Калейдоскоп
Шрифт:
— Взял бы я рыжуху, да, к сожалению, у меня кошка. Знамо дело, собака с кошкой не ладят.
— Я живу высоко. Ей будет плохо на такой высоте. Разве собаке годится по лестнице шастать?
— Собака любит свободу. Может быть, у кого-нибудь домик с садом?
— У меня маленькие дети. Что собака оближет, ребенок сразу же съест. Я не могу.
— Скажи, Рыжая, где твой хозяин?
— Каким надо быть негодяем, чтобы такую собаку оставить без присмотра.
Такие раздавались голоса.
Поскольку хозяин не нашелся, офицер повторил свой вопрос еще
— Возьмите ее в полицию. Она, видать, умная!
Офицер — заместитель руководителя — развел руки.
— У нас весь штат заполнен. Впрочем, это и не полицейская порода. К сожалению.
— Это правда, — сказал тип, которого я уже до этого где-то видел, — рыжих ксендзов тоже не бывает.
Дело остановилось на мертвой точке. Я начинал чувствовать беспокойство. Как я ни напрягался, я никак не мог придумать никакого разумного решения. Рядовые сотрудники постепенно начинали терять терпение. У них было желание приступить к разгону сборища, потому что это было уже только сборище и ничего больше. Тогда, растолкав ротозеев, в первый ряд зрителей вышел человек в кожаном фартуке. В руках у него была палка, на конце которой была петля.
— Большая и рыжая. Очень хорошо.
— Мама, кто это? — пропищала беленькая девочка.
— Не задавай глупых вопросов. Дай руку, пошли домой. Ой, да уже поздно!
Собака обнажила клыки и издала короткое ворчание. Ощетинившись, она отступала, не спуская глаз с петли. Человек в кожаном фартуке улыбался, уверенный в себе.
— Рожа палача, лица дьявольские, — отозвался мой сосед, глядя то на петлю, то на полицейских, которые в это время садились в автомобили.
— Вы так думаете? — Я повернулся на каблуке и, посоветовав соседу сделать то же самое, пошел домой.
Дожидаясь соседа с третьего этажа, я стал гулять по саду. Он вернулся очень возбужденный.
— Собака вырвалась из петли и побежала в низовье реки! — сообщил он, размахивая руками.
— Странно, ведь она приплыла с верховья…
— Я утверждаю, — кипятился мой сосед, — что мы к подобным случаям не готовы. Надо основать Товарищество помощи собакам. Черт побери, я сам создам такое товарищество!
— А я бы предложил слове «помощи» заменить словом «опеки».
— Правильно, я сейчас перепишу заявление. Правильно, «Товарищество опеки над собаками» звучит гораздо лучше.
С исправленным заявлением он пошел в ратушу. Вернулся он с кислой миной.
— Отказали.
— Почему?..
— Сказали, что нет Товарищества опеки над коровами…
— Молоко!
— …над телятами…
— Шницели.
— …над волами…
— Бифштексы.
— …над лошадьми…
— Извозчик и не извозчик.
— …и поэтому нельзя отдавать предпочтение собакам, забывая о других животных. С точки зрения общественных нужд корова важнее собаки. А поскольку никто не создал общества опеки над человеком, нельзя создать и общество опеки над собаками.
— Ха, ну и что?
— Попробую сформулировать заявление иначе. Но своего добьюсь.
Я пожал плечами. А сосед с новым заявлением побежал в ратушу. Он помешался на этой проблеме. «Сам он из этого не выберется» — подумал я, и жалко мне стало человека.
Упорство соседа, его заявления и постоянные уговоры властей наконец заинтересовали городской комиссариат. Однажды, когда соседа не было дома, пришел полицейский. Так случилось, что я оказался свидетелем разговора полицейского с дворником.
— Ходит в ратушу и ходит, а власти отказывают и отказывают. Что-то в этом есть, — сказал сторож, прижатый к стене. — Без причины не отказывали бы? Причина должно быть в жильце.
Полицейский посмотрел на меня. Придурковатость участковых превышает все, что на эту тему написано. Я не встретил ни одного, который умел бы мыслить самостоятельно. Я без звука покинул дворницкую и вернулся в свой маленький садик. На кустах распускались почки, зеленели грядки, становилось красивей. Вдруг я услышал казарменный стук каблуков. Полицейский выпрямился, взяв под оловянный козырек.
— Ах ты олух, — пробормотал я, так как он небрежно закрыл калитку.
Прошло время. Мое беспокойство сменилось стопроцентной уверенностью. Меня перестала радовать травка и молоденькие, покрытые весенним лаком листочки. Сосед из ратуши не возвращался. Вместо соседа к нашему дому подъехал мебельный фургон. Рослые рабочие стали вносить вещи в пустую квартиру на третьем этаже.
При первом же случае новый жилец показал себя. В передаче дворника, он выразился следующим образом: «Ваше счастье, что на этом все кончилось». Я знаю этот сорт людей. Они думают, что являются пупом земли, и всегда о себе хорошего мнения.
О моем соседе говорили, что он получил в наследство недвижимость, находящуюся в нижнем течении реки, и переехал туда с большой для себя выгодой.
— Ну, что же…
Иногда, в лунные ночи, я слышу далекий вой собаки. Этот вой напоминает мне операцию «Адмирал». Тогда я закуриваю сигарету и начинаю думать. Размышляю, сопоставляю. Бывает, для всего этого не хватает всей весенней ночи. И частенько сижу до утра, скорчившись, обхватив руками подтянутые к подбородку колени.
Перевел Вл. Бурич.
МОЛОЧНАЯ КУЛЬТУРА
Не хочу быть карпом. Проснулся однажды и понял, что не хочу. С кем я говорил о карпах? С Артмалем. Давняя, совершенно случайная встреча. Толковали мы, собственно, не о карпах, но у рыбного магазина. Артмаль торопился на вокзал. Я тоже поглядывал на часы. По совести сказать, и не разговор вовсе. Только и успели перекинуться двумя-тремя фразами.
«Если тебе это в конце концов обрыднет, плюнь и садись в поезд. Что-нибудь придумаем».