмы «Зингер» и др. Следует отметить, что помимо христианских церквей по проектам Маркова в Тегеране возведено семь мусульманских мечетей, из которых наиболее известными являются Фахрэт Доуле и Амин Доуле. Марков был приверженцем исламской архитектуры и традиционных персидских методов строительства. Он отдавал предпочтение местному материалу – кирпичу, камню, черепице, штукатурке. Кирпич размером 20x20 см, который он особенно часто использовал в своих постройках, впоследствии получил название «аджоре Маркови» (кирпич Маркова). Архитектурный стиль, созданный Н. Л. Марковым, гармонировал с традиционной персидской архитектурой. Примером могут служить здания старого муниципалитета, престижной школы Жанны д'Арк, Альборз-колледжа. Умер Марков в 1957 г. и похоронен на русском православном кладбище в Тегеране [637] .
637
Игумен Александр (Заркешев) Русская православная церковь в Персии – Иране (1579–2001) СПб., 2002. С. 136–142.
Русские православные иерархи, священники и миряне, оказавшись за рубежом после трагических событий революции и гражданской войны, пришли не на пустое место: они встретили там сложившуюся русскую православную диаспору с церковной инфраструктурой, включавшей церкви, соборы, монастыри и т. д. Возможно, этим объясняется то, что новые русские эмигранты, которых принято называть первой послереволюционной волной эмиграции или белой эмиграцией, построили в межвоенный период незначительное количество храмов и церквей. Еще одно объяснение этому положению, на наш взгляд, состоит в том, что новая белая эмиграция не была столь религиозной, как это принято считать.
Митрополит Вениамин Федченков, бывший епископом армии и флота, а также представителем от Церкви в Совете министров генерала П. Н. Врангеля, вспоминая белое движение, писал: «…у многих эта вера была прохладная, как проявление традиции, старого быта ушедшего строя и, конечно, как противоположность безбожным большевикам. Это была, так сказать, одна из официально-государственных форм белого движения. А попадались и открытые атеисты… много было недостатков и даже пороков у нас, но все же движение было патриотическим и геройским. Не случайно оно получило имя «белое». Пусть мы были и сероваты, и нечисты, но идея движения, особенно вначале, была бела. Христиане мы плохие, христианство – прекрасно» [638] . Более резко и явно отход от православия многих участников белого движения выражен во фразе, услышанной от одного из офицеров белой армии и запавшей в душу владыки Вениамина: «Где же нам, маленьким бесенятам, победить больших бесов – большевиков?» [639] Последний протопресвитер царской армии и флота отец Георгий Шавельский также видел одну из причин поражения белого движения в отходе от духовных и нравственных принципов: «Грабежи, спекуляция, нахальство и бесстыдство разложили дух армии. Грабящая армия – не армия. Она – банда. Она не могла не прийти к развалу и поражению» [640] . Тем не менее в годы, предшествующие началу второй мировой войны, пусть в гораздо меньшем количестве, чем в период до 1917 г., русскими архитекторами за рубежом были построены храмы, представляющие историко-архитектурный интерес. Для историков архитектуры они имеют особое значение в связи с тем, что развитие русского православного зодчества в России было насильственно прервано на долгие годы.
638
Вениамин (Федченков), митрополит. На рубеже двух эпох. М., 1994. С. 194, 233.
639
Там же. С. 246.
640
Шавельский Георгий, протопресвитер. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота (репринтное воспроизведение издания 1954 г.). М., 1996. Т. 2. С. 364.
На всем протяжении существования феномена русского зарубежья оно не только сохраняло многое из утерянного, запретного в Советском Союзе, но и оказывало заметное влияние на мировую культуру. «Русское искусство завоевало в мире совершенно исключительное положение, так как оно, в противоположность литературе, не требовало перевода на иностранные языки. Влияние его проявилось во всех областях и во всех странах. Русское художество, скульптура, архитектура и, главное, декоративное искусство привлекли к себе всеобщее внимание с первых лет русского рассеяния».
По мнению П. Е. Ковалевского, «две силы сыграли крупную роль в деле создания и объединения Зарубежной России и оказались связующим звеном между нею и другими народами: Православная Церковь и Русская Культура. Церковь, обновленная на Соборе 1917 года включением в сферу своей работы мирян, была единственной организацией, сохранившей полностью, преемственно из России, власть и строй. Даже ее канонические разделения, будучи явлением очень тяжелым сами по себе, способствовали во многом соревнованию в церковном строительстве и организации. Столкнувшись с русским рассеянием, западный мир познакомился с Православием, оценил его, а оно при соприкосновении с инославными элементами углубило свое самосознание» [641] .
641
Ковалевский П. Е. Революция. Русское рассеяние и культурное завоевание мира // Общество «Икона в Париже» / Сост. Г. И. Вздорнов, З. Е. Залесская, О.В Лелекова. Т. 2. М., 2002. С. 24–28.
Исследователям необходимо помнить, что авторами далеко не всех проектов храмов, построенных за рубежом, являются русские архитекторы, не все храмы проектировались с учетом традиций русского православного зодчества. Большое число было построено не по оригинальным проектам и не профессиональными архитекторами, многие были перестроены под храмы из зданий различного назначения. Тем не менее, число зарубежных церквей, храмов и соборов, отражающих в своем облике традиции русского зодчества и достойных внимания искусствоведов и историков архитектуры, достаточно велико.
В заключение необходимо коснуться еще одной проблемы, требующей решения. Затрудняет работу по изучению архитектурного наследия русского зарубежья то обстоятельство, что документы по этой теме отложились в архивах различных стран. Решение этой проблемы требует, в первую очередь, проведения координированной работы архивистов и историков архитектуры по выявлению таких документов и архивов. Попытка исследования архитектурных архивов была предпринята Главархивом СССР в 1973 г., когда вопросник о состоянии архитектурных архивов был разослан в 78 стран. Хранитель отдела карт и планов Национального архива Франции, М. Ле Моэль, подводя итоги исследования, отметил, что «понятие «архивы архитектуры» включает в себя документацию, связанную с учетом всего строительства. Оно включает также проекты, чертежи и пояснительные тексты, состоящие из планов, подготовительных работ, смет строительства, исполнения ремонта или реставрации зданий всех типов. Архивы архитектуры состоят из технической документации, относящейся к проектам, а именно: оригинальные документы и дубликаты планов, чертежи, эскизы моделей, кальки и технические данные» [642] . По мнению французского архивиста, наибольшую сохранность и возможность для использования имеют архитектурные архивы, отложившиеся в официальных государственных архивах – архивах министерств общественных работ, строительства, оборудования, интерьера, учреждений по охране исторических памятников и др. В меньшей мере используются архитектурные документы, отложившиеся в рукописных отделах библиотек, музеев, архитектурных школ и научно-исследовательских институтов. В наименьшей мере сохраняются и используются личные архитектурные архивы, не переданные архитекторами-фондообразователями на хранение в архивные учреждения. В этом случае, по мнению М. Ле Моэля, их деятельность остается малоизвестной и не оказывает благоприятного влияния на развитие архитектуры.
642
М. Ле Моэль. Архивы архитектуры // Советские архивы. 1973. № 1. С. 23.