Крепость
Шрифт:
В досках, на которые с осторожностью наезжает «кучер», вижу гвозди — целый ряд, и только от одного их вида мне уже становится дурно. Не могу взять в толк, почему наши уважаемые противники понабросали здесь так много древесной щепы. Чтобы успокоиться, говорю себе: Кто вообще понимает все, что происходит на этой войне?!
В ту же секунду перед глазами возникают картины налета истребителей-бомбардировщиков возле Регенсбурга. Глубоко на нашей территории, прямо перед мостом через Дунай, два истребителя-бомбардировщика налетели как ястребы на одиночный поезд!
И так без конца и края…
Местность постепенно становится труднообозреваемой: Кусты и деревья на межах участков такие же, как в Нормандии, а вдобавок еще и остро обрезанные живые изгороди.
Участок дороги проходящей через населенный пункт окружен серебристыми липами, справа водонапорная башня, слева колокольня. Липы скрывают все. Коряво обрезанный самшит стелется по кладбищенской стене.
Вниз, вверх, снова вниз.
Мы пересекаем какую-то луговую реку — должно быть Sevre.
И наконец, перед нами снова расширяется линия горизонта. Но вид все еще ограничен.
Проезжаем Saint-Maixent.
В середине городка огромная площадь. Какой-то покрытый патиной генерал, с протянутой влево саблей — а внизу большими выпуклыми буквами надпись: «A DENFER-ROCHEREAU».
Отель «Le Ter¬minus», «Hotel de l’Europe», одноглазый вокзал — «DEFENSE DAFFICHER». Узкогрудые дома, аллеи с акациями, и, наконец, мы поднимаемся по серпантину, и взгляду открывается необъятная даль вглубь страны.
Синяя даль и множество кучевых облаков в жемчужном небе делают окружающий мир умиротворяюще расслабляющим.
Если мы таким же образом как сейчас будем спокойно катить в северо-восточном направлении, то скоро прибудем в город Tours на Луаре — и затем вниз по Loire до самого Orleans. Вот было бы смеху, если бы нам это удалось!
В Loire у нас в любом случае должна бы еще быть линия обороны.
А янки? Они, конечно, еще не пробились вплотную к линии Nantes-Angers-Tours.
Их намерение без сомнения заключается в том, чтобы отделить, прежде всего, западную Францию, именно так, как отрезали Нормандию.
Думаю, Союзники не будут рисковать прямой атакой на Париж. Прямая атака была бы против их правил ведения войны. Они, скорее всего, прежде блокируют Париж или полностью его окружат — просто оставят город на произвол, до тех пор, пока не будет спета его песенка. Четыре миллиона людей без продуктов — это не сможет долго продолжаться.
Но если все же безумие охватит Верховную руку?
С атаками — контратаками и обороной до последнего человека?
Со всеми ужасами войны: С убийствами, расстрелами и повешениями на уличных фонарях?
Как могут обстоять теперь дела в Бресте? Ввиду сильного перевеса сил нападающих Брест не сможет продержаться сколь угодно длительно. Ля Рошель будет также скоро захвачен. И Бордо, конечно, тоже.
Экипажи ушедших в дальние походы подлодок здорово удивятся, когда однажды вернутся и не найдут пристанища. Так много Летучих голландцев мировой океан еще никогда не видел…
Или господам в Коралле еще какая-нибудь идея фикс на ум придет? Но теперь-то, полагаю, обман должен лопнуть как мыльный пузырь! Однако что это я забиваю себе голову Деницем и его флагоносцами? Мне нельзя терять бдительности!
Ландшафт являет собой благоприятное зрелище: Зеленый цвет во всех оттенках и преломлениях: синеватая и желтоватая зелень, серебристая зелень, в косо льющем свои лучи, ярко освещающем все солнце — зеленый цвет и наряду с этим густые темно-зеленые тени. А над всем этим слегка разбавленный зеленоватый кобальт неба.
Делаю глубокие вдохи, насколько возможно, борюсь с усталостью и затем снова впиваюсь взглядом в панораму! Хорошо, что местность такая плоская. Старые деревья по обеим сторонам дороги образуют единственные вертикальные линии в картине ландшафта на всем протяжении дороги. Внезапно далеко впереди замечаю что-то на дороге. «Кучер» в то же мгновение сбавляет скорость. Никаких сомнений: Там, поперек проезжей части, лежит дерево, крона как засов выдвинута влево, до самого поля! Неужели этот парень с моноклем в полевой комендатуре все же был прав? «Кучер» медленно катит «ковчег». Когда останавливаемся, то говорю только одно:
— Дерьмо дело!
И затем еще раз:
— Полное дерьмо!
— Чтоб тебе пусто было! — сплевывает Бартль, когда становлюсь рядом с ним.
Меня охватывает нервная активность. Надо все быстро обдумать: Оставить «ковчег» с «кучером», а самим «обработать» дорогу до препятствия справа и слева — иного пути не остается.
— Бартль, Вы берете левую сторону! Но только будьте предельно внимательны! Там может кто-нибудь скрываться! Итак, вперед, и идете наравне со мной!
Когда передвигаюсь по обочине дороги и по кювету, переходя от одного дерева к другому, точно так, как меня этому учили, то кажусь себе киноактером. Хотя я страшно боюсь, но все же, все еще не хочу серьезно воспринимать происходящее: Игра в казаки-разбойники!
Решаюсь выглянуть из канавы.
С моего места мне видна лишь узкая лента асфальта шириной с руку, потому что вплотную перед глазами заросли травы и огромный жук. В то время как с нетерпением ожидаю, начнет ли кто-то двигаться в завале на дороге, замечаю: Вокруг одного стебелька травы образовался маленький муравейник. Сверху смотрится как округлая палатка со стебельком в виде мачты.
Когда встречаемся вновь, приходим к неутешительному выводу: нигде никакой возможности объехать препятствие, как ни крути: Глубокие канавы справа и слева от дороги.
— Чертовски правильное место выбрали! — шумит Бартль.
И он прав! Бартль же добавляет: — Приятного аппетита! — и затем: — Мечтать не вредно! И произносит он это с полным отчаянием, потому что ствол лежащего поперек дороги дерева имеет в нижнем комле диаметр почти в метр. Нет никакой возможности быстро сдернуть его, разве только начать пилить — работа дня на два.
— Просто, да не просто, — произносит Бартль. И это уже слишком для меня: В ярости я с размаху пинаю ствол, но результатом этого становится только нестерпимая боль в пальцах ноги — и эта боль приводит меня в себя.