Крепость
Шрифт:
Хорошо, что моя голова набита стихами. Если только захочу, то могу часами их выразительно читать — так сказать безупречно и с пафосом: Но безмолвными движениями губ дела идут лучше всего:
«Я пажем в Бургундии Верхней служу Ношу Королевы шлейф Однажды в усмешке скривила свой рот на мраморной лестнице, где колонн изворот…»А вот такого «вывернутого», перекрученного парня как наш «кучер» я едва ли когда встречал. Но, вспоминаю:
«Кучер» действует как автомат. Этим он напоминает мне один ярмарочный аттракцион: «Человек или кукла». Возможно, это впечатление производит его невыразительное лицо. С трудом могу себе представить, что за своим низкоскошенным лбом он обдумывает хоть какую-то мысль.
В La Pallice, однако, он показывал мне — с совершенной гордостью главы семьи — фотографии своих детей: Четыре неподвижно смотрящие в объектив молочно белых лица, а над ними его собственная рожа, напоминающая бледную луну.
Мои мысли летят впереди «ковчега»: Что я буду делать после войны — при условии, что переживу ее? Стану батраком? Маляром? Промывальщиком золота на реке Isar, например? Чепуха! Когда весь этот хаос закончится, то для нас будет небольшой выбор: Либо лесорубом в Канаде, либо шахтером в России. Лучше не думать об этом!
Если бы только мы могли ехать, не меняя направления все дальше и дальше, то, наверное, прибыли бы прямо в Мюнхен. Не имею никакого представления, сколько километров отсюда до дома.
Домой?
Снова и снова задумываюсь: Слова «дом», «домой» — они стали, будто слова-табу для меня, чтобы теперь, наконец, понять, что я больше вовсе не имею никакого дома. Мой дом — была Флотилия и Ker Bibi, и ничего другого. А моей Родиной была Бретань. Но Ker Bibi принадлежал совершенно чужим людям…
Симона и опять и снова Симона…
Я слишком много времени растратил впустую в Бресте. Я должен был гораздо раньше рвануть оттуда. Но что я мог тогда поделать? Совершенно один против банды свиней…
Должен ли я был, например, броситься в штыковую на КПФ? Тогда меня точно прихлопнули бы как муху.
А Старик? Больше чем Старик, никто не отважился бы решиться на что-либо, если бы только не захотел окочуриться раньше времени… Старика точно хватила бы кондрашка, если бы он узнал, что Симона дважды была в Германии — и не только с краткосрочным визитом.
Добрая тетушка Хильда в Лейпциге тоже здорово удивилась, когда увидела, как кто-то в Фельдафинге уложил мой чемодан для поездки в редакцию «Лейпцигской иллюстрированной газеты» и в Берлин в Ставку Верховного командования Вооружённых сил Вермахта: В сложенном кителе лежали два сырых яйца!
Упреки, которые я позже высказал Симоне по этому поводу, отскакивали от нее как горох от стенки. Она сделала обворожительную рожицу и озорно спрашивала: «А ты стирал свою форму?»
Мысли убегают от меня прочь, что уже не может быть хорошо, по определению.
Итак, скомандовать снова: Стоп!
Слезть с крыши и размять ноги.
Мешки с дровами уже не лежат аккуратно, как прежде.
Придется заново обустраивать свое гнездо. Бартль помогает мне в этом: одна из двух седушек с подлодки перебирается из кабины на крышу. Мне она нужна как подстилка.
Держу свой Вальтер в кобуре, но на всякий случай готовлю второй магазин для автомата: Кто знает, что может произойти?
Для непредвзятого взгляда мы должны выглядеть как находящиеся в своего рода укрепленной башне.
Приходится полностью сконцентрироваться на дороге. Одновременно смотреть по сторонам и точечно всматриваться в какие-то участки вокруг дороги. Минимум 180 градусов держать обзор под контролем! Но чтобы выполнить это, приходится так часто вращать головой направо и налево, что вскоре моя шея начинает несносно болеть. Я должен всматриваться в каждый дом, каждый участок поля, каждое дерево у дороги — и еще в каждую стену и каждую груду старых бочек. Все может означать засаду, повсюду могут сидеть братишки Maquis готовя нападение и взяв нас на мушку. С кормы мы незащищены. Если бы кто-то подкрался сзади — например, тихонько подъехал на машине, которая движется быстрее, чем наш ковчег, я бы при том шуме, который мы издаем, едва бы это заметил. Но я при всем желании не могу держать еще и наблюдение за кормой. К собственному успокоению говорю себе: Кто станет плестись за нами по этой дороге? Бензин в дефиците, ни у кого нет бензина, у Maquisarden тоже.
Но есть бензин или нет бензина — а вот там стоят вроде как два амбара или нечто подобное из досок, слишком уж близко к дороге, образуя узкий проход и показывая маленькие отверстия под торцом крыши: И выглядят чертовски пугающе!
Сразу же мне кажется, что наш «ковчег» движется слишком быстро. Темно-зеленые деревянные стены становятся угрожающе большими в приближении.
Повожу стволом автомата от одного отверстия под торцом крыши к другому — но ничто не движется.
Приходится делать над собой усилия, чтобы не уйти мыслями от происходящего: Не позволить мыслям уклониться от поставленной задачи! Предельное внимание! Ничего другого кроме сосредоточенного внимания! Я — единственный наблюдатель на этой колымаге. И все зависит только от моей бдительности…
Мне не нужно выверять курс: На этой дороге мы едем как по рельсам. Докуда мы доедем, не имею ни малейшего представления. И тогда декламирую громким голосом:
«Реют стяги на ве-е-тру-у Кони гордо высту-у-па-а-ют…»Так правильно или нет, не знаю, но декламирование громким голосом мне нравится, во всяком случае, оно поддерживает меня.
Двигатель урчит так звучно, что оба моих «домовенка», наверное, не могут слышать меня. Увеличиваю громкость на октаву выше:
«Роскошная барка нацелила нос на Хёрнум, за нею ряд эверов нёс наймитов…»Тупой болтун! Одергиваю себя. Однако долго молчать не могу. Спустя какое-то время декламирую рвущиеся из меня строфы:
«Палаши из ножен, Узду натянуть, Копья на руку, Штандарты вперед! Лишь так, атакуя плечом к плечу, Мы победим — кирасиры, уланы…»А затем из меня вырывается, независимо от моего желания, песня Лютера: