Кто-то плачет всю ночь за стеною

Ермолаев Александр

Макс много читал. Это были в основном философские труды. Он мало что понимал, но самоуважение прилично росло от этого. Другие люди в его глазах при этом уменьшались. У него было три любимых слова, которые он использовал чаще остальных: «архаика», «модернизм», «постмодернизм».

Он запоминал остроумные цитаты, представлял, что попадет в такие ситуации, когда уместно будет их вставить. Но этого не случалось. Тогда он стал цитировать философов даже не к месту, просто чтобы сказать что-то умное.

У

Фрейда была одна интересная мысль, которую, кстати, Макс Аникин упустил, хотя Фрейда он тоже читал. Мысль эта заключается в том, что все поступки людей объясняются двумя желаниями: первое — стать знаменитым, второе — заняться сексом.

Возможно, это касается и не всех людей. Но в случае Макса Аникина — это была точная формула.

Слава и секс.

Второе не может существовать без первого. Так, опять же, думал Макс Аникин, когда рассматривал маленькими недобрыми глазами, которые после девятого класса стали прятаться за толстыми стеклами, Вику Шушакову и ее грудь. Нужно стать первым, думал он, тогда она точно обратит на меня внимание.

Еще в седьмом классе он придумал быстрый способ поднять репутацию. Нужно было свергнуть авторитет. Тогда он стал спорить — на разные темы — со своими учителями: при всем классе, на уроках. Он находился в выигрышном положении: он всего лишь подросток, поэтому не совестно проиграть в споре взрослому, тем более учителю. Главное при этом не забывать улыбаться, и ни в коем случае нельзя показывать, что это поражение что-то значит для тебя.

Если в средней школе никто из учителей всерьез это не воспринимал, то в старшей в общении с Максом Аникиным стали возникать некоторые сложности. Да, он был бездарь, но порой и бездарь может смутить умного человека. Но самое главное — он стал получать удовольствие, когда ставил кого-то в неловкое положение.

Позже это переросло в другой негласный принцип: счастье было возможно только тогда, когда страдал другой человек. ***

Когда в школе появился новый учитель математики, Константин Федорович, Макс стал мечтать о том, что сможет унизить его перед всем классом. Пусть он и не был силен в точных науках, но он добросовестно пытался разобраться в материале, чтобы подловить нового человека. Он даже стал читать дополнительную литературу, он сравнивал решения учителя с решениями подобных задач из других учебников, вникал. Но стоило ему предъявить ту или иную претензию на уроке, как Константин Федорович спокойным голосом доказывал ее несостоятельность. Макс продолжал улыбаться, но когда приходил домой, бил стену кулаками.

Или бился об стену головой.

— Перестань, Макс! — кричала Вероника Вячеславовна. — Ты опять за старое взялся?

— Я кулаком, — пробурчал сын.

— Врешь, я знаю, что ты башкой бился. Сколько можно? Как идиотик себя ведешь! Поэтому никто и не дружит с тобой. И подружки нет. Ты домашку сделал?

— Математику не сделал.

— Почему?

—

Не понимаю потому что! Раньше лучше было, пока этот придурок не пришел.

— И с чего это он придурок?

— Объяснять не умеет.

— Да что ты говоришь! Уже успел двойку у него получить?

— Нет.

— Сейчас в электронный дневник загляну.

Макс ударил кулаком по стене.

— Не надо смотреть! — крикнул он.

— Тогда не ври мне.

— Ладно, я получил двойку…

— Опять двадцать пять.

— Маман, я исправлю, правда…

— Я, значит, бегаю по школе, договариваюсь со всеми, а он и рад. Бегай, унижайся, маман, — так, да? Тебя же до экзаменов не допустят! С дружком твоим, Федорченко.

— Он лох. Он не друг мне.

— А ты кто? Не лох?

— Маман, хватит!

— Лох ты конченый!

— Маман! — закричал он и снова ударил кулаком по стене, на этот раз сильнее.

Обои были в крови. Это были не первые следы крови в его комнате. Вероника Вячеславовна испугалась, но приложила все силы, чтобы страх этот утаить.

— Макс, — спокойно сказала она, — исправь ситуацию. Ты должен. Ты обещал. Помни, на что я пошла ради твоего обещания.

— Я помню. Прости меня. Я все исправлю.

— Хорошо. Ототри кровь. И обработай руки.

Макс послушно полез в шкаф за полотенцем. Выбора у него не было.

На следующий день Вероника Вячеславовна наконец лично познакомилась с новым человеком. До этого все времени не было. Да и повода тоже.

— Константин Федорович, ой, спасибо вам сказать хотела, — начала она, растянув улыбку до ушей, — Максу так математика стала нравиться! Говорит, что понимать хоть немного стал. Я его мама, кстати. Вероника Вячеславовна. Вы еще, наверное, не всех здесь запомнили. Химию преподаю.

— Да, очень приятно, — растерянно сказал Константин Федорович. — Я, если честно, удивлен. Про Максима. То, что вы сказали.

— Нет, это правда. Ой, вы что. Он просто, ну, немного особенный у меня. Иногда и не скажешь, что у него внутри. С виду одно, а на самом деле — другое. Я-то уже как мать его знаю. Изучила его! — Вероника Вячеславовна выдавила из себя смех.

— Ясно. Он двойку недавно получил за проверочную. Вы не подумайте, я с вами не спорю. Просто говорю, чтобы вы знали.

— Да, я в курсе. Макс мне сказал. Он от меня ничего не скрывает. Вчера весь вечер готовился, говорит, что обязательно исправит. Он у меня упрямый.

Константин Федорович одобрительно кивнул, хотя каждое ее новое слово вызывало все больше подозрений.

— Понимаете, ой, как бы так сказать, он же… ну, без отца растет. А иногда не помешало бы, — неестественно усмехнулась она. — Подросток еще, у них в этом возрасте у всех с дисциплиной проблемы. Да и любовь, куда без нее! — Опять смех, такой же необязательный и заискивающий. — У Макса, по секрету, большая любовь. По имени Вика Шушакова.