Искра жизни (перевод М. Рудницкий)
Шрифт:
— Какой идиотизм посылать нам еще и этих! — вырвалось у него в сердцах. — Тут своих не успеваешь проредить, а они вешают на тебя целый этап! Бред! Почему сразу не послать эту ораву в лагерь уничтожения?
— Видимо, потому, что лагеря уничтожения слишком далеко на востоке.
Нойбауэр поднял на него глаза.
— Что вы имеете в виду?
— Слишком далеко на востоке. Нельзя перегружать шоссе и железные дороги, они сейчас нужны для других целей.
Нойбауэр вдруг почувствовал, как холодные щупальца страха снова сжимают желудок.
— Ясное дело, — подтвердил
Вебер ничего на это не ответил. Нойбауэр недовольно на него покосился.
— Прикажите, чтобы люди легли, — распорядился он. — Тогда они меньше похожи на воинскую часть.
— Слушаюсь! — Вебер нехотя сделал несколько шагов вперед. — Лечь! — скомандовал он.
— Лечь! — понеслась команда вдоль строя.
Заключенные рядами повалились на землю. Вебер вернулся назад. Нойбауэр хотел было уже отправиться к себе домой, но что-то в поведении Вебера ему не нравилось. Он остановился. «Вот тварь неблагодарная! — подумал он. — Ему только что выхлопотали крест «За боевые заслуги», а он уже опять нагличает! Что за люди! Да и что ему терять? Пару побрякушек со своей цыплячьей груди героя — больше ничего, у-у, наемник!»
Налета не последовало. Некоторое время спустя сирены дали отбой. Нойбауэр повернулся к Веберу.
— Как можно меньше света! И не тяните вы с распределением людей по баракам. В такой темноте все равно ни черта не видно. Остальное завтра старосты с канцелярией сами уладят.
— Слушаюсь!
Нойбауэр не уходил. Он решил посмотреть, как уведут этап. Люди поднимались с трудом. Иные до того устали, что где легли, там и заснули, и теперь товарищи их расталкивали. Другие остались лежать — эти уже идти не могли.
— Мертвых в крематорий. Тех, кто без сознания, тащить с собой.
— Слушаюсь!
Наконец колонна построилась и медленно двинулась вниз к баракам.
— Бруно! Бруно!
Нойбауэр чуть не подпрыгнул. От главных ворот прямо через плац к нему шла жена. Конечно, она была на грани истерики.
— Бруно! Что случилось? Почему тебя нет? Ты не…
Встретив взгляд мужа, она запнулась. Следом за ней шла и дочь.
— Что вам здесь надо? — еле сдерживая кипящую ярость, поскольку Вебер был рядом, тихо спросил Нойбауэр. — Как вы вообще сюда попали?
— Часовой. Он же нас знает. А ты все не возвращался, я подумала, уж не случилось ли чего. А эти люди…
Сельма огляделась, словно только что очнулась от тяжелого сна.
— Разве я вам не говорил, чтобы вы оставались только в моей служебной квартире? — спросил Нойбауэр все еще тихим голосом. — Разве я вам не запретил сюда заходить?
— Отец! — взмолилась Фрея. — Мама чуть с ума не сошла от страха. Эта ужасная сирена, прямо над ухом.
Этап как раз сворачивал на главную улицу зоны. Арестанты проходили совсем рядом.
— А это что такое? — прошептала Сельма.
— Это? Да ничего особенного. Этап сегодня прибыл.
— Но…
— Никаких «но»! Вам здесь нечего делать! Марш отсюда! — Нойбауэр подталкивал жену и дочь к воротам. — Живо! Марш!
— Но какой у них вид! — Сельма,
— Вид? Это заключенные! Изменники родины! Какой у них должен быть вид? Как у надворных советников?
— А те, кого там несут, это же…
— Все, хватит с меня! — заорал Нойбауэр. — Только этого мне недоставало! Нюни распускать! Эти люди доставлены к нам сегодня. Как они выглядят… словом, мы тут совершенно ни при чем! Напротив! Их к нам прислали подкормиться. Разве не так, Вебер?
— Так точно, господин оберштурмбанфюрер!
Вебер скользнул по Фрее чуть насмешливым взглядом и ушел по своим делам.
— Ну что, убедились? А теперь марш отсюда! Здесь вам запрещено находиться. Это вам не зоопарк.
Он настойчиво подталкивал жену к выходу. Больше всего он боялся, как бы Сельма сейчас чего не ляпнула. Такие времена — только и смотри, только и озирайся. Ни на кого положиться нельзя, и на Вебера тоже. Вот черт, угораздило же Сельму и Фрею заявиться, как раз когда этап прибыл! А он забыл им сегодня сказать, чтобы оставались в городе. Впрочем, Сельма все равно бы не осталась. Черт ее знает, отчего она такая нервная. А ведь со стороны посмотреть — какая солидная, представительная женщина. Но как сирену услышит — визжит, словно резаная.
— А с вахтой будет особый разговор. Просто взять и пропустить — это как называется? Этак они любого пропустят.
Фрея обернулась.
— Сюда мало кто захочет.
У Нойбауэра на секунду даже дыхание перехватило. Это еще что за новости? Фрея! Его плоть, его кровиночка? Его зеница ока? Мятеж! Он пристально взглянул в спокойное лицо дочери. Нет, она не это имела в виду. Она не хотела его обидеть. Он простодушно рассмеялся.
— Ну, не знаю, не знаю. Эти вот, с этапа, просто умоляли, чтобы мы их приняли. Умоляли! Плакали! Ты бы посмотрела, как они у нас будут выглядеть недельки через две-три. Не узнать! У нас же лучший лагерь во всей Германии! Этим и славится. Курорт, да и только.
На подходе к Малому лагерю от этапа оставалось еще человек двести. Это были самые слабые. Они поддерживали друг друга. Зульцбахер и Розен тоже были здесь. Обитатели бараков по отделениям выстроились на улице. Они знали — командует разводом сам Вебер. Поэтому Бергер назначил сегодня пятьсот девятого и Бухера дневальными и послал за едой, таким образом он надеялся уберечь их от встречи с начальником режима. Но с кухни их отправили восвояси. Сказали, что еда будет не раньше, чем разместят пополнение.
Света нигде не было. Лишь в руках у Вебера и шарфюрера СС Шульте вспыхивали изредка карманные фонарики. Старосты бараков им докладывали.
— Остальных распихайте сюда, — приказал Вебер заместителю старосты лагеря.
Тот начал распределять новеньких по секциям, Шульте контролировал. Вебер нехотя двинулся дальше.
— Почему тут гораздо меньше, чем там? — спросил он, подойдя к секции «Г» двадцать второго барака.
— Помещение меньше, чем в других секциях, господин оберштурмфюрер.