Кабальеро де Раузан
Шрифт:
Тантал чувствовал голод и жажду. Голод и жажда – это два физических мучения. Физическое мучение прекращается вместе со смертью или просто проходит со временем. Боль духовных страданий не проходит. Страдания медленно роют могилу несчастному. Каждый день – по кусочку грязи, каждый год – горсть земли.
Видимый нож – это благо. Невидимый нож – жестокость.
Раньте все органы, мышцы и кости человека, но не душу.
Раны души не заживающие.
Душа карлика была страшно ранена злой участью. Сокровища и сирота погружали его в пропасть тоски. Он не мог объяснить то, что чувствовал. У него не
Какие только не бывают причуды в лотерее жизни! У него было то, что желает человек: деньги и красота. Но он не был человеком.
Он бы отдал богатство, чтобы не быть карликом.
Отдал бы жизнь, чтобы быть достойным Эдды.
Пожертвовал бы всем ради Эдды, но ей не нужны жертвы. Поэтому он охранял Эдду.
Великий герой Ахиллес в качестве отрицательного возмещения носил на стопе смерть. Венера, самая красивая женщина, была распутна. Карлик и дикарь Эрико, в качестве положительного возмещения, имел два сокровища, что делало его вдвойне несчастным!
Вот что такое возмещение. Нет милосердия в таком уравновешивании!
Эдду мучил страх перед Эрико. Тот страдал от несчастной любви. Жизнь карлика и сироты стала невыносимой.
Союз был невозможен. Следовало разойтись, но оба понимали, что это станет катастрофой.
Одному следовало умереть. Но кому?
Одному следовало сбежать. Но кому? Как?
Ночью, когда буря секла розгами океан и остров, как начальник сечет двух беззащитных детей. Когда в небесах вспыхнули молнии, а судороги Геклы из-за разъярившихся стихий грозили утопить грот, Эрико осмелился броситься в ноги Эдде. Та вооружилась охотничьим ножом карлика. Девичий инстинкт подсказывал ей защищаться от угрожающей опасности. Ее мужество, испуг, ярость и свет молний возвеличивали ее красоту.
Она была похожа на рассерженную Юнону.
Но Эрико не струсил.
– Выйди! – сказала Эдда. Карлик не послушался.
Эдда направилась к выходу из пещеры, но он преградил ей путь.
Эдда приставила кинжал к своей груди.
Эрико упал на колени и прорвался рыданиями.
Эдда затихла и с удивлением посмотрела на него.
– Прости! – сказал карлик. – Прости, Эдда! Я не собираюсь драться с тобой, нет смысла. Я бы разбил тебя, как яйцо. Я твой раб, послушнее старого и слепого Одина, но несчастнее его, потому что не имею права на твою любовь. Один вошел в твое сердце, а я – нет. Понимаю причину и жалуюсь только на небо. Хотя я и дикое чудовище, но мне мучительно иметь соперника пса! Когда ты ласкаешь его, я вою; когда зовешь его, я ухожу и бьюсь лбом о скалы. Эдда, я люблю тебя!
Услышав это, сирота вздрогнула и сильнее сжала рукоятку кинжала.
Эрико продолжил:
– Эдда, я люблю тебя давно, и именно потому, что люблю, я уважаю тебя. Не бойся. Сегодня, как и вчера, я твой хранитель и буду защищать от любой опасности, как храбрый воин, как самоотверженная мать. Я размышлял…
Эдда не прервала карлика; тот продолжил:
– Я размышлял и принял решение…
Эрико замолчал. Эдда не задавала вопросов. Карлик продолжил:
– Я решил умереть.
– Умереть? Ты, Эрико?
– Да, Эдда. Я уже давно хотел покончить с собой, и не знаю, почему еще не сделал этого. Я один на свете, и,
– Можно все исправить, Эрико.
– Как?
– Увези меня с острова. Ты останешься там, где провел всю жизнь.
– Без тебя? Один? Покинутый? Как могу я жить в пещере без тебя?
– Ехать вместе невозможно. Я должна отыскать отца и быть вместе с ним.
– Да, и раз я не могу поехать с тобой, то принял решение. Я не могу последовать за тобой, потому что ты едешь туда, куда я не могу ехать, как человек, и не могу любить. Я не могу поехать, потому что причинил бы тебе страдания.
Эдда молчала перед логикой Эрико. Тот продолжил:
– И поскольку я не хочу видеть, как ты уезжаешь, потому что моя печаль, невежество, любовь, возможно, заставят меня остановить тебя. Я хорошо обдумал: я пойду к горе, повешусь там и ты будешь свободна.
Эдда вздохнула. Должна ли она остановить этого человека у края пропасти? Должна ли утешить, приободрить, внушить его душе надежду? Эдда понимала, что не должна делать этого. Ей пришлось стать жестокой, и она промолчала. Эрико понял ее молчание и укрепился сильнее в своем решении. Душа карлика была огромна и светла. Он не удивился поведению Эдды и продолжил:
– Я умру, и мне нужно доверить тебе тайну. Я хочу, чтобы ты завладела тем, что всегда было твоим, чем ты должна и можешь воспользоваться.
Эдда была расстроена и не знала, что сказать.
Эрико добавил:
– Идем! – и подвел ее к углу грота, где хранилось сокровище пирата. Там он поднял ограду, скрывавшую сокровища. Золото и бриллианты покатились к ее ногам. Эрико осветил факелом богатства и сказал сироте: – Все это твое. Позволило небо, чтобы это сокровище оправдалось перед твоими глазами за ошибки, которые я совершил, вытащив тебя из лап смерти и забрав с собой, чтобы сделать тебя наследницей. Тогда ты была девочкой, и мое сердце было чисто. Сегодня ты женщина, и я должен очистить виновное сердце водой раскаяния.
– Самое великое сокровище – ты, Эрико! – воскликнула Эдда, поцеловала руки карлика и добавила, – ты навсегда стал мне отцом, когда спас меня, как и сейчас. Оставь себе сокровища. Они не нужны мне.
– Ты презираешь меня?
– Нет, Эрико, я восхищаюсь тобой. Я покину Исландию и уйду в монастырь. Постучусь в двери дома Божьего вместе с останками матери. Эрико, я не могу любить тебя, как женщина, но буду любить тебя духовно. Прощай, отец мой!
На следующий день Эрико показал сироте путь от мрачного утеса на Рункирик. Она ушла вместе с останками матери и портретом молодого человека у сердца. Он проводил ее взглядом, пока та не скрылась из виду. Вернувшись в пещеру, он закрылся в ней навсегда.