Избранные стихотворения и проза

Уитмен Уолт

Европа

72-й и 73-й годы Этих Штатов

[18]

Вдруг из ветхой и сонной норы, из берлоги рабов, Она молнией прянула, и сама на себя удивляется, Ногами она топчет золу и лохмотья, а руками сжимает глотки королей. О, надежда и вера! О, страдальческая смерть патриотов-изгнанников! О, сколько несчастных сердец! Вернитесь сегодня на родину и начните новую жизнь! А вы, получавшие деньги за то, что чернили Народ, — вы, подлые лгуны, берегитесь! За все ваши похоти, убийства и судороги, За низкий придворный грабёж, за выжимание последних грошей у доверчивых тружеников, За то, что лгали, присягая, королевские уста и, нарушая обещанья, хохотали. Народ, полупивший власть, не обижал никого и не мстил никому, и знатных голов не рубил; Народу была отвратительна свирепость царей. Но эта нежная милость взрастила горькую гибель, и запуганные короли идут назад, Идут величаво, и у каждого пышная свита: палач, сборщик податей, поп, Тюремщик, законник, придворный, солдат и шпион. Но сзади всех, смотри, какой-то призрак, Идёт и крадется, неясный, словно ночь, весь с головою укутанный в бесконечную ткань с ярко-красными складками. Не видно ни глаз, ни лица, Но из этих одежд, из этих алых одежд, протянулась рука, Её единственный изогнутый палец высоко над головою указует куда-то, Он высунулся, как головка змеи. А в свежих могилах лежат окровавленные трупы юношей, И верёвка виселицы сильно натянута, и носятся пули князей, и власть имущие твари смеются, Но всё это приносит плоды, и плоды эти добрые. Эти трупы юношей, Эти мученики, висящие на перекладинах виселиц, эти сердца, пронзённые серым свинцом, Они холодны и неподвижны, но они где-то живут в другом месте, и их живучесть невозможно убить. Они живут, о короли, в других, таких же юных, Они в уцелевших собратьях живут, готовых снова восстать против вас, Они были очищены смертью, умудрены, возвеличены ею. Над каждым, кто убит за свободу, из каждой могилы вырастает семя свободы, а из этого семени новое, Далеко разнесут его ветры для новых посевов, его вскормят дожди и снега. Кого бы ни убили тираны, его душа не улетает никуда, Но невидимо парит над землёю, шепчет, предупреждает, советует. Свобода! пусть другие не верят в тебя, но я верю в тебя до конца! Что? этот дом заколочен? хозяин куда-то исчез? Ничего, приготовьтесь для встречи, ждите его неустанно, Он скоро вернётся, вот уже идут его вестники.

18

Дата («72-й и 73-й годы Этих Штатов») означает 1848–1849 гг., когда в Италии, Австрии, Франции и Германии произошли революции, которые вскоре потерпели крушение.

Мы — мальчишки

Мы — мальчишки, мы вдвоем Неразлучные идём, То на гору, то с горы, то на север, то на юг, Мы локтями пробиваемся, мы сжимаем кулаки, Мы радуемся нашей силе, и оружие при нас, Где придётся, мы напьёмся и полюбим, и поспим, А законов мы не знаем, каждый сам себе закон, Мы воруем, мы дерёмся, мы под парусом гуляем, дышим воздухом, пьём воду и танцуем на прибрежьи, И дрожат пред нами скряги, и рабы, и попы.

Одного я пою

Одного я пою, всякую простую отдельную личность, И всё же Демократическое слово твержу, слово En Masse. Физиологию с головы и до пят я пою, Не только лицо человеческое и не только рассудок достойны Музы, но всё Тело ещё более достойно её, Женское наравне с Мужским я пою. Жизнь, безмерную в страсти, в биении, в силе, Радостную, созданную чудесным законом для самых свободных деяний, Человека Новых Времён я пою.

Не закрывайте ваших дверей

Не закрывайте ваших дверей предо мною, гордые библиотеки, Ибо я приношу вам то, чего никогда не бывало на ваших тесно уставленных полках, то, что вам нужнее всего. Моя книга взросла из войны, Слова моей книги — ничто, её замысел — всё, Одинокая книга, с другими не связанная, её не постигнешь рассудком, Но то сокровенное, что не сказано в ней, прорвётся восторгом на каждой странице.

Тебе (Первый встречный)

Первый встречный, если ты, проходя, захочешь заговорить со мною, почему бы тебе не заговорить со мною? И почему бы мне не начать разговора с тобой?

Пионеры! о, пионеры!

