Крепость
Шрифт:
Что за дурь! говорю себе. Я должен заставить себя не позволять таким мыслям ослабить мою бдительность в этой поездке…
Чрезмерно раздраженные нервы? Не удивительно! Видит Бог, мне не удалось сомкнуть глаз прошлой ночью. А о предыдущих ночах вообще речь не идет. Черт его знает, когда я смогу по-настоящему выспаться. Когда и где…
Я даже не знаю, где мы найдем сегодня ночью квартиру, чтобы переночевать. Не имею ни малейшего представления, докуда мы сможем доехать.
Niort! Ну, слава Богу! Мы прошли первые 60 километров. В любом случае, это лучше, чем ничего. На мачте дорожного указателя вижу деревянную доску: «Полевая комендатура», и думаю: никуда иначе, как только туда! Здесь, вероятно, узнаю, где стоят янки, и по каким дорогам нам лучше всего двигаться дальше. А если очень повезет, то разживусь и атласом дорог для нас. А потому стучу прикладом по крыше кабины и объясняю Бартлю, куда нам ехать… Фельдкомендатура располагается в бывшей гимназии. Спустя некоторое время уже подъезжаем к ней.
— Ждите здесь, — говорю Бартлю, когда слезаю с моего поста наблюдения.
— Будет исполнено, господин обер-лейтенант!
На этот раз, за эту свою фразу Бартль удостаивается от меня лишь ядовитого взгляда. Начальник фельдкомендатуры, узнаю от часового, стоящего перед свеже раскрашенной будкой, офицер в звании гауптмана.
Уже на лестнице в нос бьет знакомый резкий запах Eau de Javel. Прикрытые стекла, покрытые мастикой классные доски, настенные фрески «La France et Outre Mer» — спертый школьный воздух. Шаги отзываются на каменном полу многократным эхом. В моем воинственном одеянии, с автоматом наперевес, чувствую себя неуютно: Надо было оставить автомат в «ковчеге».
Фельдфебель — ординарец широко раскрывает глаза, когда видит меня вошедшего в кабинет. Но я тоже удивлен: Я словно проник в мир художника-баталиста Антона фон Вернера — в его декорацию к войне Семидесятых. Даже вижу заголовок: «Штаб-квартира в занятой немецкими солдатами Французской гимназии». Эта комната с ее кессонным потолком и старой, покрытой темным лаком мебелью, могла бы находиться одинаково, что в ратуше городка Sedan, что в деревушке Vionville.
И тут появляется, словно желая дополнить картину, сам господин гауптман в безупречно сидящей форме от портного, без торчащего пуза, довольно худощавый, высокий и держащийся прямо и важно, с моноклем в правом глазу.
Гладиаторский привет и обмен рукопожатием. Объясняю гауптману, что являюсь курьером и потому держу путь на Париж.
Гауптман находит это чрезвычайно интересным. Когда же он слышит, «на газогенераторе», то находит это даже захватывающим. А когда я выражаю опасение, что он, возможно, найдет наше транспортное средство несколько «странноватым», то он не может отказать себе в столь явном развлечении. «Странноватое», нет, вы только подумайте! Что за красивое словцо!
Гауптман, кажется, давно не имел никакого развлечения.
Теперь он хочет знать, откуда я еду. Отвечаю: «Из Бреста!» И тут же казню себя за то, что мне надо было прикусить себе язык, так как теперь неизбежно следует вопрос, по какому пути я добрался сюда от Бреста.
— По морскому пути, — отвечаю подчеркнуто резко и решительно, чтобы показать, что не хочу превратить наш диалог в пустую беседу.
Я лишь хочу осведомиться у него об общем положении дел, и спрашиваю, как обстоят дела, например, в районе Loire и у Парижа. Но тут мой визави взглядывает на меня с таким удивлением, словно я обвинил его невесть в чем, а затем гауптман начинает многословно объяснять мне, насколько опасна ситуация во всей окружающей нас местности. Вокруг Niort повсюду, и скорее всего это так, в чем гауптман совершенно уверен, местность кишит террористами. Господин гауптман с трудом может понять то, как я, без особых приключений сумел добраться до его кабинета. И неужели мы вовсе не заметили никакой «террористической активности»? А затем этот парень поступает так, будто желает, наконец, достать кота из мешка: Он поднимается за своим письменным столом и упирает руки с широко расставленными пальцами в столешницу этого богато отделанного предмета старинной мебели, после чего объявляет мне строгим голосом:
— На север отсюда мы уже отрезаны! Повсюду на дороге завалы! Я как раз только что получил соответствующие сообщения!
Ёлы-палы! Неужели теперь придется сказать себе — полный облом?
Фельдфебель-ординарец входит и кладет перед гауптманом папку и несколько отдельных бумаг на письменный стол. Затем вытягивается, принимает стойку «смирно» и исчезает.
Гауптман просит прощения и начинает бегло просматривать бумаги. При этом ведет себя как гид экскурсбюро организующий турне для деревенщины: Быстренько просмотреть и выполнить только самое безотлагательное!
Мои мозги буквально кипят от желания все понять. Ничего не попишешь: Опять тот же театр!
И с такими засранцами Грёфац хотел выиграть войну?! С заместителями директора средней школы, директорами банков и офис-менеджерами?
На этот раз, то, что меня более всего раздражает, это, прежде всего, вот этот стремящийся разыграть передо мной взятую на себя непомерную ответственность, преждевременно состарившийся «юнкер пехотного училища».
Наконец гауптман закрывает папку и снова затевает беседу:
— Ни о дороге на Париж, ни о дороге в Loire … у нас нет никаких точных сведений.
Вонзаю взор в губы моего визави, так, будто этим могу привести к увеличению его познаний в этой области.
— Уже запланировано составить колонну под прикрытием вооруженного конвоя… Но до тех пор, пока мы не получим танки, чтобы очистить дорогу, в одиночку нам не справиться. Я, конечно, потребовал прислать нам хотя бы один танк!
Чудненько! Чуть не срывается с языка, но сдерживаюсь. Сдерживаюсь и с готовым уже вырваться вопросом: Танк? Откуда же его взять?
В голове эхом повторяется: Конвой, конвой, конвой… Неужели будет возможно продвигаться дальше только таким образом?
Наконец, узнаю, что, по крайней мере, Le Havre еще не пал — Брест тоже пока борется.
И у гауптмана есть новый дорожный атлас для меня, хотя и краткий по всей Франции, но с указанием расстояний в километрах.
Когда я вторично, настойчиво переспрашиваю его, как я могу пройти через расположенные на дороге завалы, то узнаю, что никто этого точно теперь не знает — и «будьте уверены, Вы бы ни в коем случае не прошли их». Дорога полностью перекрыта. Завалы охраняют дороги, как собака свою кость. Судя по его настроению, этот парень даже не хочет слышать о продолжении моей поездки: Главное стратегическое событие развертывается непосредственно перед самой дверью!
И потому он упрямо повторяет:
— Там Вы не пройдите — проезд закрыт наглухо! — и здесь Вам никто и ничто сейчас не поможет!
Гауптман, всем своим видом являет собой абсолютное безразличие. Лишь монокль блестит.
— Но позвольте, разве нет каких-либо обходных путей? — спрашиваю его немного обескуражено.
— К сожалению, нет!
Откуда он это знает? погружаюсь в размышления. То, что он мне говорит, ведь это то, что он знает только по слухам! Слишком ленив или слишком труслив, чтобы лично осмотреть имеющиеся завалы, не говоря уже о том, чтобы проехать через них.