Изобретение зла
Шрифт:
– Сказали, что ваш больной, которому зашивали рану от ружья...
– И что же мой больной?
– Нападение. Напали и избили.
– Жив?
– Был жив.
– Придется перезвонить. Ответственность, сама понимаешь.
Доктор Капс был человеком ответственным и хмурым. То есть, таким его знали всегда. Но за последние недели его характер изменился: ответственной осталась, а хмурости как не бывало. Сейчас доктор Капс старался всласть навеселиться за все сорок пять лет хмурого существования. Он щекотал сестричек, подменивал сумочки, подкладывал кошельки (пустые, с камешками, с записочками
Он унес телефон в соседнюю комнату и долго там пререкался. Слов не было слышно, но достаточно интонации. Вернулся с кислым видом и стал шептать на ушко замдиректору блока. Замдиректор пожал плечами и состороил гримасу, означавшую недоумение и снятие с себя всякой ответственности. Четверть часа спустя во втором, запасном, блоке началась подготовка к операции. Доктор Капс был хмур и неразговорчив. Доктор Капс страдал от тоски по веселью. Время от времени он начинал притопывать каблуками, в ритме вальса, но это почти не способствовало душевной радости. Вскоре привезли пациента.
– Как он? Идти может?
– Вряд ли.
– Может, куда он денется, - сказал доктор Капс.
– Принеси мне бритву.
Электрическую. Там, в шкафу, на нижней полке.
– Зачем?
– Не будь занудой.
Доктор Капс включил камеру и посмотрел на пациента. Ничего, так быстро не умрет.
Он вынул из бритвы ножи и попробовал включить. Ничего, работает. Только брить не будет. Он засмеялся своим мыслям и трое остальных засмеялись от вида смеющегося человека. Глядя друг на друга, они смеялись сильнее и сильнее, пока начали задыхаться от смеха. А жизнь не так уж и скучна, подумал доктор Капс.
Отличную шутку я придумал!
– Смотрите в камеру! Сейчас будет шутка!
– сказал он и пошел к пациенту.
Белый лежал на качалке.
– Мне вставать?
– Вставай и раздевайся!
– Сверху?
– Совсем.
Белый разделся и доктор Капс с серьезным видом осмотрел шрам. Придется зашивать по новой. Но потом.
– Да!
– сказал он и вытащил бритву из-за спины.
– А вот это ты видел?
– Бритва.
– Садись и брей свое хозяйство. Волосатых мы оперировать не можем волосы в рану попадут, будет нагноение. Понял?
– Понял.
– Сиди и брей.
Он ушел в операционную, уже начиная смеяться по пути. В операционной смех стоял столбом, можно было просто утонуть в смехе или обкушаться смеха до коликов. Достаточно было взглянуть на экран, где Белый пытался выбрить себе живот неисправной бритвой, как каждый понимал, что лопнуть от смеха есть вполне реальная перспектива и не такая уж легкая смерть. А Белый брил и брил, но вот вдруг включил электроножницы и волосы начали осыпаться.
– Вот сволочь!
– возмутился доктор Капс, - нашел все-таки!
79
Я напрягся и порывисто встал. Этот звук. Звук чокающихся рюмок-колесиков, беглый блестящий звук убивающего металла - колесики прозвенели и затихли у двери. Двое мужчин вошли, сделали свое дело и ушли.
Белый лежал на спине, его глаза были открыты - он не спал после операции.
Непонятно, мне рассказывали, что все должны спать. Его губы неуверенно двигались, пытаясь что-то сказать, но глаза смотрели неподвижно, как у слепого.
– Не говори, тебе нельзя говорить. Больно было?
– Да.
Голос был чуть слышен. Я не раз представлял себе операционную, это будет темная комната с зеленым потолком цвета крашенного весеннего забора. Иногда я представлял её с красным или черным потолком. На потолке будет только одно малюсенькое окошечко - это чтобы тебе было страшнее. Хирург будет весь в черном, в черных перчатках и шапочке (у него будут блестеть золотые зубы - обязательно, и все большие, как у коровы), на лбу у него будет круглое зеркальце с дырочкой посредине, а из этой дырочки будет светить лампа прямо в глаза, чтобы ослепить тебя, чтобы ты ничего не видел. В одной руке у него будет нож (Такой, каким режут хлеб в столовой, только больше), а в другой - клещи, чтобы что-то выдергивать ими у тебя внутри. Нож будет ржавым от крови.
– А крови было много или не текла?
– Я не видел.
Белый начал рассказывать, как всегда медленно и ровно. Невидящие глаза и жалкое выражение лица не мешали ему ни думать, ни говорить.
– Вон там, за той дверью, там операционная, там ещё длинный коридор и ещё две двери. А операционных комнат у них несколько, они под номерами. Тебя, значит, привозят туда, но обязательно вперед головой, а не ногами, потому что так нельзя, плохая примета, умрешь, а потом заставляют раздеться. Меня они сначала везли неправильно, а потом вспомнили и правильно перевернули. Говорят, что если вперед ногами привезут, то обязательно умрешь. Я их спросил, что будет, если пол дороги проедешь вперед ногами. Они сказали, что, может, умрешь, а может, нет. Я попросился идти своими ногами, но мне не разрешили. А потом меня раздели.
– Совсем?
– Совсем. Только сапоги такие дали на ноги, зеленые - чтобы не простудиться, потому что там холодно. А потом оказалось, что зеленые сапоги уже кто-то надевал - мне выдали белые. И заставили бриться.
– Зачем?
– Чтобы волосы не попали в рану, иначе будет плохо заживать.
– Там холодно?
– Холодно. А потом, когда много крови вытечет, то уже совсем холодно. А стол у них, этот, где режут, он тонкий как доска, и высокий, с него запросто можно упасть. Они поэтому тебя привязывают, чтобы не упал.
"Привязывают" - какое страшное слово. Я представил белые толстые веревки с узлами. Да, если привяжут, то уже не убежишь.
– А потом?
– А потом, то есть, раньше, мне пришлось ждать. Они привезли Красного и
Коричневого. Их откопали где-то в подвале...
– Как их нашли?
– спросил Черный.
– Была проверка сигнализации по всей больнице или что-то такое. Оказалось, что в бомбоубежище что-то не в порядке. Туда спустились и нашли их двоих. У
Коричневого был скальпель и он отрезал от Красного куски... Мне так рассказали, но похоже, что не все правда.