Иду на вы
Шрифт:
– Кабы ты согласился пустить нас в Искоростень, да хоть бы и просто присоветовал как ловчее взять град, я бы решил, что ты заслан ко мне и заманиваешь в западню. Но, ты отказался и теперь я сомневаюсь как с тобою поступить. Может прижечь, всё ж, тебе пятки калёным железом? Тогда, уж верно, правды дознаюсь.
Ильфат страха не выказал.
– Под пыткою, воевода,-молвил он спокойно,-я поведаю всё, что ты пожелаешь от меня услыхать, да только будет ли это правдой? Поверь мне. Сам посуди, почто мне ныне лукавить?
– Вот и я не возьму в толк - почто. Ты поверить
– Зачем же ты меня изменником зовёшь?!-отозвался хазарин с обидою.-Кому я изменил? Князю Малу? Так я ему не клялся. И купцу Годиму я не холоп. Служил, покуда свою корысть имел, а ныне мыслю, подле тебя-то посытнее будет.
– Отчего так?
– А, вот отчего. Ежели ты древлян покоришь, то чаю, и своего не упустишь. Поди-тка сызнова весь пушной промысел под себя подомнёшь. Тут-то я тебе и сгожусь - обозы с пушниной водить. Я в торге искусен. С купцами не только хазарскими, но и греческими и арапскими дружбу вожу. Товар у меня не залежится. И тебе, и мне прибыток. Не клятвою данной, а из корысти, воевода, я тебе верно служить стану.
– Кому же вернее,-нежданно спросил, будто ворон прокаркал, из-за спины хазарина Спегги,-воеводе Киевскому или хазарскому беку?
Свенальд подметил, наконец, как вздрогнул пленник, но на голос, однако, не обернулся, а речь по прежнему повел с воеводой:
– О твоём гридне сказывают, будто он с шайтаном знается. Я по сию пору не верил, а может и напрасно. Не ведаю как он прознал, но отпираться не стану. Я и впрямь служу беку. Так, что с того? Ныне бек тебе не помеха, а завтра, как знать, может и союзником станет. Он при кагане, что ты при Киевском князе, так отчего бы тебе с ним и не сговориться? А коли будет на то воля Аллаха, то у тебя снова во мне нужда случится.
Воевода упрятал берег под рубаху, и хрустнув перстами, молвил будто бы лениво:
– Нынче же повторишь княгине, всё о чём мне поведал. Про Мала да печенегов. Об остальном умолчишь. Серебро и меха, что хану вёз, и лошадь я у тебя забираю. Оружие твоё тоже покуда у меня побудет.
Хазарин не только не стал досадовать, но даже сам присоветовал:
– Лошадь мою княгине подари. По ней кобылка - угорских кровей, смышлёная да резвая, но не строптивая.
Свенальд улыбнулся. Нурманы лошадей не жалуют. Верхом сидят неказисто, а бьются пешими. Да, и коренастые выносливые нурманские кони не к верховому бою пригодны, но повозки да вьюки тянуть. Однако ж Ольга, даром что по отцу нурманка, да и баба к тому ж, а в лошадях души не чаяла. И хазарин о том, должно быть, ведал. Хитёр!..
– Будь по твоему,-согласился воевода,-Скажи Гуннару,-велел он Спегги,-пусть накормят пленника и молока дадут, но спать покуда не позволяют. Нынче же ко княгине его поведу.
Ильфат, а за ним следом горбатый хускарл вышли прочь. Оставшись один, Свенальд поднялся и взял со стола саблю пленника. По её обложенным чеканной бронзой ножнам диковинной змейкой извивалось магометанское заклятие. Свенальдов меч тоже украшали письмена, но иные, совсем не схожие с арапскими, прямые и ровные, будто рубленные раны.
Воевода
Свенальд вскинул, вдруг, руку в коротком замахе, шагнул, и подавшись вперёд грузным телом, с оттягом рубанул воздух.
Сабля, задорно свистнув, сверкнула молнией, а воеводу, с непривычки к чужому оружию, едва не закрутило. На ногах устоял, но бок, и даже спину открыл для вражьего удара. Такой промах, случись в поединке, стоил бы ему живота.
Свенальд вернул клинок в ножны и задумавшись, мотнул головой. Умелому мечнику, свыкнуться с чужим оружием надобен срок, но чтобы понять его и одного-двух взмахов хватит. Свенальд с мечом давно уж сроднился.
Для сабли потребна иная сноровка. Лёгкая она. Рубить можно, лишь рукою махая, а телом давить нужды нет. Так оно выходит скорее - на один удар меча два, а то и три, сабельных придётся. Однако ж, сила не та. С бездоспешным воином ладно, но щит, да и кольчуга тож, против сабли устоят. Ну, разве клинок булатным окажется. Зато мечом, ежели уж достал супротивника, то с единого раза до груди развалишь. Однако, без брони на степняка ходить не след - посечет. Да и самому разить лучше скупо, но верно.
Поначалу Свенальд не углядел в полонённом хазарине для себя проку, и подумывал, было, опоить его дурманом, да заколов на заре, уложить в могилу со Свейном. Человечья жертва Одноглазому во всякую пору угодна, да и дружине кровавая тризна пришлась бы по нраву. Пожалуй, так бы и поступил, да сметливый хускарл угадал вдруг в Ильфате лазутчика бека. Хазарин же, не став отпираться, вымолвил то, о чём помыслил сам воевода. Нынешняя княгиня своенравна без меры. И злопамятна. Свенальд, зная о ней много худого, для Ольги что кость в глотке. Теперь-то ей до него не дотянуться, а после как сложится? Наперёд загадывая, не союз с каганатом против Киева, но сговор с хазарским беком против Ольги может понадобиться.
Что же до Ильфата, то ведая о его коварстве, Свенальд был от него оборонён, а хазарин напротив - в его власти. Ильфату нынче лукавить с воеводою, всё одно, что сабелькой махать. Пусть-ка попробует, ежели придёт охота. Одного удара в ответ довольно будет.
Вновь положив саблю на стол, воевода успел только помыслить, что Спегги запропастился куда-то, как он тут же и явился. Да, не один, с Ульфом.
Увидав хромоту сына, Свенальд нахмурил чело.
– Не тебе ли знахарь велел лежать поболе?
– Не бранись, отец!- Ульф без спросу уселся на скамью.-Я не праздно тебя искал. О важном речь!
Свенальд глянул на Спегги, но тот лишь пожал плечами - мол, сам не ведаю.
– Недосуг мне,-нетерпеливо махнул рукой воевода.-Ныне лазутчика вражьего взяли. Я уже о многом от него дознался. Теперь к Хельге поведу. Как вернусь, тебя выслушаю.
– Погоди, отец! Сядь, прошу, и позволь мне говорить. Тогда, быть может, уже ныне ты поведаешь Хельге как ей взять Искоростень.
Свенальд нахмурился и пусть нехотя, но уселся.