Латинская Америка. От конкистадоров до независимости
Шрифт:
А. Гумбольдт писал также: «В Каракасе восемь церквей, пять монастырей и театральный зал, вмещающий от 1500 до 1800 человек. В мое время (в 1800 г.—В. С.) он был устроен таким образом, что партер, где мужчины сидели отдельно от женщин, не имел крыши. Можно было одновременно смотреть на актеров и на звезды»{174}. Этот театр был построен в 1784 г. и назван «Колисео». По описанию другого современника, он имел партер, двойной ряд лож, среди которых особо нарядная — для губернатора и членов городского совета. Театр освещался сотнями больших и малых масляных светильников. Среди богатого убранства особо выделялся расписной занавес с изображением Аполлона на Парнасе. В «Колисео», располагавшем хорошей бутафорией, декорациями и костюмерной, выступала постоянная труппа{175}. Здесь давали произведения А. Бельо, написавшего пьесу «Утешенный Каракас», Ф. Сальяса, X. Доминго Диаса, а также европейских авторов, большей частью переводившиеся А. Бельо.
Ко второй половине XVIII в. относится и расцвет музыкальной культуры в Венесуэле, который музыкальные критики (в частности, Эдуардо Лира Эспехо) называют «венесуэльским музыкальным чудом». Средоточием этого «музыкального чуда» стала так называемая школа Чакао, организованная одним из членов семьи Боливар, священником Педро Паласиос-и-Сохо, в окрестностях Каракаса и представляющая собой музыкальное учебное заведение, давшее много хороших музыкантов. Там же, в Чакао, в 1750 г. была создана «Филармоника» — первый в Южной Америке концертный оркестр. Школа Чакао на многие годы стала местом музыкальных и вообще культурных досугов креольского общества Каракаса.
В 1786 г. к Паласио-и-Сохо из рук посетивших страну двух австрийских натуралистов — Бредмейера и Шульта — попали партитуры произведений Плейеля, Моцарта и Гайдна, а через три года австрийцы послали в школу Чакао некоторые инструменты, которых недоставало для исполнения этих произведений. Это была, пишет венесуэльский историк, «первая классическая музыка, услышанная в Каракасе, она послужила образцом для любителей, которые скоро стали обожателями чудного гения этих авторов».
К школе Чакао принадлежат не только музыканты, но и первые венесуэльские композиторы — Хосе Анхель Ламас, Каро де Боэси, Педро Ноласко Колон, Каэтано Карренью, создавшие не только религиозные произведения — литургии, мессы, но и светские, включая симфонии{176}.
Заметным событием в культурной жизни Каракаса стало прибытие в 1808 г. французской оперной труппы под руководством Эспеню. Это послужило поводом для создания первого в Венесуэле симфонического оркестра под управлением Хуана Хосе Ландаэты — одного из представителей большой семьи Ландаэта, давшей в ту эпоху немало мастеров искусства{177}.
Как видим, у посещавших Каракас и другие города Венесуэлы в конце XVIII — начале XIX в. европейских путешественников (графа Сегюра, Франсуа Депона и других) были основания, чтобы достаточно высоко оценить культурную жизнь этой страны. Мы приведем слова А. Гумбольдта, обладавшего, как известно, удивительной остротой наблюдений. Он отмечал, что по сравнению с другими испанскими владениями в Америке в Каракасе нашел «больше осведомленности в вопросах политических связей между народами, более широкие взгляды на состояние колоний и метрополии».
«Частые торговые сношения с Европой и положение на берегах Антильского моря… с несколькими выходами в океан, — продолжает Гумбольдт, — оказали могущественное влияние на общественный прогресс… в прекрасных провинциях Венесуэлы. Нигде больше в Испанской Америке цивилизация не приобрела больше сходства с европейской… Во многих каракасских семьях я обнаружил знакомство с шедеврами французской и итальянской литературы, ярко выраженную любовь к музыке, которой с успехом занимаются»{178}.
