Калейдоскоп
Шрифт:
Я тогда отшутился. У меня и в мыслях не было уезжать. Тысячи дел не выпускали из города. Планы на будущее. Устроился я довольно прилично. Во всех отношениях. Это представлялось мне особенно важным.
«О, не горит. К тому времени мы обзаведемся канализацией. Не забудь, если что… Я все-таки предупрежу Какочину. Она не любит незваных гостей».
Артмаль остановил такси. Я помахал ему рукой вслед. Бог ты мой, без канализации…
Я мог поехать тотчас же, завтра или на днях. Решил, что коли уж ехать, то ехать сейчас. Ненадолго, неделя, может, две. Потом видно будет. Купил билет, поехал.
Артмаль жил далеко. Дорога долгая, стало быть, изнурительная, сплошь ненужные
Старая Какочина открыла дверь.
— Я думала, вы уж не приедете. Осточертело таскать тарелки взад и вперед.
— Не хочу быть карпом, — сказал я, здороваясь с Артмалем.
— Ах вот оно, значит, как… И когда же это? Ну, когда тебе надо стать карпом?
Спрашивал он всерьез, явно встревожившись. От такой его деловитости я несколько опешил.
— Срок роли не играет. Может, я и преувеличиваю, но… — Я заколебался. Говорить, не говорить? Потом выпалил одним духом: — Карпа хвалят, когда он на блюде. Причмокивают, хорош, мол, оттого, что на загладку. А перед этим гирей по голове. Какой мне прок, что меня слопают с изюмом и чавканьем? Вот я и не хочу. Навалилось это на меня ни с того, ни с сего, пришлось уехать. Понимаешь?
Артмаль кивнул головой. То ли понимал, то ли прикидывался.
— Садись.
Мы сели к открытому окну. В садике деревья и кусты уже наряжались ночными призраками, страхами и слухачами. Я выговорился, пустота какая-то. Артмаль что-то обмозговывал, молчал. Я не глазеть на погружающийся в темень сад приехал. Ощущение такое, как в чужом подъезде без лампочки. Никак не могу найти ногой следующую ступеньку.
— Приятный запах… — вытянул я из себя.
В самом деле, из окна чем-то несло.
— Левкои. Кому-то в голову пришла хорошая мысль. Сейчас все разводят в садах, в ящиках, даже в цветочных горшочках.
— Теперь куда ни кинь, всюду новшества. А с канализацией как?
— Должны были провести, да деньги все вышли. Левкои вместо канализации. Разводим, чтобы не так воняло.
— Левкои пахнут только вечером… — осторожно заметил я.
— Днем времени нет принюхиваться. Работаем.
— Ясное дело: одна у человека забота — работа.
— Деньги у нас все вышли, оттого что заводик открылся. Вбухали в него все до гроша. Говорю, «открылся», потому как идея явилась вдруг, просто с неба свалилась на рыночную площадь. Однажды все принялись друг друга убеждать. Высокая волна энтузиазма прокатилась по городу. Чудесное единомыслие задурило нам головы. Завод строился в умопомрачительном темпе. Я стал директором.
— Поздравляю.
— Мы выпускаем молочный порошок. Со всех сторон пишут: больше, скорее, возьмем любое количество. Тебе это неинтересно, а я читаю специальную литературу. Мир помешался на молоке.
Чтобы не выглядеть дураком, я сказал что-то о питательных свойствах молока. Артмаль словно и не расслышал.
— У меня такое впечатление, что повсюду интересуются прежде всего молоком. Молоко такое, сякое и эдакое. Что-то в этом есть.
— Конъюнктура. Экономические законы. Предложение, спрос и т. д.
— От первоначального запала остались рожки да ножки. Я охладел и к заводу, и к порошковому молоку. Порой прямо места себе найти не могу. Чувствую себя так, будто женился не на той сестре-близнеце.
— Никогда не знаешь, какая из близнецов та, а какая не та.
— На глазок вроде то самое, ан нет, не то. Странное чувство. Перейти на выпуск сгущенного молока? Делать кусковое? Не знаю, и все тут.
