Избранное в двух томах

Галлай Марк Лазаревич

севернее.

Услышав подобное сообщение, невольно хотелось глянуть вниз, даже когда

ничего, кроме сплошной, непроницаемой для взора облачности, увидеть при этом

было невозможно.

Многое изменилось и в условиях летного труда представителей давно

известных, традиционных в авиации специальностей. К некоторым из них

приходилось предъявлять новые, существенно более высокие, чем раньше, требования. На Ту-4, как и на многих последующих типах тяжелых

кораблей, обзор летчика сильно ограничен. Из всех частей самолета он, в сущности, только

и видит, что носки двух левых моторов с их винтами.

213 Легко понять, как возросла роль кормового наблюдателя в экипаже!

Настоящий кормовой — это вторая пара глаз командира. И обгоняющий

машину более скоростной самолет, и изменения оставшейся за хвостом погоды (в

которую, однако, придется вернуться на обратном заходе), и, самое главное, что

делается за моторами (из истории с пожаром на «тройке» очевидно, насколько

это существенно!), как ведут себя крыло, закрылки, хвостовое оперение, — все

это командир может «видеть» только глазами кормового.

Кормовой должен знать, какие наблюдения надо доложить незамедлительно, а когда следует сначала прослушать сеть и не прерывать разговора на более

важную, чем его сообщение, тему (для этого он обязан, кроме всего прочего, уметь правильно оценить, что важно, а что второстепенно).

Даже такое, казалось бы, относящееся скорее к актерской квалификации

требование, как хорошая дикция, тоже предъявляется, особенно в острых

ситуациях, к хорошему кормовому!

Мне доводилось в разное время и на разных кораблях летать с такими

отличными кормовыми наблюдателями, как Григорий Григорьевич Ирлянов, Борис Александрович Балышев, Сергей Александрович Соколов. Одно время в

корме управляемого мной самолета летал инженер Владлен Семенович Кузовлев.

Машина, которую мы тогда испытывали, была новая, опытная, с четырьмя —

также опытными — реактивными двигателями. Легко представить себе, какую

большую ценность в подобных условиях представлял квалифицированный, специализировавшийся именно на двигателях инженер в кормовой кабине! Тут

«вторые глаза» оказались даже полезнее, чем если бы на их месте были «первые».

Великое дело — надежный кормовой!

И все-таки еще существеннее было подобрать на каждый из поступающих

один за другим «Ту-четвертых» надежных командиров. И такие нашлись. Вскоре

приняли новые корабли Ту-4 Б. Г. Говоров, А. П. Якимов, С. Ф. Машковский, Ф.

Ф. Опадчий, В. В. Пономаренко, А. Д. Перелет, И. Ш. Вагапов, М. В. Родных..

Перечитав только что написанный (не первый и далеко не последний в этой

книге) перечень фамилий, я подумал, что иной читатель, наверно, пропустит его, 214 Оставит вне своего сознания, как некое инородное тело, нарушающее

нормальный ход повествования. Не знаю, может быть, так оно и есть. Но

обойтись без подобных перечней я не могу. И очень прошу читателя: пожалуйста, не пробегайте их торопливым, равнодушным взглядом! Остановитесь на каждой

из этих фамилий! За ней стоит славная, боевая, нелегко сложившаяся биография

незаурядного человека, настоящего авиатора, патриота своей Родины и своего

единственного на всю жизнь дела.

Не пропускайте этих имен, товарищи!

. .Корабли залетали. И в массу удачных полетов, в полном соответствии с

неумолимыми законами статистики, стали вклиниваться разные «случаи».

Дошла в этом смысле очередь и до нашей «двойки».

По заданию мы должны были в этот день набрать максимальную высоту —

потолок, а затем, не уменьшая газа, снизиться с разгоном на триста-четыреста

метров и прогнать горизонтальную площадку с максимальной скоростью. В

задании было еще много чего написано, но выполнять все последующее нам в

этот раз уже не пришлось.

До потолка мы добрались благополучно.

— Вроде больше не лезет, — сказал Аржанов.

— Да, — подтвердил я, — поехали вниз. — И, отжав штурвал от себя вперед, перевалил самолет как бы через вершину невидимой горы. Машина охотно —

гораздо охотнее, чем лезла последние сотни метров вверх, — посыпалась, набирая скорость, к земле.

Но едва прошло десять-пятнадцать секунд разгона, как в мерный, привычный

шум работающих на полном газу моторов примешался новый звук —

пронзительный, высокого тона, противный, резко возрастающий с каждым

мгновением. Стрелка счетчика оборотов четвертого мотора сорвалась с места и

резво побежала по циферблату: 2450.. 2500 (это предельно допустимые

обороты!). . 3000.. 3500..

Последняя цифра на шкале счетчика оборотов — 4500 оборотов в минуту —

так же быстро осталась позади, после чего взбесившаяся стрелка уткнулась в

упор, хотя на слух обороты продолжали расти..

Раскрутка винта! Штука весьма неприятная: сейчас пойдут вразнос

подшипники, и тогда будет видно, что случится с мотором раньше — развалится

он или загорится.

215 Убранный газ, перекрытое бензопитание, выключенное зажигание ни в

малейшей степени делу не помогли. Я, как только мог энергично, тянул на себя