Кристальный пик
Шрифт:
— Я уверен, что справлюсь в этот раз, Рубин. Я учусь и крепну с годами точно так же, как и ты. Может, я и не быстрее Сильтана, но я выносливее. Если у нас есть всего семь дней, значит, долетим за семь дней. Неважно, чего мне это будет стоить.
«Важно, еще как важно!», хотелось закричать мне, ведь не только на моем теле прошлое оставило шрамы. Солярис трижды был закован в цепи из черного серебра. Он тонул в Кипящем море, раненный хведрунгом. Дрался с собственным отцом. Падал с неба столько раз, что в нем наверняка не осталось ни единой кости, которая не была бы хоть единожды сломана. Неудивительно, что после всего этого он не видит ничего страшного в том, чтобы снова встретиться со смертью
Мы бы наверняка поссорились, — я уже встала со скамьи и сложила на животе руки, сердито глядя на Сола сверху-вниз, — но тут Хагалаз вдруг оставила прялку и ткнула булавкой в кожаный узелок, лежащий под столом. Оттуда, спрятанная впопыхах, торчала не только тисовая ветвь, но и краешек хлебной буханки.
— А что у вас тут еще лежит в мешочке, а?
По ее лицу, выкрашенному золой, поползла змеиная улыбка. Судя по всему, она уже знала ответ и спрашивала исключительно для того, чтобы мы не забыли с ее мешочком расстаться.
— Дары тебе принесла, — пробормотала я, усевшись обратно и прижав пальцы к потяжелевшему лбу. — Всякие яства из замка. Ореховый рулет с глазурью, рыбный пирог, чарку вина с нардом...
— И труп богини туда же засунула? Вот молодец, — приподняла брови Хагалаз, но прежде, чем я успела раскраснеться за свою недальновидность, махнула рукой. — А, и не такое ела! Давай сюда. Я ужас как давно не вкушала пищу, приготовленную мастерской рукой! Ох, как много тут всего, — Она подтянула к себе узелок под столом, подцепив его босой ногой, и принялась расхваливать меня, разрезая булавкой шнурок. — Щедрая ты душенька, принцесса, щедрая! Ах, так и быть, еще одну пользу вам принесу, уж больно нравитесь вы мне оба. Хочешь собственными глазами взглянуть ан чужака, который лики себе ваши присвоил? Хочешь воспользоваться вашей с ним связью так же бессовестно, как ею пользуется он?
Я встрепенулась. Сол, безразлично плескающийся ложкой в супе, тоже. Но если меня предложение Хагалаз заставило восхищенно вздохнуть, то Солярис ахнул от ужаса.
— У них есть связь? — Сол опередил меня с вопросом.
Хагалаз спрятала узелок за кухонную стенку, будто я могла передумать и отобрать его, и принялась снимать с верхних шкафчиков деревянные коробочки, похожие на те, в которых обычно хранились серные черенки и свечи. Но в хижине было одинаково светло что ночью, что днем: снаружи ее озаряли кварцевые и стеклянные амулеты, вобравшие в себя солнце за долгие летние часы, а внутри белое пламя было до того ярким, что его свет пробирался даже в узкие щели меж половицами. И действительно: оказывается, в коробочках лежали не черенки со свечами, а разноцветные нити. Выбрав самую длинную из них, светло-синюю, как морской простор, Хагалаз натянула ее на прялку, предварительно сняв с той кудель.
— Конечно, есть, — ответила она, чертя своей железной булавкой какие-то знаки по воздуху над веретеном, на которое принялась натягиваться синяя нить. — Как, по-твоему, он знает все о Рубин и о тебе? Ее мысли, чувства и вспоминания... Они делят это на двоих, покуда он хранит в себе половину ее души.
«Половину ту забрал себе туман — то был его обман...».