Молоко уже готово пойти было у меня носом. У каждого свой бзик. Так уж заведено, и ничего тут не поделаешь. Но бзик Артмаля был мне помехой. Я приехал по вопросу о карпе. А тут молоко и молоко. И левкои вместо канализации.
— Жизнь полна сногсшибательных неожиданностей, — сказал я, направляя беседу в более широкое русло. — В нашей семье недавно такое приключилось! Слышал, наверное, это с моими племянниками. Симпатичные ребята, интеллигентные, хороши, как ни посмотреть. А похожи — просто две капли воды! На конкурсе близнецов золотая медаль и восторги публики были бы им обеспечены. И эти чудесные молодцы вместо того, чтобы зарабатывать призы, в одночасье свихнулись. Они зациклились на особе, которая взялась невесть откуда. С неба упала, как это ваше молоко. Я спрашивал, что они в ней такого нашли? Близнецы насчитали столько достоинств, что мне даже взгрустнулось. Надо признать, девица весьма эффектная. Один глаз скромнюсенький, а в другом пышет такой пожар, что и дюжина близнецов на ногах не устоит. Свадьба устроилась вмиг. «Они прямо созданы друг для друга», — пошла гулять молва. Семье эта авантюра грозила жутким скандалом. «Надо с ними поговорить, — твердили мы каждое воскресенье. — Пусть один из них отправляется за границу». Но как начать разговор? С кем из них первым? Женился только один… Спустя год у близнецов зашевелилась совесть. Как-то вечером они решили выложить карты на стол. Натянули одинаковые пижамы и вместе вошли в спальню. Сказали красавице жене: «Так больше продолжаться не может. Выбирай!» — «А где третий? Заболел, что ли? — воскликнула жена, садясь в кровати. Оказалось, у близнецов был двойник, о котором, само собой, ни тот, ни другой не знал. Когда близнецы кое-как пришли в себя, красавица жена оттаскала их за вихры и велела сесть у себя в ногах. «Милые мальчики, я догадалась почти сразу. Что-то уж больно все здорово было». Прыткие ребята сидели, словно бараны. Потом принялись допытываться и вопить наперебой: «Каким образом? Что тебя навело? Ну и голова, ну и мудра!»… Красавица жена скромно потупилась: «Я оставляла на каждом отметины, вот все и открылось». Сидят они так, толкуют, а тут вдруг раздается скрежет ключа в замке. Кто-то открывает входную дверь. Подожди, это же не конец…
— И я не все тебе рассказал, — сердито оборвал меня Артмаль. — Анекдоты о близнецах стары как мир. Ежедневно, направляясь в свой кабинет, я прохожу мимо пожарного крана в коридоре. Уже несколько дней я отбиваюсь от искушения. Останавливаюсь перед краном и думаю: «Эх, разбить бы стекло, открутить вентиль, залить водой белый порошок». Чепуха, я не могу себе этого позволить. Сегодня замечаю, у секретарши руки трясутся, а у швейцара в глазах что-то не то. Застукал их возле крана. Пытались сорвать пломбу. Наврали, будто проверяют, инструкция, мол, требует. Мы делаем не такое молоко. Я в этом убежден. Помнишь игру в «тепло-холодно»? Я постоянно слышу: «тепло, тепло, горячо», но никак не могу обнаружить тайник. Хожу вокруг да около спрятанного предмета. Идиотское положение.
— Похоже.
Я еле сдержал зевок. Артмаль надоел мне и утомил. Кто-то забил ему голову всякой дрянью. Замусорил и завинтил. Винты заржавели. Залезть туда невозможно, а там все бродит. Конченый мужик. Разве такого чем проймешь?
Где-то далеко, раскатов слышно не было, сверкали зеленые и оранжевые молнии. Над нами горели звезды, и царила усыпляющая, почти деревенская тишина. Из полудремы вырвал меня брюзгливый голос Какочины. Она ворчала, что уже третий раз нас зовет, что все стынет, а мы уставились в небо, «как эта несчастная жена покойника Лота».