Избранное: Стихотворения. Поэмы. Переводы

Тарковский Арсений Александрович

Поиски брата

Ушел Абдулла, но торговец захожий Вернул мне надежду, пути указав. Я — Кайс, я скитался у горных подножий И понял, что был мой указчик не прав, И стал я по воле тоскующей крови Меджнуном, угрюмо нахмурившим брови; И дети Корана забыли о слове, Презренного идола богом признав. И стан мой согнулся, и сгинула сила; Напиток мой — желчь, и жилище — могила. Так пепел Меджнуна земля поглотила — Кормилица роз и поилица трав. Мне огненным шелком окутало плечи, Иду без кровинки в лице и без речи. Дворец возводил я, тоскуя о встрече, И рухнули своды: нечистый лукав! Бессильная птица зажата в ладони, Никак не стоят, вырываются кони, И некуда больше бежать от погони, И воин хватает меня за рукав. Теперь для Фраги все на свете едино, И нет мне возврата, и нет мне помина. Друзей моих вдаль увлекает Медина, Один я остался, на землю упав.

Лебеди

Странники,

взгляните на меня, Кто еще подобно мне томится? Мотыльки, любовники огня, Кто из вас к блаженству не стремится? Ветер, ветер, ты в чужих краях Пел в ушах, вздымал дорожный прах… Есть ли в мире справедливый шах, Где его счастливая столица? Муж святой, ты видел горний рай, Ты земной благословляешь край, А по белу свету ходит бай; Укажи, где нищете укрыться? Дудку сделал я из тростника — Ростовщик услышал должника. Птицы вы мои! От ястребка Разве может спрятаться синица? Рыба, ты и лодка, и гребец, Синяя пучина твой дворец. Есть ли в мире остров, где беглец Вечных бедствий мог бы не страшиться? Мир-завистник, ты, как время, стар, Отымаешь свой блаженный дар… Есть ли на земле такой базар, Где алмазы — по грошу кошница? В мире есть красавица одна, Словно двухнедельная луна; Родинка ее насурмлена, — Кто с моей избранницей сравнится? На земле моя Менгли жила, Обожгла мне сердце и ушла. У меня в груди ее стрела. Где она? Какой звезды царица? Я скучаю по родным краям. Ты гулял ли с нею по горам? Дай мне весть — по-прежнему ли там Дождь идет, седой туман клубится? За годами промелькнут года, Новые возникнут города. Кто мне скажет — будет ли тогда По Корану человек молиться? Народится новая луна — Не навеки сгинула она. Для ростовщика возведена Будет ли надежная темница? Мало говорил Махтумкули, — По глазам печаль его прочли. Лебеди отеческой земли, С вами ли не горько разлучиться!

Призыв

Нет больше равновесья на земле. Какие судьбы смотрят в наши лица! Клокочет мысль, как кипяток в котле; Не тронь ее, она должна пролиться! Из ничего мы в мир пришли вчера; Тот — сын порока, этот — сын добра. Пусть волчья начинается игра И добрый слух из края в край помчится! За Сонги-даг — врага! И племена Покроют славой наши имена. Туркмены, в битву! Чтобы вся страна Не плакала над нами, как вдовица! Мы не напрасно кровь свою прольем: За наши семьи, за родимый дом. Друзья, мы все когда-нибудь умрем, — Настало время смерти не страшиться. Враг властвует, — а день за днем идет, В страданиях за родом гибнет род… И мы — туркмены — терпим этот гнет! Вставайте, братья, нам нельзя смириться Народу ныне говорит Фраги: Меч доблести, отчизну береги, Да не коснутся наших роз враги!.. Пусть меч блестит и клегчет месть-орлица!

Светлое время

Охотится небо, крепка его сеть. Ты где, долгожданное светлое время? Я больше не в силах разлуку терпеть. Ты где, долгожданное светлое время? Мне сорок исполнилось… Чаша полна… Душа моя разувереньем больна, Надеждой обманута… Плачет она: Ты где, долгожданное светлое время? Покоя нигде не находит народ; Как пес, по пятам лихолетье идет — То зубы оскалит, то руку лизнет… Ты где, долгожданное светлое время? Голодная бедность глотает огонь, Напрасно протянута к небу ладонь, — Стреножен у всадника нищего конь. Ты где, долгожданное светлое время? Тщета-скопидомка в юдоли мирской Не спит, и не ест, и теряет покой, Пока не утонет в казне золотой. Ты где, долгожданное светлое время? Слова мои ложью муллы нарекли, Лжецу в благодарность — дары принесли; Их клятвы изранили лоно земли… Ты где, долгожданное светлое время? Погрязли наставники в смертных грехах И лгут при бессовестных учениках, Что так повелел всемогущий аллах. Ты где, долгожданное светлое время? Язык твой огонь извергает, Фраги. Различий не знай, недостойного жги, А там — в Хиндостан отдаленный беги… Ты где, долгожданное светлое время?