Эта политическая зрелость венесуэльского общества, равно как и ее причины, столь верно подмеченные Гумбольдтом, посетившим страну в тот самый момент, когда все здесь ожидали скорых и глубоких перемен, были связаны с резким обострением классовой борьбы, усилением патриотического движения за освобождение от колониальной зависимости. В 1795 г. в Коро вспыхнуло восстание, в котором приняли участие негры, метисы и креолы. Восставшие требовали освобождения рабов, отмены налогов, установления республиканского образа правления. Восстание было жестоко подавлено. Но уже два года спустя в Ла-Гуайре и Каракасе был раскрыт заговор во главе с М. Гуалем и X. М. Эспаньей, которые под влиянием идей Великой французской революции ставили своей целью свержение колониальной зависимости и провозглашение Венесуэлы независимой демократической республикой. В 1806 г. группа венесуэльских патриотов во главе со знаменитым Франсиско Мирандой предприняла попытку, правда неудачную, поднять восстание против колонизаторов.
Однако распространение передовых идей в значительной мере сдерживалось полным отсутствием печатного дела в Венесуэле, какого-либо периодического издания. Гумбольдт особо отметил, что во время его пребывания в Каракасе «не было типографии, ибо такого названия не заслуживают печатные станки, при помощи которых пытались из года в год издавать несколько страниц календаря или пастырские послания епископа»{179}.
Попытки наладить печатное дело в Венесуэле предпринимались передовыми представителями колониального общества еще в XVIII в. В 1790 г. адвокатская коллегия Каракаса объявила о своем желании иметь типографию. Вдохновителями этой идеи были уже известные нам лиценциат Санс, доктор Эспехо и другие. Были составлены сметы, собраны средства, имелись даже образцы литер. Однако после многолетней волокиты в консуладо и в мадридских канцеляриях разрешение на организацию типографии в Каракасе так и не было получено{180}.
Первый печатный станок был ввезен в Венесуэлу с Тринидада в сентябре 1808 г. двумя английскими мастерами-печатниками Мэтью Галлахером и Джеймсом Лэмбом вместе с нужным оборудованием и материалами. Их сопровождало несколько рабов, знающих печатное дело. Уже месяц спустя, 24 октября 1808 г., вышло в свет первое в Венесуэле периодическое издание — «Гасета де Каракас». Редактором и постоянным автором «Гасеты де Каракас» в первые годы ее существования (выходила до 1821 г.) был Андрес Бельо{181}. Ему же приписывается авторство первой печатной книги в Венесуэле — «Карманный календарь и всеобщий путеводитель для иностранцев по Каракасу на 1810 год» (1810).
Уже с самого начала издания «Гасеты де Каракас» на ее страницах настойчиво пропагандировались идеи национального самосознания, необходимости осознания огромных возможностей независимого развития страны; говорилось о неисчислимых богатствах ее земли, ее природы.
В первом же номере «Гасеты…», помимо официальных известий из Каракаса и других столиц американских колоний — Санта-Фе-де-Боготы и Гаваны, появилась рубрика «Чрезвычайные известия», где регулярно сообщалось о народном восстании в Мадриде, свергнувшем временщика Годоя{182}. В следующих номерах значительное место заняли материалы о развитии сельского хозяйства, торговли, о политических проблемах, печатались литературные произведения венесуэльских авторов и переводы зарубежных.
27 октября 1809 г. «Гасета де Каракас» напечатала написанный Андресом Бельо проспект его «Карманного календаря…», издание которого тогда готовилось. В обстановке назревавших революционных перемен слова Бельо звучали как оптимистическое утверждение надежд венесуэльского народа на скорые и счастливые перемены. «Провинция Венесуэла должна занять то высокое положение, которое природа предназначила ей в Америке… — писал Андрес Бельо, — она должна занять и свое почетное место среди просвещенных народов Нового Света»{183}.