Из Питера в Питер
Шрифт:
— На войне как на войне, — по-французски сказал Володя, вежливо улыбаясь чешскому офицеру.
— О-о! — удивился чех...
Они обменялись несколькими фразами, Володя говорил по-французски гораздо лучше, но старался этого не показать. Довольный чех улыбался...
За спиной Володи Ларька тихо спрашивал Аркашку:
— О чем они болтают?
— Гольцов вроде объясняет, кто его родители, — неуверенно зашептал Аркашка. — Ну, что в эшелоне главным образом дети из приличных семейств...
—
— Спросил, какая тут власть?
— Ну?
Аркашка замялся, потом пожал плечами:
— Офицер отвечает — законная.
— Врешь?.. Законная! — зашумел Ларька. — А сами в погонах ходят!
Этот же вопрос, какой власти в руки они, собственно, попали, хотелось выяснить и учителям.
Разговор наладился не сразу, потому что и чехи, и слегка протрезвевший подпоручик, болтавшийся около них в качестве переводчика, почему-то не торопились подняться в вагон.
Оказывается, они опасались холеры и особенно сыпного тифа, который теперь, конечно, завезен с эшелоном из вшивого краснопузого Питера.
Начальница эшелона выпрямилась и еще более стала походить на Екатерину Вторую.
— У нас нет вшей, — гордо заявила она.
И для большей убедительности отчеканила это заверение и по-французски.
Французский язык и тут произвел на чехов благоприятное впечатление. Они поднялись в вагон и повели себя вежливо. Но все же решительно предложили выгружаться из эшелона. И паровоз и вагоны нужны для военных целей.
— Как — выгружаться! — ахнула начальница. — А куда же мы?
— О вас позаботятся гражданские власти.
До сих пор никому в эшелоне и в голову не приходило, что их тут выгрузят. Беспокоились лишь о том, насколько их могут задержать...
Начальница пыталась протестовать. Но не помог даже французский язык.
— Одну заразу, мадам, прошу простить, вы с собой все же везете, даже если в эшелоне нет вшей, — любезно осклабился чешский капитан, выбрасывая из левого глаза монокль. Он явно хотел походить на немца. — Я говорю о большевистской заразе, от которой мы поможем России освободиться.
— Господа, при чем тут дети? — холодно спросила начальница. — Наш долг в эту тяжкую годину уберечь их...
— Кстати, о детях. — Капитан вкинул было стеклышко в глаз, но не удержал его и вынужден был вставить на место пальцами. — Что у вас за дети?
— Из семей петроградской интеллигенции.
— Есть списки?
Анечка подала списки ребят. Капитан вместе с подпоручиком просматривали фамилию за фамилией.
— С нами дети в возрасте от десяти до четырнадцати лет, — решилась сказать одна из учительниц.
— Кто из комиссаров отправил своих детей? — подмигнул веселый подпоручик.
— Из комиссаров? — начальница, недоумевая, уставилась на Николая Ивановича. — Я повторяю, здесь просто дети, обыкновенные ученики из гимназий и реальных училищ, дети, вы понимаете, господа?
Валерий Митрофанович кашлянул:
— Может быть, Ручкин?..
— Что — Ручкин? — облила его презрением начальница.
— Я в том смысле, что отец у него солдат, брат — матрос...
— Ну и что? — теперь нахмурился подпоручик.
— Да ведь солдаты и матросы, сами знаете, господа, поголовно большевики...
Подпоручик обиделся:
— Слушайте, вы, шпак... — От более красочных выражений его удержал негодующий взгляд начальницы. — Большевики — поголовно Шмуленсоны, а русский солдат и русский матрос всегда за родину, за Русь святую, за царя-батюшку!
— Не надо теперь царя, — поморщился чех. — Надо — Учредительное собрание, демократия.
Они было заспорили, не обращая внимания на побледневшего Валерия Митрофановича, но начальница сказала:
— Господа, мое дело учить детей, дело детей — учиться. Я надеюсь, с этим согласна любая власть. Прошу разрешить нам следовать дальше, тем более что район, куда мы направляемся, Южный Урал, город Миасс, надо полагать, теперь управляется вами...
— Мадам, есть приказ, — строго покачал головой капитан. — Сейчас, — он вскинул руку, взглянул на часы, — девять сорок. К четырнадцати часам освободить вагоны, или мы прибегнем к силе...
— К силе? — Начальница откинулась назад, как от удара. — Против детей? Господа, мы же цивилизованные люди! Здесь триста мальчиков и девочек. Нельзя же просто выбросить их...
— Это все фокусы ваших большевичков! — нахохлился чех. — Идет война, мадам...
Но потом он нехотя разрешил этот день и ночь провести в эшелоне.
Хотя из эшелона никого не выпускали, ребята долгое время бодрились. Большинству казалось, что произошло какое-то недоразумение, которое скоро уладится.
Малыши подняли возню, стараясь привлечь внимание незнакомых офицеров и солдат. А когда это не удалось, начали даже покрикивать:
— Эй, вы!.. Чего нас не пускаете?
Крикнут и спрячутся. Пока сердитый солдат с черной бородой, поставленный стеречь их вагон, не приказал:
—Цыц, краснюки!
Ребята притихли. Потом Миша спросил:
— А что это, краснюки?
Солдат ответил не сразу, сворачивал цигарку, потом процедил, не глядя:
— Еще корми вас... Наплодили комиссары!
Ребята с недоумением переглянулись.
— Мы никакие не комиссары, — засмеялся Миша. — Мы дети, вы что, не видите?
— Ну да, большевистское отродье...
— Ага, я большевик, — обиделся Миша. — Ну и что?
— Сейчас я тебе ухи оборву...
— А мы вовсе не большевики! — завопили ребята.