Тоска по родине

В черный день одиночества сонные очи, Увядая, родную страну будут искать. В тесных клетках своих опочив с полуночи, Соловьи только розу одну будут искать. Из-за родины принял я жребий скитаний, Тяжело мне; мой взор заблудился в тумане. Зарыдают ладьи о своем океане, Истлевая на суше, волну будут искать. Не забудет престол о своем властелине; Сердце, в пламень одетое, сгинет в кручине; И в разлуке с луною, в беззвездной пустыне, Одержимые страстью, луну будут искать. Если кровь страстотерпцев прольется ручьями И душа захлебнется под злыми руками, Беззаботные бабочки, рея роями, В чашах роз молодую весну будут искать. Безъязыкие рты, некрасивые лица Будут молча на песню высокую злиться; Вздор пустой, неуместная речь, небылица — Глухоту, немоту, тишину будут искать. Наяву, в сновиденьях, счастливцы,

страдальцы, Неразумные шахи, рабы и скитальцы, Руки нежные, белые тонкие пальцы — Жемчуг, золото, клады, казну будут искать, Стр'eлы гнет, тетиву обрывает изгнанье. И Фраги и богач в золотом одеянье Перемену судьбы, как свое достоянье, У горящей разлуки в плену будут искать.

Чоудор-хан

Выходят гоклен и йомуд на дорогу И смотрят: не скачет ли в стан Чоудор-хан? С молитвой припав к милосердному богу, Муллы дочитали Коран, Чоудор-хан! На поиски горлицы вдаль полетели, Рванулись и выпили реку форели; Невесты халаты скроили — хотели Окутать шелками твой стан, Чоудор-хан! В туманы оделся гранит крутоглавый, На небе Мюррих [114] показался кровавый; Не в силах взлететь, через мертвые травы Влачится, трубя, ураган, Чоудор-хан! Пришли конепасы, пришли, коневоды, Глубинные рыбы покинули воды, Томясь на земле, застонали народы, — Тревогой весь мир обуян, Чоудор-хан! Скитальцы забыли далекие страны, Купцы возвратили свои караваны; Встречают рыданьями сумрак багряный И дэвы и люди всех стран, Чоудор-хан! Высокое имя гремит по вселенной, Кто был в Хиндостане — вернулся мгновенно, Гадающим ныне по книге священной Не сможет помочь и Лукман, Чоудор-хан! Стрела у туркмена застыла на луке, На мир возложил ты могучие руки И скрылся. Склонясь, обреченный на муки, Исходит слезами Туран, Чоудор-хан! Взывает Фраги: «Где мой брат? Где земная Опора моя? Где мой сокол?» — Седая Мутится моя голова, поникая. Клубится кромешный туман, Чоудор-хан!

114

Мюррих (Миррих) — планета Марс.

Кемине (ок. 1770–1840)

Напутствие

Спешите, юноши, на этот мир взглянуть: Воспоминание блаженных лет останется. Играйте, милые, любите дольный путь. И капля радости в пучине бед останется. Жизнь, точно девушка, приятная на вид, Для неудачников готовит сто обид. Кочевники уйдут, и песня отзвучит, Но все же от колес в пустыне след останется. И скажет Кемине: сомненья нет, умрешь, Измученную плоть сухой земле вернешь. Твою казну возьмут и взвесят каждый грош, Но сыновьям твоим весь этот свет останется.

«В неведенье день проводил я за днем…»

В неведенье день проводил я за днем, Беды я не чуял беспечной душой, Но горе вошло в мой незапертый дом. В теснине томлюсь, хоть простор предо мной. Лицо отвратил я от милых друзей, Не тронул я розы в прохладе ночей, Не ел и не пил я в печали своей, Хоть были и хлеб и вино под рукой. Где свет мой, где жизнь моя, где ты, мой друг? На гору взошел я, — пустыня вокруг. Мой стан одиночеством согнут, как лук, Хоть здесь обитает народ мой родной. До неба рукою достать я не мог, На землю взглянул — и душой изнемог. Раскинулись черным драконом у ног Долины и горы юдоли земной. Пристанище малым дано муравьям, Дыханье и крылья даны комарам. Даны справедливые ханши мужьям. Без ханши остался я в юрте пустой. Ты тешила взор Кемине, как павлин. В блаженстве прошло тридцать лет. Я один Остался пред сонмом враждебных годин. Веселье покинуло мир золотой.

Бедняк

Научился я — крепче воска Приставать с мольбой своей. Я — ступень под ногами баев, Я — песчинка среди степей. Толще хума заимодавец Дуться будет: «Плати скорей!» Гадок вор, низка потаскуха — Бай, поистине, всех подлей. Богом проклят, нигде поныне В счет людей не входил бедняк. Год начнется — за подаяньем Он пойдет по дворам чужим, А за пазухою — огниво, А товарищ ему — чилим [115] И согнется бедняк под горем, Неизбывным огнем палим. Соберутся в кочевье люди, Сядет он дураком немым, И его забудут в пустыне, Чтоб заживо сгнил бедняк. Баям только богатство мило, Край отцовский мил беднякам. Кто садится в две лодки сразу — Достается речным волнам. Дочку нищего хочет всякий, И она пойдет по рукам. Кемине голодает, люди, В жилах дым с огнем пополам, — И его забудут в пустыне, Чтобы заживо сгнил бедняк.

115

Чилим — здесь: курево, табак.

Мой кази

[116]

Вы странствовать пускаетесь, — хвала! Над степью пыль клубится, мой кази! Моя хвала на плечи вам легла, И хрустнет поясница, мой кази! Жара такая, что гулять нельзя. Вдруг лопнет сердце! Залатать нельзя. Козе джейраном белым стать нельзя. Зачем ей в степь стремиться, мой кази! Вы лжесвидетель — так трубит молва. О мой радетель, ведь она права! Вы продаете ложные слова Кому продать случится, мой кази! Вас похвалою Кемине убьет. Скажу: вы — клевета на мой народ. У бедняков — расплаты час придет! — Враждой пылают лица, мой кази!

116

Кази — духовный судья у мусульман.