Коралловый город
Шрифт:
Но Черепанов втянул голову в плечи и даже ускорил шаг. Это было невероятно! При упоминании о марках он обычно становился сам не свой и вцеплялся в человека мертвой хваткой. Он загонял его в угол и готов был восторженно слушать самые длинные и самые нудные рассказы о марках. По слухам, Алька собирал марки еще с ясельного возраста.
После этого Синицын совсем пал духом. Сел на свое место и уныло уставился в пол. Но вот рядом остановились голубые ботинки с поцарапанными мысами. Макар медленно поднял голову.
Перед ним стояла, заложив руки за спину, Даша и презрительно смотрела сверху вниз. У Синицына тоскливо зачесался нос.
— Так ты, оказывается, не только хвастунишка, — Макару казалось, что голос ее звенит на всю школу, хотя Даша говорила почти шепотом, но и предатель!
— Кто — я? — забормотал он, и у него глупо отвисла нижняя губа. Ты видела? Докажи… Я предатель?!
Даша повернулась и ушла на свое место. А Черепанов встал, смущенно поправил очки и повернулся к классу.
— Тихо! — крикнул он, хотя вокруг уже давно царила тишина. — После уроков не расходиться: будет классное собрание. Тайное, без учительницы.
— Почему тайное? — крикнул кто-то.
— Потому, — ответил Лысюра важно, — что будем судить предателя М.И.Синицына.
Макар задохнулся:
— Меня… судить?
— А кого же еще? — криво ухмыльнулся Живцов. — У нас больше нет других предателей…
Но тут же умолк: в класс вошла Нина Борисовна.
Синицын опустился на свое место. В голове его гудело, как в школьном коридоре на большой перемене.
«Обижают, — он вдруг шмыгнул носом, — все меня обижают, даже Зойка и та…»
Зойка, услышав шмыганье, повернулась, и глаза у нее были по-прежнему добрые — маленькие, голубые, жалостливые.
— Ты не переживай, Синицын, — участливо зашептала она. — Мы сильно судить не будем. Ну, вынесем общественное порицание. Только ты больше не предавай, ладно?
Синицын обозлился. Мало того, что ни за что ни про что на него напали, так его же и утешают.
— Не твое дело, — оборвал он Зойку, и та обиженно отвернулась.
Весь урок Синицын сидел как на иголках. Еле дождался звонка. Нина Борисовна продиктовала домашнее задание, собрала со своего стола тетрадки, журнал и ушла. Все тоже делали вид, что собираются, но сразу после ухода учительницы Живцов подскочил к двери, заложил ее ножкой стула. Класс загудел.
— Чш-ш-ш! — зашипел Черепанов, поднимая руку.
— Особенно не орите, — добавил Лысюра. — Будем проводить тайное подпольное собрание.
— Как не орать! — взорвался Живцов. — Если в наши ряды пробрался шпион, предатель…
— Кто шпион? Кто предатель? — подскочил к нему Синицын. — А по сопатке хошь?
Их с трудом растащили.
— Спокойно, спокойно! — надрывался Черепанов. — Объявляю собрание открытым. Пионера Синицына прошу выйти к доске.
— Зачем к доске? — опешил Макар.
Все заревели:
— Иди! Иди!
Синицын послушно вышел и растерянно остановился.
— Бери мел! — сказал Черепанов. — Рисуй морскую корову, морскую уточку, морское перо.
«Да не знаю я ничего такого!» — хотел было крикнуть Синицын, но рука его помимо воли уже рисовала на доске. Он даже сам с интересом смотрел на то, что появляется из-под его руки.
Морская корова была похожа на моржа с толстой складчатой шеей. Морское перо только чуть-чуть напоминало птичье перо, а уточка не имела ничего общего с обычной уткой — толстые короткие стебли с пучками листьев на конце.
— Ну, вот видите? — вскинулся Живцов, кивая на доску. — Он прекрасно знает всех морских животных: коров, собак, свиней… А вчера прикинулся Незнайкой на Луне!
Синицын вздрогнул и пробормотал, запинаясь:
— Вчера я действительно не знал…
— А сегодня знаешь! — ехидно бросил Живцов. — Вчера на пустяковые вопросы не мог ответить, а сегодня даже рыб с зелеными костями назвал и не моргнул глазом. Да ведь этого даже старые кавээновцы-пенсионеры мне никогда не могли сказать!
— Сказки для второго-третьего класса! — поддакнул Лысюра.
Макар в отчаянии приложил руку к груди:
— Это правда, чистая правда! Я вот только объяснить этого не могу, поверьте… Честное слово, не вру!
Все возмущенно загудели:
— Он еще честным словом бросается!
— Бессовестный!
Но тут поднялся Лысюра и потребовал слова.
— Дело нешуточное, — он значительно обвел всех взглядом. — Давайте разберемся по порядку. Значит, вчера мы видели и слышали, что Синицын во время турнира — ни бум-бум. А сегодня он с пеной у рта доказывает, что может ответить на любой вопрос самого опытного кавээновца, — он кивнул на Зину Живцова, и тот покраснел от гордости. — Тут можно сделать один вывод: Синицын и вчера знал, но неизвестно из-за чего предал нас, наш класс, нашу команду… — голос его повысился до крика, — и сознательно подыгрывал нашим заклятым… товарищам «альбатросовцам»…
— Н-нет! — вырвалось отчаянно у Синицына.
— Он говорит, что нет, — продолжал староста. — И даже дает честное слово. Верите вы ему?
— Ни за что! — рявкнули все, как один.
— И правильно, — кивнул Лысюра. — Я бы сам не поверил, но…
Класс насторожился.
— Но однажды я был у Синицына дома и видел такое, что сейчас даже не знаю, верить ему или нет.
— Что ты видел? — крикнуло сразу несколько голосов.
— Пока говорить не буду, вы мне тоже не поверите, — промямлил Лысюра.
— Да что его слушать! — крикнул кто-то. — Он же друг Синицына, защищает.
Лысюра обиделся, покраснел.
— Я? Защищаю? — он ударил себя кулаком в грудь, но тут же почесал в этом месте. — Мои слова могут подтвердить еще кое-кто. Со мной были двое и…
— …ели волшебное мороженое? — пискнул девчоночий голосок.
Лысюра медленно повернулся и уставился пронизывающим взглядом на Живцова.
— Ты?!
— Я ничего… я никому… — забормотал тот растерянно.
Лысюра величественно махнул рукой.