Изобретение зла
Шрифт:
– Однажды семь мертвецов копали могилу живому, - сказал Пестрый.
– "И не совестно тебе этим заниматься?
– спросил один мертвец другого.
– Так ты же роешь, а не я", - ответил другой. Я не занимаю очередь.
– Не хочешь - не надо, - сказал Черный.
У меня не было денег после побега. Я умоляюще посмотрел на Черного. Наши глаза встретились. Ему было не смешно.
Потом, проснувшись ночью, я долго вспоминал эту минуту и не мог уснуть.
Наверное, близилось утро, потому что все спали. Плоская лучистая луна рисовала две зеленовато-травяных полоски на одеяле. Полосы уходили дальше, в тревожно вибрирующую глубину палаты, изламывались, блестели на зеркальных железках. Было совсем светло. Я поднял руку, погрузив её в лунный свет. Свет обтекал тонкие, прозрачно-сияющие пальцы, белые, будто нечеловеческие, пальцы несуществующего существа, пришедшего сюда с далеких сонных звезд. Я сжал пальцы, пытаясь схватить скользкий невесомый луч, но луч выскользнул. Тогда моя рука отодвинулась и попробовала напасть сбоку. Снова напрасно. Потом, медленно сжимая пальцы, я стал сжимать световую струйку и она поддавалась, сужаясь. Свет луны подчинялся мне.
В палате кто-то плакал.
Я не услышал этого сразу, потому что был слишком занят с лунным лучом. Плач был громким и хорошо слышным даже сквозь гул.
Я встал, надел тапочки и пошел к дверям. У второй кровати я остановился.
Черный не спал.
– Что случилось?
– спросил я.
– Не твое дело.
– Я слышал. Кто-то плачет.
– Тебе показалось.
– Мне никогда ничего не кажется. Я всегда все знаю точно.
– Да? И что ты знаешь теперь?
Я подумал.
– Наверное, ничего.
– Вот именно, ничего!
– Черный взорвался, но сразу притих снова.
– Не будем будить людей. Ты не знаешь ничего и они не знают ничего, потому что вы все тут играете только первую игру.
– Как это?
– не понял я.
– Ты пробовал убежать, да? Получилось?
– Нет.
– Конечно, тебя вернули. Отсюда нельзя убежать. Можно только играть до последнего. А последний останется только один.
Я снова попытался сказать, что ничего не понял.
– Посмотри на меня, - сказал Черный, - посмотри, я же не такой как все. Это потому, что я играю уже во второй раз. Я уже был в игре и победил. С вами будет то же самое - вы убьете друг друга, а останется только один. Он будет думать, что победил, и будет радоваться. А на самом деле победивший попадет только в новую игру; он будет человечком черного цвета. Все мы нарисованные человечки. А когда человечек убивает столько людей, он обязательно становится черным. Ты увидишь, когда убьешь.
– Я?
– Ты или не ты, какая разница. У меня с собой есть скальпель, я украл несколько штук. Я очень предусмотрительный человек. Я бы мог зарезать вас всех ещё сегодня ночью, не дожидаясь третьего уровня. Вы же спите спокойно, как свиньи. Потом бы я нашел Красного с Коричневым и тоже прикончил бы их. Я бы сумел это сделать. Почему я этого не сделал?
– Потому что ты не хочешь попасть черным человечком в следующую игру.
Я уже начинал что-то понимать.
– Да. Но умирать я тоже не хочу. Вот в чем дело.
Я снова промолчал.
– Но я уже умер, - продолжил Черный.
– Вот в чем дело.
– Но ты же разговариваешь?
– Это не я. Это черный человечек. А знаешь, кто такой я?
– Нет.
– Я только БЫЛ. Я был совсем не таким. Я не был черным. Я учился играть на скрипке. Знаешь, какое мое самое лучшее воспоминание в жизни?
– Нет.
Откуда мне было знать.
– Это было так, - продолжил Черный, - мне было примерно одиннадцать. Я ехал в трамвае. Рядом сидела мама с девочкой. Девочке было примерно два года. Она еще, наверное, не умела говорить. У неё были две маленькие косички, одна завязанная зеленым, а другая красным. Она была блондинкой. Она была некрасивая. Я посмотрел на неё и улыбнулся. Она тоже мне улыбнулась, потому что поняла, что улыбаются не кому-нибудь, а только ей. И я увидел, какие у неё стали счастливые глаза. Мама взяла девочку на руки и вышла на следующей станции. Когда мать несла девочку на руках, девочка сделала мне воздушный поцелуй, вот так. Ее этому уже научили. А я ещё несколько дней не мог прийти в себя. Потому что это так просто - сделать кого-то счастливым. Но гораздо счастливее от этого становишься сам. Я это помню до сих пор. Я не всегда был черным. Я стал черным после первой игры. Я стал черным и перестал различать цвета. Раньше я всегда опаздывал: я останавливался у каждого дерева, каждого окна и каждого фонаря. Я останавливался и смотрел, потому что они были красивы.
Все в мире было красивым. Меня не понимали, а взрослые даже боялись, что я болен. Я стал притворяться, что не вижу красоты. Но я её видел. Я думал, что когда-нибудь я найду такой фотоаппарат, который сможет это снять, тогда я покажу это всем людям, и они увидят красоту. Ты можешь это понять?
– Я попробую.
Я вытянулся и посмотрел на то, что за окном. У окна чуть покачивалась корявая ветка, вся мохнатая от инея. Ну улице остался только один фонарь, недавно поставленный. Он был ярко-желт на фоне такой глубокой ночной синевы неба, что я просто потерял себя от ощущения красоты. И снова все исчезло. Нужно ещё научиться смотреть.
Мы помолчали.
– А шрам у тебя откуда?
– спросил я.
– С первой игры, конечно. Тогда мне разрезали всю щеку, до самого уха. Там все закончилось ещё на первом уровне, а вас всех ждет третий.
– А что такое третий уровень?
– Когда свет мигнет в третий раз, - тогда увидишь. Я сам никогда не видел, но даже на нулевом я на учителя с ножом ходил.
Последние слова Черный произнес с гордостью, получалось вроде он ходил на медведя.
– Пошли спросим у Синей Комнаты?
– предложил я.
– Что спросим?
– Что нам делать спросим.
– Иди сам. Нет никакой Синей Комнаты.
80
Манус просматривал видеоинформацию о собственном будущем. Он все-таки счастливчик. Его не убьют в этот день, хотя и будут искать, чтобы убить. Не убьют и до конца месяца. А в этот месяц погибнут одиннадцать из каждых двенадцати жителей Земли.
Вначале он выберется в коридор. Ему повезет - коридор будет пуст, часовой уйдет глазеть на добивание Магдочки. Голоса и крики оттуда будут хорошо слышны.
Потом Манус нырнет под лестницу и станет ждать. Его не будут искать под этой лестницей во второй раз. Снова ему повезет в том, что Мельницы обойдут усадьбу стороной. Мельниц все-таки не хватит, чтобы сразу перепахать всю поверхность
Земли. Там, куда не дойдут Мельницы, пойдут Скребки - не столь громадные, но не менее смертоносные устройства, сцарапывающие и измельцающие весь поверхностный слой, всех и все, что на нем находится. Скребки тоже обойдут Мануса стороной, на всю планету скребков не хватит. Но до конца войны он не доживет - таких счатливчиков окажется так же мало, как мало вывигрывающих ценный приз в лотерею.