Дети мои загорелые, Стройно, шагом, друг за другом, приготовьте ваши ружья, С вами ли ваши пистолеты и острые топоры? Пионеры! о, пионеры! Дольше мешкать нам нельзя, Нам итти в поход, мои любимые, туда, где бой всего опасней, Мы, молодые, мускулистые, и весь мир без нас погибнет, Пионеры! о, пионеры! Ты, западная молодёжь, Ты неустанная, горячая, полная гордости и дружбы. Ясно вижу я тебя, ты идёшь с передовыми, Пионеры! о, пионеры! Что же старые народы? Утомились, ослабели, и их урок пришёл к концу, там, за дальними морями? Мы их ношу поднимаем, их работу и их урок, Пионеры! о, пионеры! Старое осталось сзади, Новый, краше и сильнее, свежий мир, могучий мир, Мы в этот мир ворвемся с боем, в мир похода и труда! Пионеры! о, пионеры! Мы бросаемся отрядами По перевалам и над кручами, по дорогам неизведанным, Напролом, в атаку, грудью, завоевать и сокрушить. Пионеры! о, пионеры! Мы валим древние деревья, Мы запруживаем реки, мы шахтами пронзаем землю, Прерии мы измеряем, мы распахиваем нови, Пионеры! о, пионеры! Мы родились в Колорадо, Мы с гигантских горных пиков, мы с сиерр, с плато высоких, Мы из рудников, из рытвин, мы с лесных звериных троп, Пионеры! о, пионеры! Из Небраски, из Арканзаса, Мы из штатов серединных, из Миссури, мы с примесью континентальной крови, Мы с товарищами за руку, мы северяне, мы южане, Пионеры! о, пионеры! Всё смести, снести с пути! О любимые, о милые! Грудь от нежности болит! Я и радуюсь и плачу, от любви я обезумел, Пионеры! о, пионеры! С нами знамя, наше знамя, Поднимите наше знамя, многозвёздную владычицу, все склонитесь перед нею, Боевая наша матерь, грозная, во всеоружии, её ничто не сокрушит, Пионеры! о, пионеры! Дети мои, оглянитесь. Ради этих миллионов, уходящих в даль столетий, напирающих на нас, Нам невозможна отступить или на миг остановиться, Пионеры! о, пионеры! Дальше сжатыми рядами! Убыль мы всегда пополним, мёртвых заместят живые, Через бой, через разгром, но вперёд, без остановки, Пионеры! о, пионеры! Все живые пульсы мира Влиты в наши, бьются с нашими, с западными, заодно, В одиночку или вместе, направляясь неустанно в первые ряды для нас, Пионеры! о, пионеры! Многоцветной жизни зрелища, Все видения, все формы, все рабочие в работе, Все моряки и сухопутные, все рабы и господа, Пионеры! о, пионеры! Все несчастные влюблённые, Все заключённые в темницах, все неправые и правые, Все весёлые, все скорбные, все живые, умирающие, Пионеры! о, пионеры! Я, моя душа и тело, Мы, удивительное трио, вместе бродим по дороге, Средь теней идём по берегу, и вокруг теснятся призраки, Пионеры! о, пионеры! Шар земной летит, кружится, И крутом планеты-сёстры, гроздья солнц и планет, Все сверкающие дни, все таинственные ночи, переполненные снами, Пионеры! о, пионеры! Это наше и для нас, Расчищаем мы дорогу для зародышей во чреве, Те, что ещё не родились, ждут, чтобы итти за нами, Пионеры! о, пионеры! И вы, западные женщины! Старые и молодые! Наши матери и жёны! Вы идёте вместе с нами нераздельными рядами, Пионеры! о, пионеры! Вы, будущие менестрели, Затаившиеся в прериях, скоро вы примкнёте к нам, нам споёте ваши песни, (А певцы былого века лягте в гроб и отдохните, вы свою работу сделали.) Пионеры! о, пионеры! Не сладкие удовольствия, Не подушки и не туфли, не учёность, не уют, Не постылое богатство, не нужны нам эти дряблости, Пионеры! о, пионеры! Что? обжираются обжоры? И спят брюхастые сонливцы? и двери их наглухо закрыты? Всё же скудной будет наша пища, и спать мы будем на земле, Пионеры! о, пионеры! Что? уже спустилась ночь? А дорога всё труднее? и мы устали, приуныли и засыпаем на ходу? Ладно, прилягте, где идёте, и отдохните до трубы, Пионеры! о, пионеры! Вот она уже трубит! Там, далёко, на заре — слышите, какая звонкая! Ну, скорее по местам — снова в первые ряды, Пионеры! о, пионеры!

