Иванов катер. Капля за каплей. Не стреляйте белых лебедей. Летят мои кони…
Шрифт:
– Ты чего колдуешь?
– В порядке!
– Сергей шагнул к ней, оттесняя в каюту.
– Давай-ка, девочка, документики проверим…
– Ну, ты, медведь!
– Шура крепко ударила его по спине.
– Ты руками-то не очень, слышишь?
Дверь за ними закрылась. Иван хмуро держал пустой рукав. Рядом мерно работала помпа, гоняя топливо по замкнутому кругу. Щелкала стрелка, отсчитывая литры. Из рубки вышла Еленка.
– Скоро?
– Скоро… - Иван помолчал.
– Обманываем, Еленка.
– Как
– Он другую помпу включил. Переливает из пустого в порожнее.
– Молодец!
– улыбнулась Еленка.
– Давно бы так.
– А у Шурки лишнее окажется.
– Вы за Шурку не беспокойтесь, Иван Трофимыч. Шурка лишнее колхозу за полцены продаст и вам же спасибо скажет.
Из каюты выскочил Сергей, глянул на счетчик.
– Шестьсот нащелкало.
– Хватит, Сергей.
– Давай уж до тысячи, капитан. До тысячи я, пожалуй, выдержу.
Улыбнулся Еленке, подмигнул шальным, победным глазом, опять скрылся в каюте.
– Хват, - неодобрительно заметил Иван.
Еленка промолчала. Посидела немного, ушла в кубрик.
Пришел Сергей. Усмехаясь, быстро отключил помпу, смотал рукав. Шуры не было.
– А масло?
– спросил Иван.
– Двойная норма. По знакомству.
Вдвоем накачали масла в бак. Иван прошел на катер, закрыл горловины.
– Готово, Шурочка!
– крикнул Сергей.
Вышла Шура. Остановилась в дверях - непривычно тихая, с застывшей улыбкой:
– Дом пять. С палисадничком.
– Угу, - кивнул Сергей, отдавая чалку.
– Обманываешь, поди?
– тихо спросила она.
– Ровно в восемь, как договорились. До встречи, курносая!
– Прыгнул на катер, не оглядываясь, прошел в рубку.
– Дура стопроцентная.
Иван молчал. Он отводил катер кормой и сквозь стекло рубки видел толстуху. Она стояла у борта, держась за леер, и глядела им вслед.
– Веди, - сказал Иван, отходя от штурвала.
– К диспетчерской.
Сергей посмотрел на него, усмехнулся:
– Мне еще противнее, капитан. А что сделаешь? Жизнь такая, что только поворачивайся побойчей, а то затолкают.
У диспетчерской их ждала высокая худая женщина в белом платочке, повязанном вровень с бровями. Она выхватила у Сергея канат, неумело зачалила, приговаривая:
– Да сама я, сама… Не беспокойтесь.
– Паша?… - Иван торопливо прохромал к носу.
– Ну, давай шагай на катер. Как Федор?
– Да все так же, Иван Трофимыч, все так же. Кланяться вам велел, благодарил. И я вам благодарная, Иван Трофимыч, так я вам благодарная…
Она тихо заплакала, утирая слезы концом платка.
– Будет тебе, Паша, - сказал Иван.
– Садись вот сюда.
– А Федя лежит, - совсем тихо сказала Паша.
– Не шевелится, тихо лежит, спокойно…
– Да… - Иван вздохнул, присел рядом, вытянув хромую ногу.
– Была в кадрах?
–
– Паша достала новенькую трудовую книжку.
– Я ведь работать пришла, Иван Трофимыч. Я за Федю моего.
– Домой ступай, - сказал Иван.
– Да как же, Иван Трофимыч? Ведь матросом я к вам. Пятьдесят рублей положили мне…
– Двадцатого приходи. Получка у нас двадцатого и пятого каждого месяца.
– Вы позволите, Иван Трофимыч, хоть постираю с вас. Рубашечки, может, бельишко. И товарища вашего.
– Не надо, Паша, спасибо. Ступай домой. Вовке скажи, что жду его к семи, как условились.
Потом их срочно отрядили тянуть плот - "воз", как это именовалось здесь. Многотонная громадина длиною в четверть километра медленно ползла сзади, катерок, задыхаясь, волок ее, дрожа корпусом и глубоко осев кормой. Трос звенел, как струна.
– Сдадим и пообедаем, - сказал Иван.
– Пора уж.
Он сидел перед рубкой рядом с бригадиром плотовщиков - рослым, угрюмым мужиком, ехавшим на буксир оформлять акт о сдаче плота. Бригадир всю дорогу радовался, что работа идет без перебоев, и этот плот - уже сверхплановый.
– Премию дадут, Трофимыч. Рубликов, думаю, полтораста. Может, сена раздобуду: лето уже за половину зашло…
Навстречу шел "Быстрый" - катер сплавконторы. Сергей дал отмашку по борту, но "Быстрый" с ходу подошел почти вплотную.
– В два митинг!… - прокричал в рупор капитан.
– У конторы! Понял, Трофимыч?
– Понял, Антон Сергеич!
– крикнул Иван, и катер ловко отвалил в сторону.
– Точно, говорили насчет собрания, - подтвердил бригадир.
– Ну, Трофимыч, кажись, с тебя причитается…
Сдав плот, они ходко пошли к конторе. Причал был весь забит катерами, и Иван отшвартовался у борта самоходного топлякоподъемника.
– И вас с работы сняли?
– удивился он.
– Приказ такой, - ответил капитан подъемника, совсем еще молодой, плавающий самостоятельно первую навигацию.
Через топлякоподъемник к ним пробирался председатель месткома Володька Пронин - в белой рубашке, при галстуке, с папкой.
– Ну, быстренько, быстренько, люди ждут. Значит, повестка такая: я информирую о вашем трудовом подвиге, затем…
– Ох, Володя, не надо!…
– С воспитательной целью…
Тут из рубки вылезла Еленка. Пронин пронзительно глянул на нее.
– Товарищ Лапушкина, вы бы приоделись. Перед народом стоять будете.
– Не пойду я, Иван Трофимыч…
– Живо, живо, товарищ Лапушкина!
– крикнул Володька.
Еленка завозилась, переодеваясь, и вышли они на площадь, когда народ уже собрался. Володя шел впереди, пробираясь к спешно сооруженной трибуне. Люди с готовностью уступали дорогу.