Испытание невиновнстью
Шрифт:
— Ну и ну, — присвистнув, сказал Филип.
— И бесполезно.., бесполезно объяснять ему, что я не убивала. Он ведь все равно не поверит, правда?
— Должен поверить, раз ты это отрицаешь.
— Я не убивала! — взволнованно воскликнула Эстер. — Слышишь? Это не я! Не я! Не я! — Она вдруг махнула рукой и замолчала. — Звучит неубедительно, — проговорила она.
— Правда часто звучит неубедительно, — утешил ее Филип.
— Мы.., мы не знаем, — продолжила Эстер. — Никто не знает. И все тайком друг за другом наблюдают. Мэри посматривает на меня. И Кирстен. Она так бережно за
— Бога ради, Эстер, не болтай глупостей. Выход всегда можно найти. И даже не один.
— Например? Нет, ничего нельзя сделать. Для меня все пропало. Разве можно жить с этим дальше, вот так, день за днем? — Она посмотрела на Филипа. — Ты, конечно, считаешь меня ненормальной. А что, если это и вправду я убила? И теперь мучаюсь от раскаяния? Может быть, вот здесь, — она картинно прижала руку к груди, — хранятся страшные воспоминания.
— Не будь дурочкой.
Филип поднял руку и притянул Эстер к себе. Она почти упала поперек его кресла. Он поцеловал ее.
— Хороший муж, вот кто тебе нужен, моя девочка, — сказал он. — А не этот напыщенный молодой болван Дональд Крейг, у которого голова набита психиатрией и учеными словечками. Ты такая глупенькая, такая дурочка и — совершенно прелестная, Эстер.
Открылась дверь, и на пороге застыла Мэри Даррант. Эстер оттолкнула Филипа и поднялась, а он смущенно улыбнулся жене.
— Я тут пытаюсь приободрить Эстер, Полли, — объяснил он.
— О, — только и произнесла Мэри.
Она вошла в комнату и бережно поставила поднос на столик рядом с креслом Филипа, демонстративно не глядя на Эстер. Девушка растерянно смотрела то на мужа, то на жену.
— Ну ладно, — наконец сказала она. — Я, пожалуй, пойду и.., пойду и…
Так и не договорив, она вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь.
— Эстер в тяжелом состоянии, — сказал Филип. — На грани самоубийства. Я пытался отговорить ее, — добавил он.
Мэри хранила ледяное молчание. Он протянул к ней руку. Она отстранилась.
— Полли, я тебя очень рассердил? Очень-очень?
Она не ответила.
— Наверно, из-за того, что чмокнул ее? Ладно тебе, Полли, один маленький, ничего не значащий поцелуй — жалко тебе, что ли? Она такая хорошенькая и такая глупенькая, я вдруг почувствовал, что.., что хорошо бы мне снова стать веселым малым и закрутить какой-нибудь романчик, а то и два. Иди сюда, дай я тебя поцелую. Поцелуемся и помиримся, хорошо?
Но Мэри Даррант в ответ холодно произнесла:
— Ешь суп, а то остынет.
И ушла в спальню, закрыв за собой дверь.
Глава 18
— Тут внизу молодая дама, сэр, хочет вас видеть.
— Молодая дама? — удивился Колгари. Кому это он понадобился? Он оглядел заваленный бумагами стол. Тактично приглушенный голос швейцара повторил в трубку:
— Настоящая леди, сэр. И очень приятная.
— Ну ладно. Пусть поднимется.
Колгари усмехнулся про себя. Лестный отзыв и уважительный швейцарский полушепот развеселили его. Однако интересно все-таки,
— Вы? — вырвалось у него от неожиданности. Но тут же, спохватившись, он пригласил:
— Входите, пожалуйста. Милости прошу.
Он втянул Эстер в переднюю и захлопнул дверь. Поразительно.., она и сейчас произвела на него почти такое же впечатление, как и при первой встрече. Вопреки чопорным лондонским правилам, она была без шляпы, темные кудри в поэтическом беспорядке вились вокруг щек и лба. Из-под распахнутого твидового пальто виднелись темно-зеленая юбка и свитер. Словно она только вернулась с прогулки по холмам и даже еще не успела перевести дух.
— Пожалуйста, — пробормотала Эстер, сразу же приступая к делу, — прошу вас, вы должны мне помочь.
— Я? Помочь вам? — с недоумением переспросил он. — В чем именно? Разумеется, чем смогу, помогу.
— Я не знаю, что мне делать. К кому обратиться. Но кто-то должен мне помочь. Я так больше не могу, а затеяли все это вы.
— Вы оказались в беде? С вами случилось что-то серьезное?
— Мы все оказались в беде, — ответила Эстер. — Но человек — эгоист. В этом смысле, что я думаю только о себе.
— Присядьте, милая, — ласково пригласил ее Колгари. Он сгреб бумаги с кресла и усадил Эстер. А потом отошел к угловому поставцу[23].
— Вы должны выпить вина, — сказал он ей. — Стакан сухого хереса. Не возражаете?
— Если угодно. Мне все равно.
— Сегодня холодно и сыро. Вам надо согреться.
Он обернулся к ней, держа в руках графин и стакан — она сидела, съежившись, в кресле, такая худенькая и несчастная, что сердце его сжалось от жалости.
— Не переживайте, — сказал он, ставя на столик с ней рядом стакан и наливая в него херес. — Обычно на самом деле все бывает не так плохо, как кажется.
— Так принято говорить, но это не правда, — возразила Эстер. — Так бывает. Бывает даже хуже, чем кажется. — Она отхлебнула хереса и с укором продолжала:
— Мы жили вполне нормально, пока не появились вы. Вполне нормально. И вдруг.., вдруг началось все это.
— Не хочу делать вид, — сказал Артур Колгари, — что не понимаю, о чем речь. Когда я впервые услышал от вас эти упреки, они меня поразили, но теперь я понимаю, чем обернулось для вас мое.., э.., э.., сообщение.
— До тех пор, пока мы считали, что это сделал Жако… — Эстер не договорила.
— Знаю, Эстер. Я знаю. Но надо смотреть глубже. Вы жили в мнимой безопасности. Она была ненастоящая, что-то вроде картонной театральной декорации. Только видимость благополучия, на самом же деле — сплошной обман.
— Если я верно поняла, — сказала Эстер, — вы призываете быть храброй, не хвататься за спасительную ложь, пусть даже это самое легкое? — Она умолкла, словно задумалась. А потом проговорила: — Вот вы вели себя храбро. Это я понимаю. Пришли к нам в дом и рассказали, как все было на самом деле. Не зная, как мы к этому отнесемся, что будем чувствовать. Это был смелый поступок. Меня всегда восхищает смелость, потому что сама я, как вы видите, совсем не из храбрых.