Испанский сон
Шрифт:
— Ладно, — сказал он, отсмеявшись. — Мы решили?
— Да, — сказала она, глядя на него с обожанием.
— Значит, будешь писать. Моя помощь нужна?
— Не знаю. Я должна подумать. Мне бы собраться с мыслями…
— Что ж.
— А сейчас… может быть, кофе?
— Почему нет.
Она осуществила свое маленькое желание — отнесла в комнату кофе и пристроилась, как вчера, на ковре у журнального столика, в то время как Корней Петрович сел в кресло и взял в руки свою трубочку. Она сосредоточилась. Она вспомнила, как единственный раз, очень давно, писала Отцу из районной больницы. О чем было то детское письмецо? Наверно,
— Думаешь о письме? — спросил Корней Петрович.
— Да.
— И что ты напишешь? Что именно?
— Ну…
Она замялась, не уверенная, что хочет его помощи в этом.
— Папочка, — предположил адвокат, — расскажи им про Царство, чтобы Тебя поместили в сумасшедший дом — так?
Она подумала.
— Ты прав. Я просто не знаю. Какая я дура…
— Хватит самокритики, — строго сказал он, протянул ей бумагу и стал диктовать. — Отец! Чего сидишь? Пиши! «Так как Царство теперь открыто людям, остается нам лишь проповедовать Его как можно шире, чтобы всем стало ясно, как это хорошо и как правильно Ты все делал. Начала было я проповедовать, э-э… но у меня у одной получается плохо. Не могу без Твоей поддержки». Что-нибудь ласковое здесь нужно, чувствительное…
— «Горько мне без Тебя, сиротливо», — продиктовала Марина самой себе, ощущая себя участницей какого-то до невозможности странного жизненного спектакля, где обычные слова получали многослойный смысл и уже не было просто правды и просто вымысла. Ласка специальным письмом оказалась слишком уж необычной. — «Тоска Сам знаешь какая…»
— На тоске не надо бы концентрироваться, — озабоченно заметил адвокат. — Твоя цель ведь не чтобы Он еще больше переживал, а чтобы начал им рассказывать…
— «Проповедовал бы и Ты тем, кто Тебя неволит».
— Это лучше.
— «Может, отпустят Тебя быстрей; а нет, так все одно благое дело сделаешь — хоть задумаются».
Она замолчала.
— Не знаю, что дальше.
— Последняя фраза плохая, — сказал адвокат. — Не нужно ронять в Него сомнения в удаче этой миссии. Допустим, так… «Не сразу, конечно, Тебе поверят… будут смеяться, глупости говорить… Ты должен проповедовать им терпеливо и упорно. Особенно про змея… про Царя…» Перечитай все, что написала.
Она по инерции начала писать последнюю фразу.
— Как тебе? Может это вообще подействовать?
— Кажется, да, — сказала она с удивлением, зачеркнув пару слов. — Конечно, это нужно переделать… но идея… Мне бы такое никогда не выдумать. Ты просто гений.
— Я просто адвокат.
— Ты гениальный адвокат.
Корней Петрович усмехнулся.
— Иди на кухню и пиши начисто. Дополняй теперь всякими подробностями, чувствами…
— А ты?
— А я посмотрю телевизор. Можно?
— Извини…
Он послал ей воздушный поцелуй. Она ушла на кухню. Она писала долго
Она дописала, наконец, и какое-то время сидела в отупении, уже потеряв способность оценить последний вариант. Было раннее время — обычное время сладкого часа — но ей уже захотелось спать. Замелькали побочные, смутные мысли… Как сейчас дом — не залезли ли воры? Разрешают ли посещения в психушках? Забыла расспросить Корнея Петровича еще о чем-то… ах да, об Ольге… завтра… потом…
Когда Корней Петрович появился на кухне, она спала, положив голову на исписанные страницы. Он отнес ее в спальню, раздел и уложил в постель, намереваясь затем вернуться на кухню и прочитать то, что она написала. Но это пришлось отложить наутро, потому что она уже не дала ему уйти. Не просыпаясь, как сомнамбула, она вцепилась в него двумя руками, и единственное, что он с трудом сумел сделать перед тем, как лечь рядом с ней — это раздеться, да и то не полностью.
На следующий день Корней Петрович отнес письмо. День был похож на предыдущий — снова она ждала его дома, готовила еду, ждала и переживала, снова, как собачка, радовалась, когда он пришел, снова они сидели и ужинали, и он обстоятельно описывал свое свидание с Отцом и как Отец читал то, что она Ему написала.
— Теперь — что? — спросила она, натешившись рассказом.
— Теперь ждем, — сказал адвокат.
— Я должна привезти Ему вещи.
— Какие вещи?
— Всякие… Белье, книги… Еду…
— Про книги забудь. Насчет остального — я скажу, когда будет можно.
— Но там кормят? Там тепло?
— Да, да…
Она успокоилась.
Они пили кофе. Опять он в кресле с трубочкой, а она — на ковре у журнального столика. Так возникают привычки, подумала она и почувствовала, что нуждается в отдыхе, в ласке. Она заслужила отдых и ласку.
— Ты мне еще кое-что обещал. Позавчера.
— Да?
Он недоуменно потер лоб.
— Хм.
— Про Ольгу, — подсказала она. — Продолжение.
Он крутанул головой и усмехнулся.
— Смотри-ка. Мне показалось, ты так хотела спать…
— Нет, я все помню. Ты замечательный рассказчик.
— Наверно, дело не в том, какой я рассказчик. Просто ты правильно понимаешь мои ощущения…
— Да.
Она видела, что он не готов. Но она не хотела длинных философских разговоров. Ей все острее хотелось ласки. Сладкий час требовал своего.
— Я помню все, что ты рассказывал, — медленно произнесла она, возвращая его к теме. — Напомнить?
Он прищурился.
— Попробуй…
— Ты остановился на… на подмышке…
— Я на ней остановился?
— Позавчера — да… а на самом деле…
— Расскажи мне, — предложил он, — как было на самом деле.
— Но это же было с тобой, — заметила она.
— Ну немножко. Пофантазируй, прошу.
— Хорошо, — согласилась она запросто. — Знаешь, как морские улитки ползут по камням? Они втягивают в себя все, что находят, чтобы обсосать это или проглотить. Так же ползли ваши рты, твой и Ольги. Твой рот полз по ее подмышке и втягивал в себя пахучие и соленые волоски. Ее же рот полз по ноге, забрызганной твоею спермой… Тебе нравится такая фантазия?