Колымское эхо

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Дед, а было, что волки не тронули чело­века?

— Случалось пару раз. Оба безоружными оказались. Один, мы так думали, весь в мазуте был, бульдозеристом работал. До его шкуры пока доберешься, такого наглотаешься, что побрезговало даже зверье. Второй отпетым мокрушником был. Сам любого руками задавить мог. Этих тоже чуют и не связываются. Волк берет слабого, какого легко одолеть. Сильный враг много силы забирает. Вот посмотри сюда. Обычная могила. Ан не одолели человека. С но­жом был. Многих порезал. Так и помер в звери­ном окружении.

Те дохлые и он посередине их мертвый. Не рассчитали.

Дед шел между могил, здороваясь, разгова­ривая с одними, молча проходя мимо других. Бондарев едва успевал за ним.

— Куда мы так торопимся? Зачем спешим?

— Хочу тебе ущелье показать. Там этих зве­рюг видимо-невидимо, никто нос не сует туда. Там всякие гнездятся. Оттуда им все хорошо видно. Каждая новая партия зэков, как на ладо­ни видна.

— Ну, а нам это зачем? — вздрогнул Игорь.

— Будешь знать, где они водятся.

— Я не хочу. Нас там сожрут. Давай обрат­но. Зачем рисковать?

— Вот чудак. Там их дом. Не тронут.

— Я не хочу! — остановился Игорь упрямо.

— А жаль. Такое зрелище стоило глянуть. Их там кишмя кишит. Заячьей горой называет­ся. Голодными не сидят. Но ты бы такой цирк увидел, как волки зайцев ловят.

— Не хочу близко подходить. Рисково. Сам могу зайцем оказаться.

— Да, и такое бывало. Ладно, повернем на­зад. Но знай, полностью Колыму ты не увидел.

— С меня достаточно! — недовольно буркнул Игорь Павлович.

— Тебе видней!—ответил дед потухшим го­лосом.

— А вот в распадке рядом, медведи живут. Они на равнине не селятся. Им дай скрытые места, меж коряг и выступов, в буреломах, куда человек не ступал. Там пестунов растят и сами зимуют без помех. Никто их не тревожит. Это совсем рядом. Волки с медведями уживаются в соседстве и не мешают друг другу. Пошли, посмотрим. У них уже медвежонок должен по­явиться.

— Нет, не хочу! Зачем они мне?

— Ну, ради интереса глянуть,— настаивал дед.

— Слушай, я еще дружу с головой и терять ее не хочу.

— Бздилогон ты, а не мужик. Вот в прошлый раз я ходил с газетчиком по нашим местам. Так он со своей кинокамерой чуть в задницу к мед­ведю не залез. Волчью случку заснял, даже как появляется на свет волчонок, все дал. Вот это мужик, ничего не боялся. Драку зэков заснял. И хоть бы что. Все условия наши показал вме­сте «с парашей». И меня под шконкой. А ты всего боишься. Нет, плохой ты журналист и че­ловек. Уж очень осторожный. У нас таких не лю­бят,— хмыкнул дед.

— Уж, какой есть, такого прислали.

— А что ж ты тут увидишь от Колымы? В ба­раки заходить не хочешь. А мою избу фотогра­фировать, так кому она нужна кривобокая. Ее уже все видели и знают,— приуныл старик.

— Глянь-ка вот сюда! Первая могила зэка. Тут Прохоров Иван похоронен. Нечаянно под бульдозер попал, когда площадь под погост очи­щали, ровняли место. Не удержался на поднож­ке и попал под трак. Его враз в лепешку разма­зало. Ну, собрали в кучку остатки и закопали как есть. Так и стал первым упокойником. Все хотели ему крест поставить, да ни один не усто­ял, все падали. Так вот и лежит как нехристь. А рядом с ним Илюшка. Тот потонул в речке. Ну, куда девать? Сюда приспособили. Вдвух все ж веселей лежать. Они и при жизни дружили. И нынче вместе озоруют. Случается, приходят к зоне в пургу. Кричат, мужуков зовут. Но никто не выходит. Зябко. А они бесятся, заборы лома­ют, вышки валят. Даже людей и собак уносят ветром. Никто их опосля не находил. Один раз крышу снесли у барака. Далеко уволокли. Два дня искали. Но потом поставили. А сколько дверей и окон повырывали — ни счесть. Чем больше покойников, тем больше озорства. Скушно им в земле, вот и фулюганят.

— А в прошлом годе заместителя начальни­ка тюрьмы уволокли. Он в отхожку пошел, в ту­лупчике, в шапке, так и его сгробастали, как слизали с порогов. Был мужик и не стало. Вме­сте с тулупчиком и шапкой пропал. Ничего не осталось. Сколько искали, ни хрена не нашли. Да и что брехать, в пургу волки от зоны не от­ходят. Приловили где-то и будь здоров. Вместе с тулупом сожрали. Они у нас шустрые, не зе­вают, свою добычу не пропустят.

— И только возле зоны живут. А вольнона­емных не обижают?

— Нет. Тут одни зэки. В эту зону другие не пошли работать. Далеко и страшно показалось им. Никто собою рисковать не станет. Жизнь одна и у нас и у них.

— Мне, конечно, терять особо нечего. Я уже пожил сколько надо. А вот тебе, Игорь, рановато голову в волчью пасть пихать. Поживи. Ты еще многим людям нужен.

Они возвращались узкой тропинкой. Вслед им, не мигая, смотрели сотни волчьих глаз. Они с радостью побежали бы за людьми, но было очень светло и слишком близко от зоны. Звери тоже не хотели рисковать.

— Слышь, Игорь, а ведь не помчались за нами стаи. Значит, обоим нужно жить. Что-то еще не сделано на земле. И волки почуяли, не стали мешать.

— Это уже мистика, старик. Не очеловечи­вай зверя. Они испугались близости зоны. А и у самих полно волчат. Они маленькие. Их под­ставлять не захотели, вот и вся разгадка. Сам говоришь, волк — зверь осторожный.

— Ладно, Петрович! Как бы ни было, живы­ми воротились. С той стороны это редко кому удается,— ускорил шаг Игорь Павлович.

Вскоре они вернулись в избу, грелись чаем, вспоминали подробности прогулки.

— Завтра я в другую зону поеду. Подальше к северу, у тебя здесь тоскливо, все как в пре­жних зонах, ничего новенького, необычного. Обо всем, что ты рассказал, я уже слышал раньше, а впустую время тратить неохота.

Старик заметно обиделся, но спорить не стал. Не понравилось у него журналисту. Что делать? Дед и не знал, кто ж был у него на самом деле.

Игорь Павлович грелся возле печурки, наби­рался тепла на предстоящий день. Он знал, бу­дет трудно и холодно. Но надо выдержать.