Корона Меднобородого
Шрифт:
— Что с ним? — спросила Радуня у псоглавца.
— Принц Ахупор погиб.
— Где? Как?
— В Париже во Дворе Чудес.
— Кто это его? Змеи?
— Не поверишь. Какой-то Доннола, разбойник с большой дороги, а с ним вервольф. По сути никто ниоткуда. Приходили за ведьмой, да их всерьез не приняли, решили шутки ради осудить и повесить. Принц вышел за компанию поразмяться и поймал кинжал в сердце. Криспен с горя запил, до того боялся подземному королю про смерть сына передавать. Потом решил, что лучше меня отправить. До Меднобородого слухи рано или поздно дойдут, и мало ли кого в слухах назовут виноватым.
— Что теперь будет?
— Его Величество заберет тело Его Высочества. Может быть, кому-то там глазки повыковыривает, это у них семейное. Как вернется, разошлет весть с герольдами, чтобы принесли ему головы этого Доннолы и этого вервольфа. Не первого принца недруги убивают. Одного несколько лет назад большой змей съел, так голову того змея Меднобородому сам Буря-Богатырь привез.
— Помощь нужна? Что с лицом?
— Глаз мой король съел в отместку за плохую весть. Слава Святому Христофору, что только один.
Проходя мимо перехода в запретную башню, Радуня увидела, что дверь открыта. И немедленно зашла. Вот здесь должен быть ключ к свободе.
Беда. Ключей здесь нет. Полно сундучков и ящичков, будто кабинет — не кабинет, а сокровищница. Все закрыты, которые на замки, а которые заговоренные. Единственное доступное сокровище — на столе. Стоит коралл, на коралле — золотой перстень, на перстне — три серебряных звезды в изумрудном поле.
Радуня схватила перстень, надела на палец, повертела туда-сюда. Ничего не произошло. Или что должно было произойти? У Меднобородого ведь нет пальцев, чтобы вертеть на них перстни.
Что еще в башне есть? Спальня. Лестница наверх. Комната с печкой. Зачем королю печка? Он что, себе еду готовит? Или греется? Во всем дворце печь только на кухне. И печка какая-то не простая. На кузнечный горн похожа. Рядом с ней — посуда странная. Медная, стеклянная, фарфоровая.
Вот оно что. Меднобородый не просто король, а король-чародей волшебного королевства. Здесь у него особая комната, чтобы зелья варить. Для того и печка, и дрова.
Зачем среди дров лежат веретенца? Аккуратные такие, почти одинаковые.
Радуня вынула из ведра с дровами веретенца, сложила на пол. Не одно, не два, а целых пять.
— Веретенца точеные, что же вы зря в печи пропадаете, пряжу не прядете? — сказала она и машинально повертела на пальце перстень, — Ой, мама!
Запахло как после грозы, а веретенца обернулись овечками. Пять овечек, почти одинаковые. Копытцами разом стукнули и говорят человечьими голосами:
— Добрая девушка, ты от злых чар нас избавила. Чего хочешь в награду?
— Хочу домой.
— Тогда побежали.
— Как побежали?
— По черным дорогам Подземья бежится в семь раз быстрее, чем по любой дороге на земле.
— И я побегу?
— Нет, вздохнули овечки, — Ты не побежишь. На вас это колдовство не действует. Мы тебя понесем.
— Как, по очереди? Или все сразу?
Овечки переглянулись. Маловаты они для верховой езды.
Проходя мимо стола с кораллом, Радуня потянула с пальца перстень.
— Не оставляй перстень! — сказали овечки, — Пока перстень у Меднобородого, мы служить ему должны.
— Вы же не служите, вы же в дровах лежите.
— Он когда сердится, нас пугает, что в печке сожжет. А мы ему, неблагодарному, всю работу в мастерской делаем и еще прибираемся.
— Нас раньше семеро было, — добавила другая овечка и заплакала.
Радуня об этом еще не успела подумать. Кто-то же должен выполнять черную работу в мастерской и вообще прибираться в запретной башне, куда нет хода простым слугам.
— Погодите бежать. Из дворца просто так не выйдешь. Хозяин в отъезде, а слуг полно. Спросят, что за овечки во дворце завелись. Да и мне наказано со двора не уходить. Сейчас что-нибудь придумаем.
Внутри дворца стражников нет, они все на воротах. Слуги мало того, что глупые, так и на добрую Радуню зла не держат. Жаловаться не побегут. Спустились на конюшню.
— Бобр, курва! Ой, извините, бобр быдло.
— Чего тебе? Ой, извините, что вам угодно, пани ключница?
— Запряги в карету вот этих овечек!
— Зачем?
— Его Величество на сомах в лодке по сухой дороге уехал. Надо догнать, карету с колесами ему отдать, лодку с сомами вернуть.
— Но овечек же пять?
— Одна за кучера.
— Сию минуту сделаем. Что вдруг овечки вместо коней?
— Его Величество на овечек осерчал, говорит, пусть они меня отвезут туда и обратно. И бобрам, говорит, урок. Еще раз не послушают ключницу, потащат карету по черной дороге.
Тут бобры вусмерть перепугались, быстренько ворота отворили. Радуня в карету вскочила, по передней стенке хлопнула, погнали, мол. И овечки погнали. Ящеры на воротах только успели на караул взять. Отродясь никто дворец Меднобородого не грабил, да с добычей не убегал.
Через несколько часов бешеной скачки, когда Радуня уже устала сидеть в карете, овечки вывезли ее на белый свет.
— Выходи, добрая девушка. Перед нами славный город Оломоуц, — сказала овечка, которая сидела за кучера, — Можешь отсюда домой добраться.
— Домой? — только сейчас Радуня поняла, что она сделала очень большую ошибку.
Она нашла в запретной башне не ту тайну, которую надо было найти. Не смерть Меднобородого, а возможность побега. Но что толку бежать домой, если Кощей знает, где она живет? Как первый раз ее унес, так и второй унесет. И ведь наверняка больше не доверит ей служить ключницей. Или в темницу бросит, или поймает другую девушку и попросит передать ей дела в обмен на похороны, отпевание и сто лет поминовения.