История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек
Шрифт:
— Где твоя машина? — слегка растерянно спросила Надя.
— Во дворе бросил, на Грановского…
— А как сюда добрался?
— На такси.
Надя взглянула на свой будильник. Без десяти шесть.
— Домой тебе пора!
— Слушай, чего ты себе еще один диван не купишь? Я лег бы и сутки проспал! Купи, ладно?
— Обязательно! В следующий раз! — развеселилась неизвестно от чего Надя и поднялась из-за стола. — Пора тебе, иди домой, Володя! — неожиданно для самой себя тепло и ласково сказала она, слегка коснувшись его руки.
— Ого! — воскликнул он, с удивлением взглянув на нее, но без сопротивления встал и направился к двери. В узком коридоре, пытаясь попасть в рукав своей куртки, спросил Надю:
— Прохвост я, да?
— Не знаю, как сам-то думаешь?
— Конечно, прохвост! — И замотал головой, словно отгоняя неприятные навязчивые мысли. Потом посмотрел на нее покрасневшими глазами. — А что было делать? Насильно мил не будешь! Так, что ли, говорят?
Надя отворила ему дверь.
— Ты в субботу не убегай от меня, на «Щелкунчика» сходим.
После его ухода она еще долго сидела у неубранного стола.
Спать не хотелось, то ли от выпитого крепкого чая, а быть может, от мыслей, обуревавших ее. Отчего вдруг так неприятно встряхнуло ее, чувство, похожее на простую ревность? Она, конечно, была далека от мысли, что у Володи никого не было, и имела случай убедиться, каким успехом пользовался этот обаятельный и милый парень. Именно про таких говорили: «Не по хорошему мил, а по милому хорош». Не то, что несчастный Клондайк, запертый в казармах под неусыпным наблюдением своих же соратников по охране «врагов народа». У этого сынка была невеста Машка. Машка — внучка, из престижного правительственного дома на улице Грановского. У нее, у этой милой девушки, кроме русского имени, наверное, ничего русского не было и в помине. Дедушка — отдыхающий нарком, маршал или министр, уж верно, позаботился, чтоб у девушки все было из-за «бугра». Парфюмерия из Парижа, остальное могло быть тоже из Франции, из Англии или Штатов, на худой конец, из Финляндии или ГДР. Специальные секции ГУМа или Военторга обслуживали семью девушки Машки. Простые смертные в доме на улице Грановского не проживали. У чугунной изгороди чугунные ворота тщательно запирались на ночь, и комендант в будке, как верный барбос, сторожил покой сильных мира сего. Легко себе представить, какое побоище должен будет выдержать Володя, когда заявит, что элитной невесты, внучки Маши, больше не будет! Мамочка Субботина конечно же не раз видела, как к ее подъезду подкатывает роскошный «ЗИМ» с закадычной подругой и дочкой Машей. Шофер мирно дремлет в машине и терпеливо ожидает, пока подруги обсуждают последние новости моды и светские сплетни, промыв добела кости себе подобным, а нежные отроки тешатся дозволенной любовью. Хорошо! И вдруг такая осечка! Когда бы жила эта Маша в простом доме, да еще и в коммуналке, а не на улице Грановского, за чугунной изгородью, послала бы она, Надя Михайлова, этого Володю, куда Макар телят не гонял. А теперь нет! Будет с них! Теперь она узнала ответ на свой вопрос, мучивший ее «там», на Воркуте. Кому было нужно, чтоб на костях зеков строились все эти Воркуты, Магаданы, Норильски… всех не счесть! Это нужно было им, папам и дедушкам девушки Маши с улицы Грановского, со Староконюшенного, с дома правительства у Каменного моста и тем, кто имел квартиры в священном Кремле. А там, в шахтах, на рудниках, на известковых и цементных заводах, на лесоповалах, трудились, да и до сих пор трудятся для них ум, честь и совесть народа. Оттого и вотще взывали узники, посылая прошения о пересмотре в Генеральную прокуратуру, в Верховный Совет, в МГБ, лично товарищу Сталину, Калинину, Ворошилову, Берия, Абакумову, Руденко… Но заседали там дедушки и папы девушек Машек, и отписывали их помощники и секретари один и тот же ответ для всех: «Оснований для пересмотра нет. Приговор приведен в исполнение правильно!» Нет! Будет с них!
