История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Пятнадцатилетний мальчишка, восьмиклассник, В. Карпенко глядел на эти драматические события в упор – совершались они у него на глазах. Мало того, он не оставался в стороне.
На закате солнца он скачет по степи, чтобы предупредить старшего товарища об опасности. 25 километров – едва не запалил лошадь. Но в хуторе уже немецкий комендант на легковой машине. И товарищ его арестован. Первая жертва… Позже, декабрьской ночью, по этой же степной дороге за ним гналась стая волков; от волков ушёл – угодил в лапы полиции. Его уже искали. Хуторской атаман отправил их с дедом Овчинниковым, бородатым крепким старовером, в станицу – доставить в полицию две пароконные брички и верховую лошадь с седлом. Предназначались они формируемой калмыцкой сотне. Ни брички, ни лошади по назначению не попали. В самые глаза уставилось дуло пистолета разъярённого гильфполицая… Спасла случайность.
Ждали своих. Гремит на востоке, у Котельникова. Уже не надо прислонять на утренней заре ухо к земляному полу – слышно и так. Неожиданно поднялась стрельба за бугром, на западе. Хуторяне теряются в догадках: почему отсюда? кто такие? Трое суток шёл бой в соседнем хуторе Денисовке.
Оказалось, свои. Моряки-дальневосточники. Полгода назад их сняли с кораблей, привезли на Волгу, в Сталинград. В волжском горниле они обрели новое имя – 52-й гвардейский отдельный стрелковый полк. Около месяца, как полк оторвался от железной дороги Сталинград – Тихорецкая – главного направления наступающего фронта. Где-то от станции Котельниково моряки двинулись но бугристому правому берегу реки Сал к Дону, держа курс на Ростов. Под Большой Мартыновкой, в хуторе Рубашкин, перешли на левый низкий берег…
И вот они вдвоём с комиссаром, замполитом. Уже далеко за полночь. Моряки, смертельно уставшие, давно спали; кому не хватило места в хатах, набились в сараи, катухи, зарывались в скирды. Паренёк видит, как замполит мучительно борется со сном, усталостью. Воспалённые глаза уставились в карту. Но сведения важные – не до сна! Он – самый старший начальник.
Два часа назад в эмку угодила бомба; погибли командир полка и начальник штаба. Что же делать? Куда идти? Думал, на восток, навстречу своим. Нет, парень настойчиво твердит своё… В соседних хуторах – немецкие танки. В Мамоне – четыре, в Ермакове – двенадцать… А что дальше?
До железной дороги, в Зимовнике, 60 километров. По гулу – там бои. Один путь – на запад, в хутор Рубашкин, откуда пришли. И уходить немедленно.
В хату ввалились двое. Румяный моряк-лейтенант и коренастый военный кавказского типа, в дублёном полушубке, на животе – автомат ППШ. Докладывает весело: они армейские разведчики, передовые части уже на подходе, утром будут здесь.
Едва закрылась за разведчиком дверь, вспоминает В. Карпенко, он так и вцепился в ожившего от добрых вестей замполита: не верь! Это немецкие диверсанты! Их восемь человек; среди них одна женщина. Командир – кавказец, в полушубке, с автоматом, на белой лошади. Они орудуют уже недели две-три по сальским хуторам под видом разведчиков-красноармейцев. Останавливают днём на дорогах немецкие машины, закуривают и разъезжаются…
Через час взводные силой отрывали ото сна бойцов, ставили в колонны и уводили в предрассветных декабрьских сумерках обратно за Сал. На бугре, за хутором, нашли бесславную могилу предатели-диверсанты. Прождав до полудня своих разведчиков, немецкие танки бросились за моряками в погоню…
За год до конца войны, вернувшись из госпиталя, В. Карпенко продолжал учёбу в школе. Виденное, пережитое не давало покоя. Прошлое – рассказы старших – тесно сплеталось со своим, пережитым.
Над рукописью сидел ночами, после уроков. Летом отвёз в Ростовское издательство десяток толстых тетрадей.
– Роман неважный… – будто извиняясь, заговорил редактор. – И герой сам… оторванный от земли.
Всего ожидал, только не этого. Ведь он же писал о себе и своих сверстниках.
После долго не брался за перо. Другая страсть всецело поглотила его. Пять лет Карпенко не выпускал палитру. Рисунок, живопись, композиция, история искусств… А перед глазами – широкая степь, своя, Сальская, с буграми, балками, буераками, ериками… И – люди. Огромные группы, массы! В движении, экспрессии. Конная атака, рубка… В воображении художника начали уже сливаться в единый сплав события прошлые, услышанные некогда, и своё, пережитое… Так возникал замысел романа о Борисе Думенко, так зарождался роман «Отава».
С неумолимой силой снова потянула литература. Окончил Литературный институт имени Горького. Дипломная работа – роман «Отава»…
Навсегда запомнились молодому писателю слова Всеволода Иванова, сказанные на дипломной защите:
– Роман Владимира Карпепко «Отава» написан в традиционной манере русских реалистических романов, в манере, имеющей уже почти столетнюю традицию. Роман идёт плавно, подробно, – быть может, чересчур подробно; я боюсь, что для читателя он будет несколько утомителен именно своей подробностью и обилием деталей, которые не всегда необходимы. Впрочем, за читателя говорить вряд ли стоит. Персонажи романа, скажем – Лёнька, очерчены выпукло, с большим знанием сельского быта и условий подпольной и неподпольной войны с немецкими фашистами, которую описывает автор. В общем, автор – человек, несомненно, талантливый.
Написать роман об Отечественной войне с немецкими фашистами, – пусть даже на материале быта, ещё не использованном другими авторами, – после ряда выдающихся романов на эту тему – задача нелёгкая. Автор с нею вполне справился, хотя длинноты есть, и длинноты заметные, – особенно во второй части… Постоянно надо твердить самому себе: «Сжато, коротко, без деталей!» В этом залог успеха. Всё же другое у Карпенко есть, и остаётся пожелать ему только работать и работать.
Слова известного писателя укрепили веру в призвание и многому научили. Ещё два года Карпенко работал над рукописью.
Работая над «Отавой», Карпенко часто вспоминал одного из полузабытых героев Гражданской войны – Бориса Мокеевича Думенко. Для многих это имя было совершенно неизвестно. А Карпенко рассказывал о нём как о трагической фигуре, благородном герое Гражданской войны, попавшем в тяжёлое, трагическое, безвыходное положение. Как раз к этому времени стали появляться публикации, в которых заговорили о Думенко как об одном из видных вождей.
В 1967 году Карпенко опубликовал первую книгу романа под названием «Красный генерал» в журнале «Волга», вторая часть появилась в том же журнале в 1969 году. А потом и третья. Вся трилогия получила общее название «Тучи идут на ветер».
Это роман о герое Гражданской войны Борисе Думенко, который был расстрелян в 1920 году в расцвете своей славы и полководческого таланта. Один из организаторов Красной кавалерии, талантливый командир крупных конных соединений, беззаветно преданный революции и трудовому народу, одним из первых получивший высшую награду Республики – орден Красного Знамени. Многие возражали против жестокого приговора, в том числе Сталин и Егоров, но приговор был спешно приведён в исполнение.
В Сальских степях, где прошло детство и юность писателя, помнили Бориса Думенко и свято хранили образ легендарного героя Гражданской войны, с которым судьба обошлась немилостиво. Известно, плохие люди быстро забываются, хорошие надолго западают в сердце. Вот и старые думенковцы в рассказах о Гражданской войне всегда с теплотой вспоминали о нём. Почему всё же так случилось?