Иисус неизвестный

Мережковский Дмитрий Сергеевич

Чтобы разрушить старое и новое создать, нужен «переворот», «революция». — «Если не обратитесь, не перевернетесь, не опрокинетесь, — не войдете в царство Небесное» (Мт. 18, 3). Это мы уже слышали на горе Блаженств; это надо помнить и здесь, на горе Страстей, чтобы понять, что произошло в Очищении храма. Для этого «переворота» — «перевертывания», «опрокидывания» — единственного пути в царство Божие, — страшно не подходит наше, слишком человеческое, «демоническое», хотя бы в древнем смысле «полубожеское», слово «революция». Но у нас другого слова нет и, кажется, долго еще не будет. В том то и беда наша, что лишь в этом темном и почти всегда обратном, опрокидывающем, но не всегда искажающем, иногда и страшно точно отражающем, демоническом зеркале — Революции, — мы можем увидеть самые нужные

нам, близкие, братские, человеческие и неизвестные черты в лице Христа Неизвестного — Освободителя.

Будем же помнить, что мы употребляем для Него наше человеческое слово «революция» в новом, иногда противоположном старому, «обратном», «перевернутом», «опрокинутом» — божественном смысле.

VIII

В городе Фессалонике, когда произошло «возмущение в народе», — от Павловой проповеди, то «не уверовавшие (во Христа) Иудеи, возревновав и взяв с площади каких-то негодяев, повлекли братьев (уверовавших Иудеев и Эллинов) к городским начальникам, вопя, что эти всесветные возмутители (возмущающие вселенную), — пришли и сюда и поступают против повелений кесаря, почитая не его, а другого царем, — Иисуса» (Д. А. 17, 1–6).

Правы, конечно, по-своему, хотя и обратно, неожиданно для себя, эти враги Господни: в самом деле, ученики Христовы — «всесветные возмутители», люди «всемирной революции»; были ими тогда и всегда могут ими снова сделаться. Величайший же из них и «возмутительнейший» — сам Христос. Если поняли это те захолустные охранители порядка, то насколько лучше должен был понят мудрый церковный политик, первосвященник Ганан.

Иисус — против Ганана, Первый Двигатель — против неподвижного, Возмутитель — против Охранителя. Знает Ганан, что твердыня порядка — Закон, а твердыня Закона — Храм. Смертный приговор себе произносит Иисус, когда говорит здесь, в бывшем доме Господнем, нынешнем доме Ганановом: «Я разрушу храм». В львиное логово вошедший Агнец дразнит льва: «Я тебя пожру». И всего удивительней, что знает лев или скоро узнает, что так и будет.

Знают это, может быть, и слуги Ганановы, храмовые менялы-банкиры, trapezitai (точный перевод евангельского слова trapeza — «меняльная лавка», banka на итальянском языке средних веков и на всех языках мира). С них-то и начинает Иисус «перевертывать», «опрокидывать» все: «столы меновщиков опрокинул». Хлещет по ним бич Господень, и правильно сложенные столбики монет рассыпаются, катятся, звеня, по гладкому полу. «Какой грабеж!» («экспроприация», по-нашему) — вопят менялы-банкиры, и кажется им, что пришел конец всему: началось «возмущение в народе», такая «революция», какой никогда не бывало. Правы и они опять-таки по-своему. Правее же всех — меняла менял, банкиров банкир, первосвященник Ганан.

Тенью лишь от облака это пройдет по земле, но в облаке — гроза. Это было и будет. Очищение храма есть первое во всемирной истории видимое всем и понятное, «мятежное», «возмутительное», «революционное» (все в том же, конечно, новом обратном, сверхисторическом смысле) действие Христа Освободителя. [726] Но первое будет и последним: тотчас же за ним Крест.

Всех, доныне единственно возможных во всемирной истории, человеческих — «демонических» революций конец, — начало последней сверхисторической Революции Божественной, — вот что такое Очищение — Разрушение храма.