Надька-маленькая, постоянно подрабатывая вечерами в таких «особенных» домах, рассказывала девчатам из бригады, сколько было притащено из Германии «военных трофеев» в виде фарфора, хрусталя, драгоценных гобеленов, картин, люстр и даже мебели. Для Надиной семьи война была великим бедствием, а «эти» и на войне умудрились разжиться. Так пусть же и девушка Маша познает огорчения. Поймет пусть, что можно ездить с шоферами на «ЗИМах», носить драгоценности и наслаждаться природой на дачах с высокими зелеными заборами, а сердцу не прикажешь! И такой же балованный мальчик престижных родителей по своему хотенью, по Божьему веленью предпочел девушке с улицы Грановского бывшую зечку с Воркуты, а теперешнюю плиточницу со стройучастка с ее убогой квартирой. «Уж за одно за это стоило бы полюбить его!» — сказала себе Надя.
Но торжествовала она недолго, стоило ей вспомнить о всех девушках в Речлаге, в этапах и вообще в «тех» местах, которые пребывали там лишь только потому, что важные папы оказались вдруг врагами советского народа, сразу торжеству ее пришел конец. «А чем виновата Маша, что пользуется добытым ее дедушкой? — подумалось Наде. — Ведь и Света Тухачевская, и Петя Якир, и Соня Радек, и многие другие тоже были «престижные» дети.
Великий вождь, лучший друг детей, хоть и провозгласил, что дети за отцов не отвечают, все же действовал согласно Библии: «… в ответе! Да еще до четвертого колена»!
И девушке Маше надобно молиться, выпрашивая прощение у Всевышнего своим отцам и дедушкам за то, что украшают ее квартиру картины и радует глаз драгоценный фарфор на полочках зеркальной горки из растерзанной Германии, а возможно, и конфискованные у бесчисленных врагов народа добрыми папами и дедушками.
В следующий же вечер Володя пришел извиниться за свое нетрезвое вторжение, да еще в неурочный час. Время было позднее, и она, открыв ему дверь, обозлилась: «Небось у Маши до сих пор околачивался, а сюда идет или с бутылкой, или выпивши, как к девке пропащей!»
— Хозяюшка, дайте водицы напиться! Так есть хочется и переночевать негде, — пропел он скороговоркой, едва Надя закрыла за ним дверь.
— Экий смиренный! — она с трудом сдержалась, чтоб не рассмеяться и сохранить строгое выражение лица. — Неприлично приходить в гости после десяти часов вечера. Тебе мама не говорила?
— Я не в гости, я на свой диван. Что, занят?
— Диван твой проживает на улице Грановского!
— Наоборот! Ты перепутала события, он переехал оттуда сюда! — весело возразил Володя и уже протянул к ней руки. Надя, заметив его жест, быстро повернулась и пошла в комнату, краем уха прислушиваясь на всякий случай, не хлопнул ли дверью обиженный гость. Но он нисколько не обиделся, а разделся и совсем по-хозяйски, чем еще больше обозлил ее, прошел в комнату, не ожидая приглашения. Увидев ее сердитое, нахмуренное лицо, он воскликнул:
— Ого! Это уже теплее, кажется, я начинаю возбуждать в тебе эмоции.
— Отрицательные!
— От любви до ненависти один шаг — и обратно!
— Самомнение безграничное! Являешься с таким видом, будто тебя здесь ждут днем и ночью, — с недоброй усмешкой сказала Надя.
— А нет? Разве нет? — Спросил и улыбнулся своей милой, беззлобной улыбкой.
Надя отвернулась, чтоб не видеть его. Против улыбок она была безоружна. Бранить улыбающегося человека ей казалось смешно и мусорно. Пришлось сделать над собой усилье, прежде чем она начала:
— Я хочу серьезно сказать, Володя, что тебе надо вернуться к своей невесте, а сюда забыть дорогу, — с последними словами 0на повернулась к нему лицом и строго посмотрела ему в глаза.
С его лица сбежала улыбка, оно сразу стало жестким и злым.
— Не говори глупости, это невозможно! — отрезал он сердито.
— Если ты попросишь прощенье, она тебя любит и простит!
— Я давно забыл, как просят прощенье!
— Вспомни, это необходимо и в жизни пригодится.
— Пойми, наконец, невозможно, как нельзя вернуть детство. Что было, то прошло! Я не могу обманывать ни ее, ни себя. Я не люблю ее и не хочу…
— Сюда ты тоже ходить не будешь! — быстро перебила его Надя.
— Это почему?
— Я так решила…
— Она так решила! Пуп земли, ось вселенной. Не много ли спеси для одной?
Бес тут как тут: «Ишь, как заговорил! Хозяин нашелся!»
— Я тебе не навязываюсь, к тебе в гости по вечерам с бутылкой не являюсь, и пьяная тоже! Уж какая есть, прошу не обессудьте. Не спесивых найдете на улице Грановского! — гневно осадила его Надя, гордо задрав свой короткий прямой нос.
Володя подошел к ней совсем близко и, заглянув ей прямо в глаза, с удивлением, весело спросил: