Крис и Карма. Книга вторая
Шрифт:
– Как что? – чувствуя какой-то ужасный подвох, хрипло отвечает ничего не понимающий Вадик. – Как что – подарок…
– К-кому? – заикаясь, спрашивает побледневшая Светка.
– Тебе, конечно, – не очень уверенно отвечает Вадик и медленно поднимается из своего уютного кресла.
– Мне?! – Светкин голос вибрирует. – Ты это привез мне?!
Коробочка летит в лицо Вадика, а сама Светка стремительно убегает на кухню, и жуткая тишина медленно расползается по квартире. Вадик наклоняется, поднимает бархатную элегантную штукенцию, с любопытством заглядывает в нее и обмирает от ужаса. Ничем не прикрытый, наглый и бесстыжий, лежит в коробочке белый развернутый презерватив. Но и это еще не все. В бархатную крышку вдавлен лоскут бумаги, на котором крупным детским почерком зеленым фломастером написано: «Котик, береги жену!» Вадик беззвучно открывает и закрывает рот, захлопывает коробочку с презервативом и бессильно
Второй день Вадик не покидает свой офис, не выходит на улицу и ни с кем из посторонних не общается. На автомате он принимает заказчиков, оформляет наряды, поддерживает телефонную связь с головным офисом, здесь же спит на диване, прикупив в соседнем супермаркете постельное белье с одеялом и туалетные принадлежности. Конечно, не фонтан, но жить можно. И Вадик живет, неустанно бомбит Светку эсэмэсками, на которые она упорно не отвечает. Лоханулся он с подарком по полной программе – это факт. И отрицать его просто бессмысленно. Но ведь можно подойти к этой проблеме и несколько с иной стороны: скажем, мстительная горничная, которой верный любимой жене Вадик не оказал внимания, подсунула ему это мерзкое резиновое изделие. Точнее, поменяла содержимое коробочки, сообразуясь со своей распущенностью и гнусным представлением о порядке вещей… И при таком вот раскладе, а это ведь очень близко к истине, какие вопросы могут быть к вымотанному длительной командировкой, голодному и неухоженному Вадику? И летит очередная эсэмэска на Светкину мобилу, которую Вадик шустро набирает, не вставая со своего просторного дивана с велюровой обшивкой цвета молодой весенней травы.
«Светик, умоляю, не сходи с ума! Неужели ты не понимаешь, что это элементарная подстава? Нас просто развели в хлам в прямом и переносном смысле. А ты, как дурочка, повелась на эту подставу, испортила нам весь вечер и вообще… Светка, это старая блядь, горничная, которая хотела ко мне в кровать подлой змеей заползти. А я ее на хрен послал. Вот и все! Вот она и отомстила мне. Я еще на нее в суд подам за то, что колечко с янтарем из моей сумки выкрала. Пусть они там проведут расследование и пусть ее по закону накажут. Ну, правда, Светик, я не виноват. Клянусь, чем хочешь! Напиши мне хоть слово. Целую».
Вадик почистил зубы, умылся, сварил себе кофе. Достал из холодильника вчерашний гамбургер с телячьей котлетой и две половинки яйца под майонезом – а ведь какой чудесный язык остался дома почем зря! Клубничный йогурт пошел на десерт.
К началу рабочего дня, прибрав все следы своей домашней жизнедеятельности, Вадик, как говорится, был готов к труду и обороне. Кинжал в ножнах, который он вместе с дорожной сумкой случайно захватил с собой, удачно расположился за стеклом книжного шкафа с деловыми бумагами, чертежами и справочниками. Красные ножны, изготовленные из двух половинок сандалового дерева, изрядно потемневшие от времени, выглядели солидно и дорого и даже, как подумалось Вадику, благородно. Случайная находка откровенно радовала Вадика и лишь одно малопонятное обстоятельство несколько смущало его: как только доставал он причудливый, волнистый клинок из ножен, сердце у него начинало учащенно колотиться, и что-то вроде страха или сильной тревоги сковывали его мышцы и движения… Вадик прятал кинжал в ножны, и все вроде бы приходило в норму. Понять эту более чем странную реакцию своего организма на кинжал Вадик, разумеется, не мог, да и не пытался – пока что ему было не до этого…
Ближе к обеду мобильник Вадика коротко дернулся и запищал – пришла эсэмэска. Сердце у Вадика охнуло, и он торопливо включил мобилу.
«Сам – дурак!» – коротко ответила ему Светка, но и этого было достаточно для того, чтобы надежда, которая, как известно, умирает последней, вновь всколыхнула все исстрадавшееся существо Вадика.
Глава вторая
1
Тепло и уютно в кабинете. Настольная лампа с зеленым абажуром рассеивает ровный, успокаивающий свет, от которого у Бабановича становится легко и славно на душе. Не все плохо в этой жизни, случаются в ней и радостные исключения. Вот и у него сегодня хоть и небольшой, но праздник, который он, Михаил Борисович Бабанович, безусловно, заслужил. Наконец-то медицинская реформа, объявленная самим президентом и каким-то чудом застрявшая в головах московских чиновников, докатилась не только до краевого министерства здравоохранения, но и до клиники Бабановича. Не далее как час назад он получил срочную компьютерную депешу о том, что финансирование клиники с текущего месяца увеличивается на восемнадцать процентов. А это – о-го-го! Это – совсем другая жизнь, о которой Михаил Борисович мог только мечтать. Главное, что завтра истекает срок, после которого он обязан по трудовому соглашению подписать заявления на увольнение двух дежурных врачей, хороших специалистов, в общем-то довольных своей работой, но не зарплатой. Специалисты, теперь Бабанович это точно знает, останутся у него. И второй корпус для лежачих больных, признанный аварийным, с первого декабря он наконец-то поставит на капитальный ремонт. Видимо, какая-то задрипанная нефтяная вышка в Тюмени, которая, кстати, совсем не далеко отсюда находится, пару качков нефти в день будет делать в пользу медицины, и вот уже Бабанович может быть уверен, что гнилая крыша во втором корпусе не рухнет на несчастные головы убогих людей. А всего-то и потребовалось, чтобы достучаться до верховной власти, двадцать пять лет унизительных просьб, депеш, стонов и воплей по всей Руси всего российского медперсонала. Ах, благодетели наши, не оставляете вы страждущих вассалов своей милостью, отщипываете от бюджетного пирога, скрепя сердце, морщась и матюкаясь, но отщипываете…
Михаил Борисович довольно потирает руки, отодвигает в сторону квартальные отчеты и сметы расходов (пусть завтра этими бумагами займется экономист), открывает дверку старинного, обклеенного коричневой клеенкой сейфа, и достает из него небольшой штоф с разведенным медицинским спиртом. Внимательно прислушивается, но тихо на втором этаже административного здания, словно бы вымершего в этот вечерний час. Выплеснув воду из стакана в горшок с геранью, что почти круглый год цветет у Бабановича на широком подоконнике, он на треть наполняет его разведенным спиртом. Затем Михаил Борисович достает из ящика письменного стола плитку шоколада и, мысленно обращаясь к портрету великого Пирогова, висящего у него за спиной на стене, медленно выпивает приятно обжегшую гортань жидкость.
– Уф! – с силой выдыхает Михаил Борисович, и какое-то время сосредоточенно рассматривает пустой стакан. Потом отламывает дольку шоколада и не спеша отправляет в рот. – Хорошо пошел, паразит, – с одобрением сообщает он штофу со спиртом, и тяжело откидывается на спинку кресла. Что и говорить, разведенный спирт под хорошее настроение – великое дело. А настроение у Бабановича именно – хорошее, и жить ему сейчас хочется – вечно. Хотя еще час назад он всерьез подумывал о завершении карьеры на административном посту и срочном переезде к матери в тихий приморский город. Вот что значат для Бабановича всего лишь два качка нефтяной вышки в сутки не в пользу кремлевских чиновников. Да и для них это убыль небольшая, они ее и не заметят, при своих-то наварах. Ну, получит домохозяйка Шувалова в месяц не два с половиной миллиона рублей, а два миллиона четыреста девяносто девять тысяч, она от этого не обеднеет. Да для нее это, как слону дробина, а для Бабановича – два сохраненных для клиники классных специалиста…
Громко звонит телефон на столе. Михаил Борисович вздрагивает от неожиданности, снимает тяжелую и массивную, черную эбонитовую трубку и осторожно отвечает:
– Доктор Бабанович у телефона…
– Добрый вечер, Михаил Борисович, – жизнерадостно гудит низким знакомым голосом трубка.
– Добрый вечер, Геннадий Степанович, – эхом откликается Бабанович, и блаженное выражение лица медленно сползает с него.
– Как там у вас, все нормально? – благодушно интересуется эбонитовая трубка.
– Вашими молитвами и вашей поддержкой, Геннадий Степанович, – без подобострастия и безо всякой натяжки бодро отвечает Бабанович, отодвигая в сторону стакан и возвращая заветный штоф в сейф.
– А как там наш подопечный поживает, не жалуется? – басит трубка вроде бы благодушно, но и с легким нажимом.
– Нет, не жалуется, Геннадий Степанович, – серьезно отвечает Бабанович на вроде бы несерьезный вопрос. – Все находится под контролем и согласно графику…
– Это хорошо, это очень даже хорошо… Знаете, приятно иметь дело с настоящим специалистом, – и длинная пауза и наконец то, ради чего и позвонил абонент. – Михаил Борисович, дорогой, недельки две-три вы еще сможете подержать моего подопечного? Разумеется, на прежних условиях…
– Легко, – влет отвечает Бабанович. – На прежних условиях – сможем…
– Ну, вот и славненько… Вот и хорошо…Гонорар вам завтра же мой человек завезет.
– Благодарю вас, – Бабанович хмурится и устало проводит рукой по глазам. – Покорнейше благодарю…
– Ну, что вы, – рокочет в трубке уверенный, напористый баритон. – Это я вам по гроб жизни обязан, Михаил Борисович… До свидания.
– До свидания, – эхом откликается Бабанович и медленно опускает черную, эбонитовую трубку на черный аппарат.