Красная волчица
Шрифт:
По угорному закрайку поскотины на дальние луга вела узкая тропинка. Над горами размашисто горела заря.
На реке, точно подкрашенные брусничным соком, набегали одна на другую волны. Ятока шла неторопливо. У куста черемухи она присела на валежину. Вдали горы. Кто сказал, что они не живые? У каждой горы, как и у человека, свой характер, свой голос, свое лицо. Вот и Гора Матерей. На голове ее шаль из вечных снегов. С плеча спадает накидка из темного стланика, к груди припал ребенок из серого гранита. Величава и неприступна таежная женщина…
У подножья горы чаша с золотистой каемкой песков. Со дна ее голубыми кругами поднимается горячая вода. Ятока с крохотным Димкой прожила возле горячего ключа около трех недель. И Гора Матерей послала им здоровье и силу.
Погасла заря. Над заречными горами распласталась серая тучка. Задымилась река. Из прибрежных кустов донесся нервный крик какой-то птицы и тотчас оборвался. Он напомнил Ятоке смех Загорской. И сердце будто обдал снежный колючий вихрь, выхолодил душу. «А Ирина шибко похожа на Васю. Глаза его. Губы его, — думала Ятока. — Пошто от меня все скрыл? Как-то неладно жить Вася стал. Один раз обманешь — поверят, в другой раз правду скажешь — не поверят».
Ятока поднялась и побрела к деревне. В небе зажглись звезды, на траву упала роса.
— Ты это где, моя-то, потерялась? — на крыльце Ятоку поджидала Семеновна.
— У Жени была. Потом на луга ходила.
Ятока села рядом с Семеновной.
— Тянет в лес? — посочувствовала Семеновна.
— Охота родные места посмотреть.
— Есть-то будешь?
— Нет, не хочу.
— Хоть молочка выпей.
— Дима спит?
— Спит. Намаялся за день-то. Где-то сейчас Вася? — вздохнула Семеновна.
— Ондатров отловили ему в соседнем районе. За ними уплыл.
— Все время так мается?
— Много ездит. Дома совсем мало бывает. Больше в тайге живет.
— Как охота мотаться по чужим краям? — сокрушалась Семеновна. — Охотник он добрый. Жил бы дома и горюшка не знал.
— Я тоже так думаю, — согласилась Ятока. — А Вася говорит, тайгу разорили, кто о ней, кроме нас, позаботится? Вот он и ходит, смотрит, какого зверя промышлять можно, а какого разводить надо. Тайга большая, забот много.
— Дима какое-то себе чудное дело нашел.
— Журналистом хочет быть.
— Во-во. Тоже, поди, весь свой век мотаться по белу свету будет?
— Дима — мужик, пусть сам себе дорогу выбирает.
— И што за молодежь пошла, все из своих гнезд бегут, будто на чужбине их медом кормят. — Семеновна подняла глаза на Ятоку. — Пошто еще ребеночка не заведете? Или Вася не хочет?
— Вася шибко девочку ждет. Однако, нет больше детей, — виновато ответила Ятока.
— Не печалься, будут, — успокоила ее Семеновна. — Молодые еще.
На лугу заржала лошадь. По деревне прокатился разноголосый лай и оборвался.
— Засиделись мы с тобой, — Семеновна, придерживая рукой поясницу, встала. — Пора на покой.
— Я в амбар схожу, Диму погляжу, — поднялась следом и Ятока.
Глава VI
Ленка не могла понять, что с ней происходит. То ей было весело и хотелось петь, смеяться, то вдруг наваливалась тоска и никого не хотелось видеть. Вот и сегодня она одна ушла в поле за диким луком. И не заметила, как вечер подошел. Ленка спохватилась и заторопилась домой. Тропинка петляла среди прибрежных зарослей. Над низиной поплыла росистая прохлада. Ленка вышла к черемушнику и замерла: с темно-коричневых кустов бесшумно осыпался цвет, и среди густой травы вилась белая тропа. С давних времен у забайкальцев существует поверье: если летом охотник пройдет по белой тропе, то ему весь год будет сопутствовать удача. А если девушка ступит на нее, то ее любовь будет счастливой. «Пойду позову Димку, — мелькнула у Ленки мысль. — И мы вместе с ним пройдем по белой тропе. Только он пусть ничего не знает. Скажу я ему об этом… когда мы поженимся… в день свадьбы. Как он удивится. Потом назовет меня как-нибудь ласково. Как он меня будет звать? Северяночка… Зоренька…» Ленка подошла к домам, но так и не могла решить, как ее будет звать Димка.
На угоре она догнала Андрейку с Димкой.
— Вы это куда?
«На Золотую поляну, — ответил Димка. — Только за Вадимом зайдем. А ты придешь?
— Сейчас, переоденусь.
Дом Серафима Антоновича Зарукина стоял за селом в глубине сосновой рощи. Димка с Андрейкой вошли в ограду. Серафим Антонович мастерил туес. Ему помогал Вадим. Парни поздоровались. Серафим Антонович отложил березовый сколотень, поднял длинное лицо в глубоких морщинах и проговорил глуховатым голосом:
— Здорово, академики. Присаживайтесь.
— Мы на минутку. За Вадимом, — объяснил Димка.
— Обождите немного, я умоюсь. — Вадим скрылся в доме.
Серафим Антонович неторопливо завернул самокрутку,
— На машиностроительном заводе не доводилось бывать? — Серафим Антонович остановил взгляд на парнях.
— Нет, — мотнул головой Андрейка, — а что?
— Товарищи там у меня остались. Сколькой год собираюсь навестить их, да все как-то не получается.
Из скотного двора, что па задах дома, с подойником в руках вышла Лариса.
— Здравствуйте, мальчики. Выросли-то как.
Лариса улыбнулась. Ей шел девятнадцатый год, в движениях ее, в голосе было что-то мягкое, материнское.
— Как им не расти, — вместо парней ответил Серафим Антонович. — Скоро в армию идти.
— Андрей, — Димка кивнул в сторону Андрейки, — в танкисты метит.
— Молодец, — одобрил Серафим Антонович. — Слышали, как Ганя самураев на Халхин-Голе лупцевал? Пусть Знают наших.
Из дома выбежала Зоя. Кинула лукавый взгляд на Андрейку и подбежала к сестре.
— Нянька, я пойду с ребятами за Золотую поляну?
— Уберемся по дому и вместе пойдем.
Зоя нехотя пошла за сестрой. Серафим Антонович придавил окурок носком сапога и поднялся.
— Пожалуй, на сегодня хватит, — и стал складывать инструмент на предамбарник.
Прежде Серафим Антонович жил в городе, работал на заводе кузнецом. Все бы было хорошо, да вот к жене привязалась какая-то хворь, и врачи не могли помочь. Узнал Степан о беде старого друга, они в гражданскую войну вместе партизанили, предложил переехать в Матвеевку на свежий воздух. Серафим Антонович ухватился за эту мысль, думал, тайга поставит на ноги жену. Приехал, дом срубил под бором в сосняке. Да только не помог жене лесной воздух, умерла. И все заботы по дому свалились на Ларису. Выходила она и брата с сестрой. Спроси кого-нибудь в селе, кто такая Лариса, подумают, а вот Няньку все знают.