Коралловый город
Шрифт:
— Отвяжись! — отмахнулся Живцов.
— Нет, ты спроси! — напирал Синицын. — Попробуй, задай любой вопрос, что вчера на турнире задавали.
— Нашел дурака! — хмыкнул Зина. — Послушал там же ответы, а теперь старается охмурить.
«Эх! — подумал Синицын. — Разве объяснишь, что вчера я ничегошеньки не слышал».
— Ладно, — сказал он. — Тогда задай мне какой-нибудь другой вопрос, которого не было на турнире.
— Где я тебе его возьму? — буркнул Живцов. — Ну чего ты ко мне пристал? Я так переживаю из-за вчерашнего, а ты мне переживать не даешь. Пономаренко! Поговори с ним.
Проходивший мимо Пономаренко остановился и, как всегда, застенчиво улыбнулся:
— А что?
— Да вот, — пожаловался ему Зина, — лезет ко мне, требует, чтобы я какие-то вопросы задавал. Мало его вчера позорили…
— Никто меня не позорил, — запыхтел Макар. — Если бы я захотел, то на любой вопрос ответил бы запросто. — Айн-цвай-драй!
Пономаренко и Живцов как-то странно переглянулись.
— Ну? Слабо? — Макар уже закусил удила.
Живцов загадочно прищурился.
— Любой вопрос? Хо-ро-шо. Задам-ка я один вопрос, на него ни один человек в мире еще не ответил. Я вчера хотел шарахнуть им «альбатросцев», да от расстройства забыл.
— Давай, давай! — оживился Макар. Пономаренко заинтересованно придвинулся, Зина оглянулся и зачем-то понизил голос:
— У какой рыбы зеленые кости?
Синицын удивился: зеленые кости? Разве бывают рыбы с такими костями? Но пока он удивлялся, губы его как-то сами собой ответили:
— У двух морских рыб: бельдюги и саргана.
Живцов и Пономаренко так и отпрянули. Зина даже застонал, словно от зубной боли. И оба снова выразительно переглянулись.
— Значит, все знаешь, — каким-то тусклым шершавым голосом сказал Живцов. — Тогда скажи еще, что такое «ведьмино кольцо».
Синицын в первый раз слышал о ведьмином кольце. И он даже с любопытством ждал, что же сам ответит:
— Ведьмино кольцо встречается в лесу. По краям его растут грибы, а в середине пусто, даже травы нет. В Америке, в степях Восточного Колорадо, бывают кольца до двухсот метров в диаметре.
Зина прерывисто задышал:
— Ага! Вот ты какой… Ну ладно, поговорим после уроков.
И оба, круто повернувшись, заспешили прочь. Макар посмотрел им вслед и пожал плечами.
— Завидуют… Пусть!
Тут его ухватил за локоть Генка Лысюра.
— Синицын, привет! Знаешь, что завтра воскресник?
— Какой воскресник?
— А такой. На пришкольном участке надо укутать саженцы яблонь и груш.
— Чем укутать?
— Ясно чем: соломой. Нам выделили участок со ста деревьями, — и Лысюра потащил его к окну. — Смотри: во-он от того угла до калитки в заборе все наши деревья. Каждый завтра должен укутать четыре-пять деревьев.
— Зачем их укутывать? И так всю зиму простоят. Тополя вон всю зиму голые, а эти укутывай.
— Тополя — деревья дикие, а эти культурные. К тому же завезенные из теплых краев. Вот японская вишня — са-ку-ра называется, — выговорил по слогам. — Ее нам корейские друзья привезли. А там яблони из Мичуринска, специально выведенные для наших краев. Гибрид грецкого и маньчжурского ореха, — загибал пальцы Генка. — И всем им нужно ак… акклиматизироваться! Вот!
— А ты откуда знаешь? — удивился Макар.
— Оттуда, — указал почему-то на потолок Генка. — Мне сообщил…
— Кто?
— Руководитель кружка юннатов! Они там ведут переписку со всеми, кто подарил нам саженцы в порядке шефской помощи. Под девизом «Сады тайге». Понял?
Он выговорил это с такой гордостью, будто сам вел переписку.
— И зима ожидается лютая, — обрушил он вдруг на Макара самый веский аргумент.
— А ты откуда знаешь?
— Мне в кружке «Юные борцы с плохой погодой» сообщили, — выпятил грудь Лысюра.
— Да ты что, все кружки обошел?
— Не все, — отвел глаза Генка. — В кружке вязания «Наша петля» не был. Там одни девчонки, вяжут рукавички, шарфы в помощь малышам из садика номер девятнадцать… А зачем им рукавички? Пусть закаляются.
Он презрительно сплюнул.
— Когда я в садик ходил, нам никто не вязал. А простудишься — по шее!
— Правильно! — оживился Макар. — Пусть они тоже закаляются.
— Кто? — не понял Генка.
— Деревья. Нам вон на каждом уроке физкультуры говорят: закаляйтесь, закаляйтесь, от всего этого только польза.
— Что бы болтаешь? Разве деревья понимают, что им надо закаляться? Они возьмут и погибнут.
Их спор прервал звонок.
В классе Макар заметил, что все перешептывались и как-то враждебно смотрели на него. Сначала он не придал этому особого значения. Но вот начался урок рисования. Как всегда, Макар забыл дома циркуль. Он повернулся к сидевшей рядом толстой Зое Чепуровой.
— Дай циркуль.
Но та дернула плечом и промолчала.
— Ты что, не слышишь? — потянул ее за рукав Синицын.
Зоя вдруг сердито отодвинулась:
— Не трогай меня! Я с тобой не разговариваю.
У Синицына из рук выпала резинка. Зойка, толстая добродушная Зойка, от которой никогда слова плохого не услышишь, готовая поделиться последним бутербродом, не хочет вдруг с ним разговаривать. Сначала он решил, что ослышался.
— Это ты со мной не хочешь разговаривать?
— А то с кем! — она повернулась, и Макар впервые увидел злость в ее маленьких голубых глазках. — Ты еще набрался нахальства спрашивать?
— Да что я тебе сделал?
Учительница постучала по доске мелом.
— Перестаньте разговаривать!
Макар затих и нахохлился. «Что сегодня происходит? Пришел в школу с таким хорошим настроением — и на тебе! Все стараются насолить. Что они — не выспались?»
На перемене его настроение окончательно испортилось. Куда бы он ни пошел — все от него отворачивались, даже старались не замечать. Мимо проходил Олег Черепанов, неестественно скосив глаза в сторону.
— Алька! — окликнул Синицын и почувствовал, что голос его стал почему-то противным, заискивающим. — Я тут у одного иностранную марку видел…