Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
– Князь мой, Святослав Ольгович, - начал посол свою речь, - огорчён, что ты, княже Изяслав, не дал ему всей Черниговской волости, как то положено ему по старшинству. Но лиха он тебе не хочет. И коли вправду хотят на тебя идти, то грех помогать тебе из корысти. Он тебе брат, будет он жить с тобой в добре и на рать идти готов.
– Радостно мне слышать сие, - покивал головой Изяслав Давидич.
– Радуется сердце моё, слыша такие слова. Передай брату Святославу поклон и приглашение на снем.
Снем, и правда, состоялся в Лутаве, недалеко от Осётра. Собрались все Святославичи - и Изяслав Давидич с сыновцем Святославом Владимиричем, коему шёл уже четырнадцатый год, и Святослав Ольжич со старшим сыном Олегом, и Святослав Всеволодович, приехавший с братом Ярославом. Три дня простояли братья и сыновцы, пировали, обменивались дарами и строили планы походов. А потом воротились каждый восвояси и послали гонцов в Галич и на Волынь - сказать, что к отпору готовы. Ответ не замедлил прийти - и Ярослав Галицкий, и Мстислав отложили поход…
– Ну, теперя, коль ты вернулся, - Изяслав отечески похлопал Ивана по плечу, закончив рассказ, - можно начинать всё сызнова. Теперь ты со мной, и Бог нам в помощь. Ольжичи со мной, прочие князья усмирены - пришла пора искать тебе волости.
– Для того и призвал меня?
– не поверил ушам Иван.
– Для того и призвал.
Голова закружилась у Ивана - то ли от выпитого, то ли от восторга.
– Сегодня отдыхай, а назавтра у нас дел много, - напутствовал его Изяслав Давидич, прощаясь.
– Будь моим гостем - живи в моём тереме!
Разгоняя тьму свечой, провёл постельничий Ивана по переходам княжьего терема в отведённые гостю покои. Помог раздеться на пышной постели. Утомившись спать на жёстких подстилках - а в походе и вовсе за счастье было отдохнуть на лавке в избе смерда, - Иван растянулся на ложе.
Сквозь сон почудилось ему, что скрипнула дверь. Белая тень со свечой в руке, как испуганный ангел, подкралась к изголовью. Всё ещё во власти сна, Иван смог только приоткрыть глаза. Женские очи смотрели совсем близко. Было в них что-то знакомое, родное… И Иван почти уверился в этом, когда горячие губы коснулись его губ.
Дрёма слетела мигом. Поцелуй был настоящим, как и тепло женского тела под руками. Девушка прильнула к нему, подчиняясь властным рукам, покорно скользнула под меховую полсть, торопясь высвободиться из белой льняной сорочки. Свеча, поставленная подле на лавку, колебалась и бросала на её лицо золотые отсветы, но Иван никак не мог признать незнакомку, да и некогда было всматриваться в её лик.
Всё свершалось молча, в полутьме и духоте ложницы. Сплетая тела, любовники только сопели и вздыхали. Она кусала губы, чтобы не кричать - он глухо мычал, уткнувшись ей в шею. Потом так и лежали - он сверху, она под ним, раздавленная его тяжестью. И только лёгкая рука гладила его плечо, словно успокаивала разгорячённого скакуна.
После она зашевелилась, мягко, но настойчиво высвободилась из объятий, отвела жадные руки, которыми Иван ловил податливое тело, скользнула обратно в сорочку и подняла свечу. Золотистый огонёк ярко осветил лицо незнакомки - ив этот миг Иван узнал княгиню Елену…
Он рванулся вскочить, что-то молвить, но тонкие пальцы легли ему на губы. Она покачала головой, пятясь к дверям, и столько было в её прощальном взгляде любви и горькой нежности, что князь так и замер на ложе, ещё хранящем тепло женского тела.
Зима только встала, выпал снег и замёрзли реки. Даже ещё не вздохнули на Введение родители (у славян оттепель так и называлась - «родители - т. е.умершие предки - вздохнули».
– Прим. авт.), как прискакал в Киев посол. Да не откуда-нибудь, а из самого Галича.
Иван с Изяславом Давидичем тогда были на охоте - тешились в лесах под Вышгородом ловами. Загонщики подняли нескольких туров. Двух удалось добыть - одного взял Иван, другого - сам Изяслав. Набили и мелкой дичины - княгине подаренный Святославом Ольжичем пардус задавил двух лисиц, отроки развлеклись тем, что долго гоняли вёрткого зайца. Косой в конце концов ушёл, скрывшись где-то в зарослях, куда на коне не проскачешь, зато молодёжь повеселилась от души. Потом был пир под корнями старого дуба, потешные схватки на мечах и в кулачки. На обратном пути завернули в боры, где Иванов отрок Гаврилка стрелой сбил в полете глухаря.
Ворочались в Вышгород усталые и весёлые. Пир продолжили в терему, где и нагнала весть о гонцах с Поднестровья.
Предчувствие шевельнулось в душе Ивана. Неужто всё сызнова? Неужто опять братец Ярослав ищет его головы? Но Изяслав и ухом не повёл, хоть и подумал о том же самом.
– Ничо, - успокоил он Ивана, отечески положив руку ему на плечо, - с Ярославом у меня ныне мир. Коли желает он его порушить, так нечего уважать посла - пущай живёт, мучается ожиданиями. А коли с добрыми вестями прибыли - что ж, тем более спешить грех. Живи! Радуйся!
Но радость охоты и новая облава, теперь уже на кабанов, не веселила Иванова сердца. Тайком он послал в Киев Мошку с несколькими приятелями, и тот, воротясь на другой день к вечеру, тайно доложил - послов двое, оба бояре, незнакомые. Не скрывают, что прибыли по душу Ивана Ростиславича Берладника с вестями для него!
Тут уж Иван потерял покой. Проведя ночь без сна, наутро он убедил Изяслава Давидича бросить всё и скакать в Киев.
Не очень-то хотелось снова впрягаться Изяславу в галицкие дела - жил он по правилу: делу время, а потехе - час. Сейчас был час потехи и менять его на дела у старого князя желания не было. Но ради Ивана, который был ему душевно близок, чего не сделаешь!
Приглашённые во дворец бояре были Ивану незнакомы. Один назвался Константином Серославичем, другой Молибоговичем, Петрилой. Оба были ещё молоды - Константин едва ли не ровесник Ивану, Петрила чуть старше, но с ранней сединой в окладистой бороде. Константин, много проживший в Венгрии - отец женил его на тамошней боярышне, - бороду и усы стриг на венгерский манер. И даже кафтан его был чем-то похож на венгерский кунтуш.
– Здравы будьте, князь Изяслав Давидич Киевский и Иван Ростиславич Звенигородский, - как старший, повёл речь Петрила Молибожич.
– Прислал нас к вам Галич с городами и пригородами, велев передать слово горожан и нарочитых мужей для князя Ивана!