Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
– Ивана Ростиславича?
– наконец нарушил молчание Молибожич.
– А чего? Он недалече стоит, сразу с полками, дойти ему просто. А по роду-племени он двухродный брат Ярославу-то. И отец его был старшим братом Владимирке Володаричу. Стало быть, ему по лествичному-то праву и сидеть в Галиче, - степенно промолвил Избигнев Ивачевич.
– Он и летами старше…
– И витязь добрый, - кивнул Святополк, вспомнив недавнее стояние под Ушицей.
– И с погаными у него дружба, силу привести может великую, а рука твёрдая.
– И кресту он верен, - вспомнил Тудор Елчич.
– Всё это добро, - продолжал сомневаться Василий Молибожич, - да токмо не след забывать, что у Ярослава нашего жена из суздальских князей. А суздальцы, хоть и далече, а противники серьёзные. Долгорукого, отца их, в живых нету, да сыны его подросли - что Глеб, что Андрей, что Мстислав. Как бы к ним не побежал Ярослав подмоги искать.
– Побежит, ежели жена надоумит, - поддакнули бояре.
– Княгиню не троньте, - снова подал голос Константин Серославич.
– Ольга Юрьевна с нами!… Она, ежели Ярослава скинем, первая Берладнику обрадуется. Аль не ведаете, каково ей живётся?
Об этом бояре если не знали сами, то слышали от жён. Некоторые из них были ближними княгинины-ми боярынями и насмотрелись в терему такого, что мужьям шёпотом под одеялом пересказывать опасались - как целыми днями плакала княгиня, сидя взаперти одна-одинёшенька, как, случалось, поколачивал её муж, глумился и лишний раз норовил обидеть. Многие бояре жили со своими жёнами не лучше, но сейчас вдруг все разом встали на сторону княгини.
Вот так и получилось, что уже на другой день нелёгкая занесла Константина Серославича в княжеский терем. Самого Ярослава в палатах не случилось - пировал он у Чагровичей, отмечал чьи-то крестины или родины. Чагровичи - род захудалый, в думе их место последнее, возле самой двери. Не гнушаются дочерей своих не то что за попов - за купцов замуж отдавать, лишь бы как-то продержаться. У старого Чагра было восемь детей, да у тех по пять-шесть ртов. Одни покамест малы, другие уже на возрасте. А бабы у них все плодовитые - что ни год, то приплод. Так бы и прозябать Чагровичам в бедности, да сумели подольститься к Ярославу - редкими книгами, заморскими диковинами соблазнили князя-мыслителя, вот и приблизил он к себе сперва одного, потом другого, третьего… А после и сам к ним в гости зачастил…
Впрочем, это Константину было на руку - не будет никто мешаться. И он прошёл на женскую половину.
Ольга Юрьевна жила одиноко, почти ни с кем не встречаясь. Хорошо, попалась на глаза ближняя княгинина боярыня - согласилась проводить к госпоже.
С первого взгляда Ольга Юрьевна поразила Константина в самое сердце. Её красота поблекла, но в глазах, в повороте головы, в тихом голосе ещё чувствовалась прежняя красавица. Суздальские боярышни и княгини все как на подбор хороши - русоволосы,
– Почто видеть желал?
– промолвила негромко.
– Княгиня… - Слова замерли у Константина на губах. Знал он, что не любит своей жены князь Ярослав, мало не в чёрном теле содержит - про то бабы судачили.
– От мужа вести принёс?
– пришла ему на помощь Ольга.
– Не до мужа мне твово, - вдруг как прорвало Константина.
– Нет его - и ладно. К тебе я…
– А что я?
– Княгиня не смотрела на него - взгляд её был обращён внутрь, в свои нелёгкие думы.
– Ведомо всем, как нелегко тебе живётся, - Константин шагнул ближе.
– Тремя стенами окружил тебя князь Ярослав, да только нет таких запоров, чтоб горе удержали. Всем про твою тяжкую долю ведомо. Сил нет глядеть, как ты мучаешься…
Губы княгини задрожали. Она крепилась изо всех сил, но как давно не слыхала слов утешения!… Как давно никто не говорил с нею так…
– Поди, боярин, - прошептала еле слышно.
– Сердце ты мне рвёшь.
– Князь не щадит тебя. Ты ведь суздальского рода, внучка Мономахова. Братья твои…
– Братьям до меня дела нету, - задыхаясь, еле выговорила Ольга.
– Уехала на чужую сторону - всё равно, что отрезанный ломоть. Нет мне защитника…
– А ежели сыщется? Ежели будет защитник тебе и детям твоим? Тогда - что?
Ольга как проснулась. Сквозь слипшиеся от непрошеных слез ресницы увидела, что Константин стоит совсем близко. Только руку протяни - и окажешься в его объятиях.
– Где же он, защитник-то?
– пролепетала, боясь услышать ответ.
– А хоть и перед тобой, - Константин осмелел, взял её безвольно опущенную руку в свои.
– Да я ради тебя и детей твоих…
– Ярославово то племя…
Не было в голосе Ольги холодности. Дети - они всегда дети. Мать любит своё дитя, и не важно, кто его отец. Выношенное под сердцем, выстраданное - любое дитя матери дорого.
– Племя старых князей, Ростиславичей, - уточнил Константин.
Он уже смело держался за её руку, уже касался другой её стана.
– Ты, княгиня, не бойся, - шептал чуть ли не на ухо, - в обиду не дадим! И защитим тебя, и от Ярослава избавим - только прикажи. Вот только кликнем на стол его брата…
– Ивана Ростиславича?
– встрепенулась Ольга.
– Да, Берладника. Он по роду старший - ему и началовать. И тогда… - Константин не договорил - от волнения, радости и облегчения Ольга Юрьевна сомлела и почти повисла на его руках. И смогла только слабо сопротивляться, когда, не в силах устоять перед искусом, Константин обнял её и попытался поцеловать.
Неизвестно, кто донёс - может, ближняя боярыня не выдержала и подслушала, о чём говорила с Константином Серославичем княгиня, усадив его на скамеечку и держа его ладони в своих, - а только на другой же день ворвался Ярослав в покои жены. Не утруждая себя тем, чтобы разогнать боярынь, тряхнул её за плечи: