Я ждал, я пролил столько слез,Я в добрый час увидел милую.Меня встречаешь, роза роз, Шипами, Шипами, —Я в добрый час увидел милую.Приди, пойми печаль мою,Я муки смертные таю,Горю любовью, слезы лью Ночами, Ночами, —Я в добрый час увидел милую.Наденешь п'yрпурный атлас —Погубишь мир, отрада глаз,Тебе пристали б лал, алмаз Рядами, Рядами, —Я в добрый час увидел милую.У саза [123] нет иных забот,Твои красоты он поет.В саду ты водишь хоровод С друзьями, С друзьями, —Я в добрый час увидел милую.Саят-Нова забыл покой:Твои глаза — фиал златой.Да не глумится недруг злой Над нами, Над нами, —Я в добрый час увидел милую.
123
Саз —
музыкальный инструмент.
«Какую ты преследовала цель…»
Какую ты преследовала цель,Когда в тот миг твои уста молчали.Я болен, джан. Твои глаза — ужельМоих кровавых слез не замечали.Приди. Взгляни. Метни в меня копье.Я подставляю грудь под острие.Скажи, зачем, сокровище мое,Конец любви пришел в ее начале.Джан, отзовись на мой протяжный стон.Ты выжимаешь сердце, как лимон.Я на позор тобою обречен, —Когда певцу бесчестие прощали?В моем краю мелькнула джан, как тень.Не оживет застреленный олень.Без добрых дел проходит долгий день,Я по твоей вине томлюсь в печали.Саят-Нова сказал: я на свечуКак бабочка влюбленная лечу,Сгореть в уединении хочу,Чтоб искры джан мою не обжигали.
«Весть пришла от джан прелестной: „Ни приветам, — говорит…“»
Весть пришла от джан прелестной: «Ни приветам, — говорит,Ни слезам его не внемлю, ни обетам», — говорит.О моих сердечных тайнах с целым светом говорит,«Все равно мне, что случится с тем поэтом», — говорит.Брови джан — тугие луки, а ресницы — стрел длинней.Вдалеке она гуляет, с милой встретиться не смей.Эй, друзья, кто горе мыкал! Что вы скажете о ней.Молвишь: «Здравствуй!» — отвернется, — «Что мне в этом», — говорит.Соловей безумный, стражду: в тяжких ранах грудь певца.В мире этом у красавиц беспощадные сердца.Твой Саят-Нова погибнет, но до смертного концаОн твоим любимым станет! «Нет уж, где там!» — говорит.
«С поникшей головой, в цепях…»
С поникшей головой, в цепях —Я пленник твой, любовь моя.У ног твоих лежу. Я прах.Я пленник твой, любовь моя.Ты свет у солнца отняла,Твой луч — горючая стрела.Сгорят мои глаза дотла,Я пленник твой, любовь моя.Я ранен, я умру в бреду,С ума сойду, с ума сойду,В твоих цепях к тебе приду,Я пленник твой, любовь моя.Молю, скиталец-соловей:О, пригвозди меня скорейУ запертых твоих дверей,Я пленник твой, любовь моя.Ты роза роз, а я трава.Смотри: я мертв, а ты жива.Клянусь, поет Саят-Нова,Я пленник твой, любовь моя!
Ованес Туманян (1869–1923)
Ничто не вечно на земле
(Старинное предание)
Случились ли, нет ли события этиИ так ли все было — кто даст нам ответ,Когда только то достоверно на свете,Что здесь ничего достоверного нет.Так вот, говорят, жил крестьянин когда-то,Был нищ, да разумного сына имелИ отдал его в услуженье за плату —Такой уж им выпал обоим удел.Шло время. Подросток без лишнего словаВсе делал, что скажут, был честен и прям;И стал он хозяину ближе родного,И хлеб уже тот с ним делил пополам.В разлуке отец стосковался по сыну,Он к сыну пришел и развеял кручину.— Ну, как ты, сынок? Уж не то, что в селе?Уж не голодаешь ли, недосыпаешь?— Живу хорошо, ты и сам примечаешь,Но только не вечно ничто на земле.Года то летели, то шли понемногу,И сын, ни минуты не тративший зря,Уже не был чужд золотому чертогу —Слугой у великого стал он царя.В разлуке отец стосковался по сыну,Он к сыну пришел и развеял кручину.— Ну, как ты, сынок? У тебя на столеДовольно ли яств, всех ли благ удостоен?— Отец, я в довольстве живу, будь спокоен,Но только… Не вечно ничто на земле.В дорогу отец снарядился. Шло время,И царь был доволен слугою своим,И разум его возвеличил над всеми,И первым был царь, а слуга стал вторым.В разлуке отец стосковался по сыну,Он к сыну пришел и развеял кручину.— Ну, сын мой, ты в детстве копался в золе,Теперь высоко ты вознесся над миром!— Да, так, мой отец. Вот и стал я назиром [124] ,Но только не вечно ничто на земле.Шло время. Правитель страны справедливыйНежданно-негаданно умер, и вотНаследника нет, и престол сиротливыйПустует, защиты взыскует народ.Вельможи тогда собрались для совета,И властью, которую дал им закон,Торжественно, в царственный пурпур одетый,Был мудрый назир на престол возведен.Прослышал крестьянин, что сын на престоле.Пришел он, покинув родимое поле,И молвил: — Мой сын, у тебя на челеВеличья печать, ты в почете и в славе!— Отец мой, и вправду я — первый в державе,Но только не вечно ничто на земле.Крестьянин в село возвратился. Шло время,И царь молодой, не жалеючи сил,Державу растил, нес тяжелое бремяСуда: этих миловал, тех он казнил.Но будь у тебя и пошире владенья,Ты в мире оставишь все без исключенья.Вот так и наш царь: слег и больше не встал,И душу вернул вседержителю вскоре.Отец его горькую весть услыхал,В столицу пошел, а в столице-то горе,В столице — стенанья, да слезы, да крик…Стоит в стороне и горюет старик.Войска со знаменами движутся стройно,Царя всем народом хоронят достойно,А после, могиле доверив царя,Расходятся
все, про свое говоря.Шло время. Горючие слезы глотая,К могиле старик припадал. Как во мглеНа мраморе царственном вязь золотаяВиднелась: «Не вечно ничто на земле».Ушел и отец навсегда. МирозданьеВращается мерно; своим чередомПроходят века, но доныне сказанье«Не вечно ничто на земле» мы поем.Надгробия царского нет и в помине,И стала столица безлюдной пустыней,А ты в этом мире, как всадник в седле,Но помни: не вечно ничто на земле.
124
Назир — верховный надзиратель при дворе царя.
Егише Чаренц (1897–1937)
Скитальцы на млечном пути
И так мы живем, что нельзя нам не жить.
Фет
Два бездомных скитальца на Млечном Пути,Два скитальца в изодранной ветхой одежде,Бремя наших скорбей мы привыкли нести,Доверяясь неясной мечте и надежде.Полюбили мы сердца случайный порывИ видения в пору вседневных скитанийИ, в бессонных глазах навсегда сохранивМногозвездное небо в блаженном тумане,Мы проходим теперь по дорогам Земли,Сны покинувших Землю приняв как наследство,И растаяло облачком серым вдалиНаше смутное и безотрадное детство.Расточилось, растаяло детство, как бред,Мы домой не вернемся, мы долго блуждали,И попятной дороги на свете нам нет,Потому что нам грезятся дальние дали,И теперь нам единственный свет бытия —Беспрерывные, вечные поиски цели,Многоцветные мы исходили края,И сердца наши страстью, как жертва, горели.Но глаза не увидели солнц золотых,И сердца наши светлой не встретили дали,И глаза неотступно в глазах у другихЗлатотканое звездное небо искали,Млечный Путь, беспредельную даль — и светилТоржество, и пространства сиянье благое.Взор безжизненных глаз наши души студил,Пламя сердца гасил равнодушной золою,Преисполнилось сердце мое, и хвалуНебесам вознести я желал, и не знаю,Почему я пою про докучную мглуДней моих, заплутавших в томленье без края.Опочило сказанье на дне моих глазО блаженстве в кругу синевы без предела,О взаимовлияниях звездных рассказ,И бесплодное сердце мое затвердело.Нас не понял никто, и смешило людейНаших пристальных глаз голубое свеченье,И глумились над пламенем наших страстей,Уходили, душе не даря утешенья.И со смехом от нас отвернулась родня,С нами только блудницы делили печали,И разумные нас обходили, браня,Лишь безумцы вполголоса нас привечали.Не беда, что в безумье мы дни провелиИ что мы задыхаемся, будто в дурмане.Озаренные светом высоких мечтаний,Мы покинем — счастливые — лоно Земли.
«Я затосковал, больной и безумный…»
Я затосковал, больной и безумный,По солнцу, измученный этой сквознойНочной немотой, этой ртутной, бесшумной,Бестрепетной мглой под бледной луной.О, как я желал, чтобы солнечный знойЛуну победил и расправил мне плечи,И чудо высокое утренней речиВ лучах и сиянье взошло надо мной!Но в мертвенной мгле недужной печалиНе брезжило утро, слова не звучали.
«И для меня прервется путь земной…»
И для меня прервется путь земной,Когда-нибудь глаза и мне закроют,Забудут песни, сложенные мной,И в землю плодородную зароют.И так же будет солнце бытияДля нив и рощ творить благодеянья,И не поверит даже мать мояВ недолгое мое существованье.И каждая простится мне вина,И я сольюсь, растаяв легким дымом,С преданием, как наши времена,Величественным и неповторимым.
Бессонница
И мчатся, и мчатся, и мчатся кони.Я слышу подковы и крики погони.Бездонная ночь и неведомый путь,И цокот подков о земную грудь…И мчатся, и мчатся, и мчатся кони,То ближе, то дальше крики погони,И цокот подков — у меня в висках.Как жизнь и как смерть — этот мир впотьмах.
Газелла
Невозвратное вешнее утро, сирень я призываю,Сердцу близкую и дорогую тень я призываю.Золотой, обжигающий, яркий зной, согрей мне душу!Лета быстротекущего долгий день я призываю.Где пора созреванья земных плодов? На помощь, осень!Где ты? Желтой листвою меня одень! — Я призываю.Все ушли от меня, я теперь один, сердце тоскует.Мирный сон у огня, краткий день и лень, я призываю.И приносит старуха о смерти весть. Тень дорогую,На последнюю, мерзлую став ступень, я призываю.
Газелла моей матери
Я помню свет твоего лица, моя бесценная мать,Морщины, будто следы резца, моя бесценная мать.Тихонько сидишь, сидишь, молчишь, и старый ветвистый тут [125]Тень кладет на ступени крыльца, моя бесценная мать.Вспомнила сына, а где твой сын? Нет сына, пропал и след.Дети уходят, горят сердца, моя бесценная мать.Сердца горят. Он жив или мертв? В какую стучится дверь?Где сын? Ни слуха, ни письмеца, моя бесценная мать.Измучит жизнь, обманет любовь, и кто утешит его,Во мгле бредущего беглеца, моя бесценная мать?Укачивает зеленый тут печаль немую твоюВ сонной тени своего венца, моя бесценная мать.На старые руки — по одной — тихонько бегут, бегутСоленые слезы без конца, моя бесценная мать.