Избранное
Шрифт:
— Но на это не хватит и двухсот,— удрученно запротестовал Стелло.
— Да, совсем забыл,— не унимался Черный доктор.— После этого нам останется еще один пустячок — уничтожить в сердце каждого, кто рожден женщиной, страшное инстинктивное убеждение: «Наш враг тот, кто нами правит». Что до меня лично, я, естественно, не терплю никакого принуждения.
— Я, честное слово, тоже, пусть это всего лишь невинная власть полевого сторожа.
— Так стоит ли огорчаться, если общественный строй плох и пребудет таким всегда? Разве не ясно, что Бог не желает, чтобы стало иначе? В те времена, когда он соблаговолил жить между нами, лишь от него зависело явить нам в
— Какая безрадостная насмешка! — возмутился Стелло.
— И второй такой возможности не представится. С этим придется примириться вопреки декламации целого хора законодателей. По мере появления очередных писанных чернилами конституций они восклицают: «Уж эта-то навсегда!» Ладно, поскольку вы не из числа тех, имя кому легион и для кого политика сводится к цифрам, с вами можно говорить. Поэтому скажите, пожалуйста, откровенно,— добавил доктор, поудобнее располагаясь в кресле,— каким парадоксом увлечены вы теперь?
Стелло промолчал.
— На вашем месте я любил бы не идею, как бы прекрасна она ни была, а какое-нибудь создание господне.
Стелло потупился.
— Какой необходимой социальной лжи жаждете вы себя посвятить?..— Ну, какой? Надеюсь, наименее нелепой? Какой же?
— Право, не знаю,— вздохнула жертва резонера.
— Поверите ли, всякий раз, когда я встречаю человека, облеченного властью, у меня с языка так и просится: «Как чувствует себя сегодня ваша социальная ложь? Еще не обнаружилась?»
— Но разве нельзя поддерживать власть, не являясь ее носителем и сохраняя за собой право выбора даже в разгар гражданской войны?
— Да кто же уверяет вас в противном? — раздраженно перебил доктор.— Именно об этом и речь. Я говорю о ваших мыслях и трудах, благодаря которым вы только для меня и существуете. Какое мне дело до ваших поступков? Что мне до того, что в минуту кризиса вас сожгут вместе с вашим домом или убьют на перекрестке и вы окажетесь трижды убитым, похороненным и воскрешенным, как подписывался капитан-нормандец Франсуа Севиль во времена Карла Девятого? Играйте в игру, какая вам нравится. Посадите, если угодно, наследственное право в карету, а способность на козлы и посмотрите, не примирите ли вы их до такой степени...
— Может быть,— вставил Стелло.
— ...что кучер попытается вывалить седока в канаву или сам
переберется в экипаж, что было бы, кстати, очень недурно,— продолжал доктор.— Нет никакого сомнения, сударь, что во времена смут мы делаем выбор не более самостоятельно, чем бочонок лото при встряхивании мешка. Ум не имеет здесь почти никакого значения: сколько усилий ни положите вы на выбор власти, которую хотите себе навязать, результат для порядочного человека всегда будет отрицательным. В обстоятельствах, о которых мы говорим, следуйте велению сердца или инстинкту. Будьте — простите за выражение — глупы, как знамя.
— О профанатор! — вскричал Стелло.
— Изволите шутить? — отпарировал доктор.— Величайший из профанаторов — время. Оно истрепало ваше знамя до самого древка. Когда белое знамя Вандеи шло навстречу трехцветному знамени Конвента, оба честно выражали идею. Одно четко возглашало: «Монархия, наследственное право, католицизм»; другое: «Республика, равенство, разум». Их шелковые полотнища хлопали на ветру над шпагами, а под грохот канонады звучали восторженные мужские голоса, подкрепленные убежденностью сердец, и «Генрих Четвертый» сталкивался в воздухе с «Марсельезой», как косы со штыками
Предсказываю вам: когда-нибудь в нашем столетии войны кончатся, а мундир станет даже смешон. Солдата развенчают, как развенчал Мольер врача, и это, вероятно, пойдет на благо. Всех без исключения облачат во фрак, черный, как у меня. Даже у восстаний не будет стягов. Расспросите на этот счет Лион в текущем тысяча восемьсот тридцать втором году от рождества господа нашего. А пока поступайте, как вам угодно,— ваши дела мало занимают меня. Повинуйтесь своим пристрастиям, привычкам, связям,
15 N° 467
происхождению, откуда мне знать чему. Принимайте решения в зависимости от цвета ленты, которую подарит вам первая встречная женщина, и поддерживайте ту социальную ложь, которая ей по душе. А потом процитируйте ей стихи великого поэта:
«Там, где за власть идет двух партий спор кипучий, Приводит нас в ряды той или этой случай,
Но, сделав выбор свой, нельзя его менять».
Случай! Корнель держался моего мнения — он не сказал «той, что права». Кто, по-вашему, был прав — гвельфы или гибеллины? А может быть, «Божественная комедия»?
Итак, пусть игрой случайностей забавляются ваше сердце, рука, тело. Ни я, ни философия, ни здравый смысл не имеем к этому отношения. Это вопрос исключительно чувства, соотношения сил, интересов и связей.
Я желаю вам добра и потому страстно хочу, чтобы по рождению вы не принадлежали к той касте париев, а когда-то браминов, которую именовали дворянством и заклеймили многими иными именами; к классу, неизменно преданному Франции, добывшему ей самую яркую ее славу, покупавшему кровью лучших своих детей право защищать ее и ради этого по кускам, от отца к сыну, лишавшемуся своего достояния; к большой семье, обманутой, одураченной, надломленной самыми великими вышедшими из нее королями, обескровленной некоторыми из них, но без устали служившей им и говорившей с ними смело и нелицеприятно; травимой, изгоняемой и всегда верной либо государю, который ее губил, предавал, покидал в опасности, либо народу, который не признает и истребляет ее; всегда чистой и всегда обреченной терпеть удары, словно раскаленное железо между молотом и наковальней, всегда истекающей кровью и всегда улыбающейся, как мученик на плахе под уже занесенным топором; к племени, вычеркнутому из книги жизни и навлекающему на себя те же косые взгляды, что племя израильское. Мне хотелось бы, чтобы вы не имели касательства к нему.
Но что я говорю? Кем бы вы ни были, у вас нет никакой нужды мешаться в дела своей партии. Партии стараются вовлекать человека в свои ряды против его воли, в силу происхождения, положения, прошлой деятельности, и это им настолько удается, что он не может сопротивляться: кричи он с крыш и пиши кровью клятву в том, что он вовсе не думает так, как его сотоварищи, за ним все равно предположат и ему все равно припишут взгляды последних. Таким образом, на случай внезапных потрясений я целиком исключаю партии из круга вопросов нашей консультации и оставляю вас один на один с ветром, который подует.