726

. Monnier, La mission histor. de Jes., 1915, p. 272 «acte r'evolutionnaire». — Ed. Meyer. Urspr. d. Christen., I, 165: «перед насильем не отступил Иисус Er schreckte vor Gewaltt "atlgkeiten nicht zur"uck». — Hamack, Das Wesen des Christentums, 88. — Osk. Holtzmann, Leb. Jes., 386.

IX

Могли Иисус не то что быть, а хотя бы только казаться «революционным насильником»; мог ли, в этом смысле, поднять бич Тот, Кто сказал: «Злому не противься (насильем); правую щеку ударившему тебя подставь и другую»; «Любите врагов ваших» (Мт. 5, 39–44) и прочее — все, что мы затвердили так бесполезно-безнадежно-бессмысленно, как таблицу умножения? Нет, не мог. Но если это так, то почему же столько о биче «соблазнов» было и будет, столько отчаянных усилий вырвать бич из рук Господних?

Бич — только «символ», «прообраз»; плотского бича вовсе не было, — начинает соблазняться уже Ориген. [727] Но если так, то почему же ев. Иоанн изображает бич с такою наглядно-вещественной точностью: «свил бич из пеньковых веревок»? Судя по тому, что бич выпал из синоптиков, он уже и для них был «соблазном», skandalon; уже и они испугались «революционного насилия» (этот страх и соблазн — лучшая для нас порука в том, что память о биче исторически подлинна). Очень знаменательно, что в одном только IV Евангелии, самом «духовном» и «нежном» из всех, уцелела эта «грубость» и «вещественность». «Тайно пил Иоанн из сердца Господня» (Августин); выпил из него, может быть, и эту грозную тайну Бича.

727

Orig., in Joah., X, 16. — Keim, III, 99.

«Злому не противься, насильем». — Кто это сказал, не мог поднять бича; но не мог ли Тот, Кто сказал:

царство небесное силой (насильем) берется, , и (только) насильники, , восхищают его, (Мт. 11, 13), —

«приступом берут», входят в Царство, как в осажденную крепость. Первый вошел в него сам Царь-Христос — «Насильник», . О, конечно, мы бы не посмели произнести это до ужаса загадочное слово о Нем, если бы Он сам его не произнес!

Противоречие между двумя словами — тем, о «непротивлении злу насильем», и этим, о вхождении в царство Божие «насильников», — неразрешимо, если два эти слова — два неподвижных догмата; но если это два движущихся религиозных опыта, то в опыте Страстей Господних и наших противоречие, может быть, разрешается. [728]

728

Очень возможно, что здесь, в IV Евангелии, едва уловимой вставкой, интерполяцией, «овец и волов», в нашем каноническом чтении (слово , «овцы», среднего рода, грамматически не согласовано со словом , «все», мужского рода, отклоняется бич от достойных его, людей на невинных скотов — Wellhausen, Das v. Joh., 1908, 5, 15. — Spitta (Das Joh. — v., 73) возражает против этого, но неубедительно.

Что такое жизнь? «Противоположное-согласное», по чудному слову Гераклита; «из противоположного — прекраснейшая гармония»; «из противоборства рождается все»: [729] «все противоположности — в Боге». [730] «Да» и «нет» — в высшем «да»; Сын и Отец — в Духе: вот что такое жизнь.

Самое живое лицо, самое «противоположно-согласное», — Его. Два лица:

придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные. (Мт. 11, 28.) —

одно, а другое:

729

Heracl., Fragm., 8.

730

Heracl., Fragm., 67.

идите от Меня, проклятые, в огонь вечный. (Мт. 25, 41.)

Благостный — Яростный; Агнец пожираемый — пожирающий Лев. Два лица? Нет, одно. Но мертвые, в догмате, никогда не увидят этого Живого Лица; его увидят только живые, в опыте.

X

Меньше всего христианство есть буддийское, толстовское «непротивление злу насильем». Что же отделяет т'o от этого? Бич Господень.

Вечная мука всех честных людей — как бы раз навсегда предрешенная в судьбах мира, каким-то дьявольским промыслом предустановленная защищенность, неуязвимость, безнаказанность, всех овладевших миром негодяев, все равно «революционных», «мятежных» или «охранительных». О, если бы знать, что бич Господень ударил по лицу хоть одного из них, — какая была бы отрада!