Я впилась пальцами себе в ребра, будто могла нащупать свою душу и проверить, так ли это на самом деле. Хагалаз предупреждала меня, что душа моя расколется в момент смерти, а Совиный Принц — что Красный туман присвоил ее себе, проведя нас всех. Но, вернувшись к жизни, я ничем не отличалась от себя прошлой — вполне себе целая и уж точно не бездушная. Потому я и решила, что слова Принца, должно быть, были метафорой, олицетворением той жертвы, на которую мне пришлось пойти ради спасения... Ведь у нас все получилось — Красный туман благополучно исчез.
Так я думала до этого момента. Так я надеялась.
— Значит, этот чужак, ворующий лица, все-таки и есть Красный туман, — признала я вслух.
Несмотря на то, что с нашей победы над Сенджу минуло больше половины Колеса, я помнила свою последнюю встречу с ним так же хорошо, как то, что случилось всего часом ранее. Точно также я помнила и как Красный туман ластился к моим рукам точно невоспитанный и дикий, но привязчивый зверек. Как он следовал за мною, куда бы я ни пошла, и как на самом деле защищал, а не пытался уничтожить. Он слушался меня, потому что был моею частью. Потому что я существовала — значит, априори существовал и он.
«Ты и есть я. А я есть ты. Мы — это мир».
— Он преследует Руби, потому что все еще хочет забрать ее? Зачем она ему? — спросил Солярис, и, когда Хагалаз пожала плечами, ложка заскрипела у него в когтях — еще немного и сломается пополам. — А ее волосы? Что будет, когда они все станут красными?
— Быть может, ничего... А, быть может, Рубин исчезнет, подарив Туману человеческую суть, о которой он так грезит. Одно известно точно: их от друг друга как можно дальше держать надо. Два всегда стремятся стать одним. Таков уж закон природы.
— Значит, мы ничего не изменили. Рубин по-прежнему в опасности. Только раньше туман пожирал людей, а теперь — землю и богов. Шило на мыло! Даже хуже сделали!
— Тише ты, дракон! А то весь сейд спугнешь.
Пропустив ворчание Сола мимо ушей, Хагалаз поманила меня к прялке рукой. Я покорно подошла, предельно собранная и готовая ко всему, лишь бы это закончилось. Протянула вперед ладонь ребром, как показала немо Хагалаз, и вдруг почувствовала, как правый мизинец оплела нить. Кажется, она сама слезла с веретена, пропущенная через колесо, и по-хозяйски обвилась вокруг моего пальца кольцом. Я успела только вздрогнуть от неожиданности, как на костяшке уже затянулся крепкий узелок.
— Не развязывай, — предупредила меня Хагалаз, и синяя нить снова сдавила мизинец, когда я осторожно пошевелила им, проверяя, насколько прочно та села. Очень, очень прочно! — Она из волчьей шерсти. Новорожденные волчата рождаются слепыми и глухими, поэтому за ними всегда присматривает вся стая. Так и ты под присмотром будешь, никто к тебе и близко не подберется. Спать, правда, из-за воя беспокойно можешь, но зато будешь спокойно жить.
Как и всегда, значение половины слов Хагалаз от меня ускользнуло, но я и так почти перестала спать с началом войны, потому терять мне было нечего. Надеясь, что эта нить принесет мне хоть какое-то добро, я с благодарностью поклонилась и погладила ее большим пальцем. Той будто понравилась моя ласка: давление слегка ослабло, а синева посветлела, будто морская глубина превратилась в рассветный небосклон.
— А теперь садись сюда, принцесса, и оголи грудь. А ты ешь давай, пока совсем не остыло! — Последнее Хагалаз адресовала Солярису, недоверчиво присматривающемуся к колесу прялки, которое продолжило вертеться само собой. — Я что, зря на тебя любимый супец перевела?! Сам же выпрашивал!
И хотя ничего подобного он с роду не просил, Солярис со свистом втянул воздух сквозь сжатые губы и послушно сунул ложку в рот. Лишь потому, что его мысли наверняка были заняты Красным туманом и фантазиями о повторной расправе над ним, он даже не скривился, когда что-то хрустнуло у него во рту, отдаленно напоминая по звуку не то хрящ, не то зуб. Лишь продолжил буравить взглядом Хагалаз, внимательно следя за тем, что она делает со мной и как.