В мыслях моих проходя

(После чтения Гегеля)

В мыслях моих проходя по Вселенной, я видел, как малое, что зовётся Добром, упорно спешит к бессмертью, А большое, что зовётся Злом, спешит раствориться, исчезнуть и сделаться мёртвым.

Для тебя, Демократия

Вот я сделаю всю сушу нераздельной, Я создам самый великолепный народ из всех, озаряемых солнцем, Я создам дивные магнитные страны — Любовью товарищей, Вечной, на всю жизнь, любовью товарищей. Я густо усажу, как деревьями, союзами друзей и товарищей все реки Америки, все прибрежья ее великих озёр и все её прерии, Я сделаю, чтобы города было невозможно разнять, так крепко они обнимут друг друга, Сплочённые любовью товарищей, Мужскою любовью товарищей. Это тебе от меня, Демократия, чтобы служить тебе, моя жена! Тебе, тебе я пою эти песни.

Когда я, как Адам

Когда я, как Адам, ранним утром, Освежённый сном, выхожу из-под деревьев в саду, Взгляни на меня, проходящего, услышь мой голос, приблизься ко мне, Тронь меня, тронь тело моё ладонью руки, когда я прохожу, Не бойся тела моего.

В тоске и в раздумьи

В тоске и в раздумьи сижу одинокий, И в эту минуту мне чудится, что в других странах другие есть люди тоже в тоске и в раздумьи, Мне чудится, ст'oит мне всмотреться, и я увижу их в Германии, в Италии, в Испании, во Франции. Или далеко-далеко, в Китае, в России, в Японии, они говорят на других языках. Но мне чудится, что, если б я мог познакомиться с ними, я стал бы к ним так же привязан, Как я бываю привязан к людям моей страны, О, я знаю, что мы были бы братьями, были бы друзьями, что с ними я был бы счастлив.

Я вижу: голый красавец-гигант

Я вижу: голый красавец-гигант плывёт через морской водоворот, Его тёмные волосы сделались гладкими и плотно прилегают к голове, он с силою вскидывает смелые руки и хочет вытолкнуть себя ногами прочь, Я вижу его белое тело и его бесстрашные глаза, Ненавистны мне эти быстрые волны, что сейчас разобьют его головою о скалы. Что вы делаете, волны-бандиты? Неужто вы убьете смельчака и гиганта, — убьёте в расцвете лет? Долго он не сдаётся я борется, Он весь в синяках, его бьёт и калечит, но он держится, покуда есть сила, Плещущие волны запятнаны кровью, они несут его прочь, они вертят, и мнут, и швыряют его, Они несут его прекрасное тело по кругу, снова и снова оно налетает на скалы, Быстро они уносят из глаз этот доблестный труп.

Камерадо, это — не книга

[19]

Камерадо, это — не книга, Тронь её — и тронешь человека. (Теперь ночь, и мы с тобою одни.) Ты держишь меня, я тебя, Я прыгаю прямо к тебе со страниц, и смерть не удержала меня. О, как твои пальцы усыпляют меня! Дыханье твоё вкруг меня, как роса, биение крови твоей баюкает уши мои.

19

Камерадо — по-испански — товарищ.

Скво

Отрывок из поэмы «Спящие»

[20]

Вот что рассказала мне мать, сидя как-то со мной за обедом, О той поре, когда она была подростком и жила в старом родительском доме. К старому дому в одно раннее утро пришла краснокожая скво, На спине у неё была вязанка того камыша, из которого плетутся для стульев сиденья, Её волосы, обильные, прямые, блестящие, жёсткие, чёрные, окружали сё лицо, наполовину скрывая его, Её поступь была эластичной и лёгкой, а голос звучал изящно. Моя мать с удивлением и радостью глядела на эту незнакомую женщину, Глядела на прелестную свежесть лица, на полные, гибкие руки и ноги, Чем дальше глядела моя мать на неё, тем сильнее влюблялась в неё, Никогда до той поры не видала она такой изумительной красоты и чистоты, Она усадила её на скамью к очагу, она стала готовить ей пищу, Работы она ей не дала, но она дала ей память и любовь, Скво пробыла у неё весь полдень и ушла от неё незадолго до вечера. О, моей матери так не хотелось, чтобы она уходила, Всю неделю она думала о ней, она ждала её долгие месяцы, Много лет она вспоминала её и в летнюю и в зимнюю пору, Но краснокожая скво не вернулась, и больше её в тех местах не видали.

20

Скво — индейская женщина.