Леденящая жажда
Шрифт:
В трубке раздались короткие гудки. Сердце опять упало куда-то в район желудка. Неужели опять кто-то из них, из его ребят, пропал? Такое случалось. Правда, бывало, что потом пропавший снова появлялся, чудесным образом избежав гибели. Злой рок как бы все время играл с парнями Пастухова в кошки-мышки, то сжимая, то отпуская кольцо. А теперь?
Он бегал в ожидании от одного окна к другому, вздрагивал от звуков лифта в подъезде, от различных шумов на улице.
Через полтора часа он увидал три фигуры, заходящие в арку его дома. Три? Их ведь должно
Только открыв дверь, Голубков понял, кого ему не суждено увидеть…
Мисс Софи оказалась не такой, как он ее представлял по фотографии. Пятьдесят ей, конечно, не дашь. Подтянутая, в молодежной куртке, в светлых джинсах. Спокойная, уверенная. Видно, что приехала сама. По доброй воле. Наверное, даже Артисту не пришлось пускать в ход свои чары. Значит, ей нечего от нас скрывать… Что ж она тогда моталась по миру? Меняла имена?
— Кто-то все время проявлял интерес к моей научной деятельности в Советском Союзе. Я все, повторяю, все скрывала. Никому не говорила о яде. О том, что мы в действительности исследовали, я догадалась лишь тогда, когда лабораторию окончательно закрыли. В США я попала в руки ЦРУ. Они под предлогом охраны моей жизни держали меня в следственном изоляторе и пытались оказать психологическое давление, чтобы я выдала информацию о деятельности лаборатории. Я сбежала оттуда… Повторяю, я никому ничего не говорила.
— Как они называли этот яд?
— Их интересовал не сам яд, это звучит очень конкретно, а тайные биохимические разработки. Насколько я понимаю, за мной охотились сотрудники наших и американских спецслужб. Ни про каких афганцев и талибов я слыхом не слыхивала.
— Понятно. А о противоядии, которое, по нашим данным, разрабатывалось тоже в вашей лаборатории, вы что-нибудь можете сказать?
— К сожалению, ничего… Я знаю, что сейчас это необходимо, но увы… Хотя вы правы, разработки противоядия действительно велись, но этим занимался самостоятельно один наш сотрудник.
— Кукушкин?
— Вам уже рассказали?
— Нет, я просто такой догадливый. Продолжайте, пожалуйста.
— Но, насколько я знаю, он не успел закончить исследования, так как лабораторию спешно закрыли.
— И в день закрытия он…
Она вздрогнула. Видно было, что это воспоминание ее до сих пор мучит.
— Да. Он выпил тот самый яд.
— Зачем?
— Я пыталась понять это все последующие годы — и не смогла. Поэтому мне нечего вам сказать… Давайте не будем о нем… О мертвых либо хорошо, либо…
— А вы уверены в том, что он умер?
— Что вы хотите сказать?
— У нас есть подозрения, что он жив.
— Жив? Как?
— Противоядие все- таки могло быть изобретено. Им самим… Софья Михайловна!
«Железная леди» была без сознания. Голубков еле-еле успел подхватить ее в полуметре от пола. Пастух моментально раскрыл все окна. Холодный утренний воздух заполнил комнату. Запах бессонной ночи, сигарет и кофе вырвался на спящую улицу. Артист открыл кран, чтобы налить в стакан воды.
— Не
— Почему?
— Потому что…
— Как?! — опешил Пастухов. — Ты думаешь уже?!
— Да! Она наша последняя надежда.
— Ух, ненавижу последние надежды!
Вдох нашатырного спирта — и мисс Софи открыла глаза. Видимо, делать ей это совсем не хотелось.
Значит, тогда, когда она рыдала на его похоронах, сама чуть к этой склянке не потянулась, Кукушкин был жив?! Хладнокровно все подстроил. Ему даже в голову не пришло задуматься, как она будет без него… Она все эти годы считала его мучеником науки, почти героем. А он…
— Пожалуйста, объясните мне еще раз… У меня мысли путаются… Я должна понять, — прошептала она.
Голубков изложил ей и всем остальным их с Петуховым догадки по поводу кукушкинского публичного самоубийства.
— Понимаете, Софья Михайловна, в этом деле Кукушкин — наша единственная зацепка. Только он мог сообщить талибам о яде.
— А другие сотрудники лаборатории?
— Не могли.
— Но почему?
— Они все…
— Что — все? Они умерли?
— Да. Об этом после… Позже вы все узнаете… Сейчас нам важно понять, что он был за человек. Он мог, как вы думаете, пойти на преступление?
— Какое преступление? Убийство? Нет, не думаю…
— Преступив законы морали один раз, человек следующий шаг в этом направлении может сделать без особого усилия. Сейчас важно разобраться, способен ли он в принципе допустить мысль, что в ходе его экспериментальных опытов может кто-то умереть? Многие ученые убивали ради знания. Он мог пойти на убийство человека ради науки, чтобы что-то доказать? Насколько я понимаю, он был ярким представителем научного фанатизма? — продолжал Голубков, вспоминая беседы с психологами-криминалистами.
— Намекаете, что он был сумасшедшим? Нет, ни в коем случае… Он был странный, но не сумасшедший… Так, иногда, если его что-то сильно задевало, он мог взорваться, начать что-то кому-то доказывать. Это был такой…
Вдруг она вспомнила, что, возможно, глагол в прошедшем времени по отношению к Кукушкину неуместен. Что он «есть», а не «был»… Как она сама этого не поняла тогда? Да и он неоднократно ей намекал… Именно так все и случилось… На лбу у Сони запрыгали вертикальные морщинки. Женская обида захлестнула. Сильные женщины не умеют прощать. Он предал ее, он негодяй, он, именно он мог выдать яд. Она сказала сухим, уверенным голосом:
— Да. Кукушкин мог совершить преступление. Этот человек способен на такое. Я сделаю все, чтобы вы его нашли.
— Ну дай бог, чтобы наши умопостроения оказались верными. Иначе…
— Но вы же не дадите террористам отравить еще и Питер…
— Не знаю. Времени у нас практически уже нет.
— Почему?
— Потому что вода в Неве уже отравлена.
— Господи!
Пастух и Артист стояли опустив головы. Никогда еще они не оказывались в такой безнадежной ситуации.
— И вы не уверены, жив ли Кукушкин?