История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
Шрифт:
чистая сатира, направленная против темных, животных сил загнивающей
России. Как таковая она была принята и задетой стороной – бюрократами и
выражающими их мнение журналистами, и настроенной против них элитой.
Этой последней автор этих сатир мнился учителем, человеком, несущим
великую идею морального и социального возрождения, врагом темных
общественных сил, другом прогресса и просвещения. И в этом крылось
громадное недоразумение. Произведения Гоголя
обычном смысле. Это была не объективная, а субъективная сатира. Его
персонажи были не реалистическими карикатурами на явления внешнего
мира, но карикатурами на фауну его собственной души. Они были
экстраполяцией «уродств» и «пороков» автора: Ревизори Мертвые души
были сатирой на себя, на внутреннее «я» и оказывались сатирой на Россию и
человечество, только поскольку и Россия, и человечество в этом «я»
отразились. С другой стороны, Гоголь, наделенный сверхчеловеческой силой
творческого воображения (в мировой литературе у него в этом есть равные,
но нет высших), обладал совершенно несоответствующим его гению
пониманием вещей. Идеи свои он вынес из провинциального отчего дома,
получил их от своей простенькой, инфантильной матери; впитанный им в
первые годы литературной деятельности столь же примитивный романтиче-
ский культ красоты и искусства только слегка видоизменил их. Но его
безграничное честолюбие, усилившееся от почестей, воздаваемых ему его
московскими друзьями, побуждало его стать чем-то большим; не просто
комическим писателем, а пророком, учителем. И он довел себя до того, что
уверовал в свою божественную миссию – воскресить морально погрязшую в
грехах Россию.
После появления первой части Мертвых душГоголь, по-
видимому, собирался продолжать их в плане дантовской
Божественной комедии. Первая часть, где были только карикатуры,
должна была быть Адом. Во второй должно было происходить
постепенное очищение и преображение мошенника Чичикова под
влиянием благородных откупщиков и губернаторов – Чистилище.
Гоголь сразу же начал работать над второй частью, но работа не шла
и была отложена. Вместо этого он решил написать книгу прямых
моральных проповедей, которые откроют миру его миссию. Но ему
нечего было дать миру, кроме причудливых масок,
экстраполированных из собственного подсознательного «я», или
сверкающих романтических и героических образов своего
творческого воображения. «Весть», воплотившаяся в новой книге,
была
бездуховных религиозных поучений, слегка обрызганных эстетиче -
ским романтизмом и поданных для оправдания существующего
порядка вещей (в том числе крепостного права, телесных наказаний и
т.п.) и для того, чтобы каждый человек осознал конформизмкак свой
долг и изо всех сил поддерживал нынешний, заведенный Богом,
порядок. Книга под названием Выбранные места из переписки с
друзьями(хотя фактически там никаких мест из подлинных писем не
было), вышла в свет в 1847 г. Гоголь ожидал, что она будет принята с
благоговением и благодарностью, как послание с Синая. Он верил,
что она послужит сигналом для немедленного возрождения россиян к
нравственности от греховности. Вскоре его постигло жестокое
разочарование. Его лучшие друзья, славянофилы, отнеслись к книге с
явным мучительным отвращением. Сам Аксаков, архипастырь
гоголевского культа, написал ему письмо, внушенное горько
оскорбленной дружбой, обвиняя его в сатанинской гордости,
маскирующейся под смирение. После этих упреков, за которыми
последовали и другие, от людей, по его мнению, принадлежавших
ему всецело, яростное и откровенное письмо Белинского,
обвинявшее Гоголя в фальсификации христианства на потребу власть
имущих и в обожествлении реакции и варварства, хотя и глубоко
задело Гоголя, но вряд ли усилило его разочарование в себе. Его
комплекс неполноценности превратился в волну отвращения к себе, и
Гоголь бросился искать спасения в религии. Но он не создан был для
религиозной жизни, и, как бы отчаянно себя к ней ни принуждал, она
ему не давалась. Началось следующее действие его трагедии. Вместо
того, чтобы провозглашать благую весть, которой не обладал, он
попытался совершить то, на что был неспособен. Его начальное
религиозное образование рисовало ему христианство в его
простейших формах: как страх смерти и ада. Но у него не было
внутреннего устремления к Христу. Безнадежность усилилась, когда
он предпринял (в 1848 г.) паломничество на Святую Землю. Душа его
не согрелась от того, что он оказался на земле, по которой ходил
Христос, и это окончательно убедило его, что он погиб безвозвратно.
Из Палестины он вернулся в Россию и провел последние годы в
постоянных разъездах по стране. Он встретился с отцом Матфеем