Иисус неизвестный
Шрифт:
Поднял бич на других, зная, что на Него самого будет поднят сейчас. Крестные гвозди целуем; поцелуем же и два эти бича — тот, на Него, и этот, Его.
Сколько усилий умных и глупых, добрых и злых, чтобы вырвать бич из рук Господних! Кому это нужно, кто этому радуется? Новые буддисты, толстовцы, «непротивленцы», теософы, розовой водой кровь Господню разбавляющие; овцы настоящие и волки в овечьих шкурах; благочестивые глупцы и мошенники; все, кто ударившему их в правую щеку подставляет другую, не свою, а чужую? Да, все. Но больше всех — «счастливейший из людей» на земле, неуязвимейший из негодяев, невидимейший и действительнейший убийца Христа, возлюбленный сын дьявола,
Сколько бы, однако, люди ни вырывали бич из рук Господних — не вырвут.
Он придет. Он не минует, —
В ваши храмы и дворцы.
К вам, убийцы, изуверы,
Расточители, скопцы,
Торгаши и лицемеры,
Фарисеи и слепцы!
Вот, на празднике нечистом,
Он застигнет палачей,
И вопьются в них со свистом
Жала тонкие бичей.
Хлещут, мечут, рвут и режут;
Опрокинуты столы…
Будет вой, и будет скрежет.
Злы пеньковые узлы.
Тише город. Ночь безмолвней.
Даль притайная пуста.
Но сверкает ярче молний
Лик идущего Христа. [731]
«Время было вечернее», — по воспоминанию одного очевидца, Петра-Марка (11, 19); будет гроза, по воспоминанию другого очевидца, Иоанна.
Ближе, все ближе глухие гулы далекого грома, ярче, все ярче молнийный блеск — огненный бич, призрачнее бледность исполинских столпов притвора Соломонова, ужас неземной гонит все стремительней бегущих под свистом Бича.
731
З. . Гиппиус, Стихи. Дневник 1911–1921, с. 94, «Шел» — Написано в Петербурге, в мае 1918 г, в самые черные дни коммунизма.
Как бы лучи исходили из глаз Его, и теми лучами устрашенные, бежали они. Radii prodierunt ex oculis ejus, —
уцелело, может быть, тоже «воспоминание очевидца» в «Евангелии от Евреев», почти современном нашим каноническим четырем Евангелиям и нисколько не менее исторически подлинном. [732]
Огнь, исходящий из глаз Его, —
Очи Его — как пламень огненный (Откр. 1, 14), —
будет на Страшном Суде страшнее бича.
Жжешь меня! жжешь меня! , , —
732
Zahn, 170. — In libris evangeliorum, quibus utuntur Nazareni, ар. Hieronym. Кажется, несомненно подлинный отрывок из «Ев. от Евреев». — James, Journal of theol. Stud., 1906, p. 566.
люди и бесы вопят уже здесь, на земле. [733]
Царь Ужасного Величия.
Rex tremendae majestatis. [734]
Вот Он идет… И кто выдержит день пришествия Его, и кто устоит, когда Он явится? Ибо Он — как огнь расплавляющий. (Мал. 3, 1–2.)
И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный спрятались в пещеры и в расщелины гор; и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто устоит? (Откр. 6, 15–17).
733
Macar., Homel., XII; 9. — Resch, Agrapha, 205.
734
Thomas Celano, Dies irae.
«Выгнал
не позволял, чтобы кто-либо пронес какой-либо сосуд, через храм. (Мк. 11, 16).
«Храм да не будет проходным двором» — исполнил и эту черту-йоту Закона с такою точностью, что и фарисеи-законники могли бы позавидовать. [735] Чтобы это сделать, должен был, вероятно, поставить у всех входных ворот во Внешний двор храма, har-haba"it, надежную из Своих людей стражу. Сын овладел домом Отца, как приступом взятою крепостью; сделался в нем, хотя бы на несколько часов, полным хозяином. [736]
735
Joseph., Apion., II, 7: denique ne vas quidam aliquod portari licet. — Berachoth, IX 8, 5; VII, 19. — Klausner, 315. — Klostermann, Das Marcus-., 131.
736
. Monnier, Miss hist. d. Jes., 271.
Видел, может быть, и это Пилат, но продолжал не вступаться. И если бы Иисус ковал железо, пока горячо, и с помощью таких преданных Ему членов Синедриона, как Иосиф Аримафейский и Никодим (Ио. 7, 50–52; Мк. 15, 43), так же быстро и легко, не нарушая тишины и порядка, овладел Синедрионом, как храмом, то, очень вероятно, Пилат и в это не вступился бы: кто из двух одинаково для него презренных иудеев будет во главе Синедриона, Иисус или Ганан, не все ли равно, — только бы смирно сидел.
Слово Господне о римской подати:
кесарево кесарю, а Божие Богу (Мк. 12, 17), —
понятое как совершенная покорность власти Рима (а иначе и не могли бы понять его римляне), — показалось бы мудрым не только Пилату, но самому Тиберию. С Римом, — так, по крайней мере, кажется нам с нашей человеческой, исторической точки зрения, — мог бы Иисус поладить на время, если бы только хотел.
Так же мог бы он поладить и с народом Божьим, Израилем. Давеча, когда входил во храм, —
весь город пришел в движение, и спрашивали. «Кто это?» Толпы же народные отвечали: «Пророк из Назарета Галилейского». (Мт. 21, 10–11).
И прибавляли шепотом, на ухо, так, чтобы не выдать эту святую и страшную тайну врагам:
не это ли Мессия-Христос? (Мт. 12, 23.)
Тайну эту, может быть, до конца сохранили бы, пока не открыл бы ее всему Израилю, всему человечеству Он сам.
Страшная Иудейская война-восстание 70 года — нечто небывалое во всемирной истории: целый народ, одержимый Богом или дьяволом, самоубийца или мученик за царство Божие. Если бы вождем такого народа оказался такой человек, как Иисус, то какая началась бы «революция», опять-таки не в нашем, «демоническом» смысле, а в Его, божественном; какой огонь на земле возгорелся бы!
Огонь пришел Я низвесть на землю и как желал бы, чтоб он уже возгорелся. (Лк. 12, 49.)
Сердце мира — Израиль; сердце Израиля — Иерусалим; сердце Иерусалима — храм: храмом овладев, овладел бы миром Иисус. И даже от Креста не отрекаясь (о, конечно, кончилось бы все-таки Крестом!), мог бы это сделать, — только не спеша на Крест так, как спешил; отсрочив его с пяти дней на пятьдесят, пятьсот, или на больший, нам, а может быть, и Ему самому тогда еще неведомый, срок; только сказав, как столько раз уже говорил: