Лгунья
Шрифт:
Я могла бы провести в таком положении много часов. Может, и в самом деле провела. За временем я не следила. Вылезла из воды только потому, что услышала звон козьих колокольчиков и подумала, что, наверное, цивилизация все-таки ближе, чем, кажется. Я отряхнулась, как собака, и оделась, одежда намокла там, где на коже осталась влага. Из моего бассейна вода переливалась через край и. просачиваясь между небольшими булыжниками, в зарослях молодых дубков, уходила в землю. Кто-то протоптал узкую, неудобную тропку по краю ручья. Я пошла по ней, хватаясь за тонкие деревца, чтобы удержать
— Ты откуда? – крикнул он.
Я показала:
— С той стороны.
Он рот открыл от удивления. Подошел.
— Вон оттуда? – спросил он. Покачал головой. – Это слишком опасно. Ноги переломаешь. Ты от одного-то несчастного случая еще не оправилась. Погляди на себя. Вся исцарапалась. – Он протянул руку и снял у меня с головы какой-то сор. – А почему у тебя волосы мокрые?
— Купалась, – ответила я.
— Там, наверху?
Я кивнула.
— Врушка ты, вот что, – сказал он, расхохотавшись.
— Я купалась, – с негодованием сказала я. – Честно!
— Ну да. Да. Купаться-то ты купалась. А все эти враки насчет того, что ты все забыла? Ничего ты не забыла, верно, ведь? Прямиком к бассейну! – Он выудил из кармана кусок тряпки и вытер кровь с моей расцарапанной ладони. –
Я постоянно твержу Селесте: «Почему ты не позволяешь детям купаться в каменном бассейне? Мари–Кристин в их возрасте из него не вылезала». Но она всегда водит их на реку. – Он поплевал на тряпку и стер грязь с царапин. – А теперь куда ты направляешься?
— Никуда.
— Хочешь посмотреть ферму?
Я пошла за ним через поле. Мы закрыли ворота овечьего загона и шли по полям, пока не добрались до грязного пруда и группы фермерских построек. Там было два каменных амбара, по стенам которых вились виноградные лозы, но дядя Ксавье больше гордился новой сыроварней – заводской сборки, с цементным полом. В ней стоял густой, острый запах. Я закашлялась.
Дядя Ксавье рассмеялся.
— Не нравится? Отличный, крепкий дух, да? Запах коз.
Мы с восторгом понаблюдали за новой технологией. Попробовали несколько сыров: на вкус они были точно такими же, как и на запах. Потом снова вышли в сияние дня. Лесные голуби сонно ворковали в ветвях деревьев. Зной опалил мне кожу. Все вокруг двигалось медленно, будто обессилело под тяжестью знойного дня. Утки тихо качались на воде. Цыплята с отрешенным видом копались в пыли.
— Ну что, идем смотреть пчел? – спросил дядя Ксавье, шикая на любопытных гусей.
Мы снова пересекали бесконечные поля, пока не пришли к небольшому яблоневому саду. Между рядами деревьев стояли ульи.
Дядя Ксавье снял переднюю заслонку улья. Внутри шумел водоворот жизни. Пчелы цеплялись за заслонку, в панике ползали, ослепленные внезапной вспышкой яркого света. Дядя
— Видишь, – сказал он. – Они меня знают, эти пчелы. Слушаются. Потому что понимают, что им без этого никуда, – он ущипнул тугую коричневую кожу на своей руке. – Все еще любишь соты? – спросил он, ставя на место заслонку.
— Обожаю, – сказала я, потому что хотела оправдать все его ожидания. Хотела быть хорошей племянницей этому человеку, чья доброта согревала меня так сильно, словно он сам был маленьким блестящим кусочком солнца.
— Гадкая девчонка, воровала у меня мед, – он зашелся от смеха. Размахивая руками, чтобы отогнать от моего лица пчел, он сказал: – Ну, так что, скажи-ка по правде, ты так и осталась гадкой девчонкой?
Поди, угадай, как отвечать на такой вопрос.
— Ужасно гадкой, – сказала я.
Он широко улыбнулся.
— Так я и думал. Но в малых дозах грех душе полезен. Человек не должен обременять себя излишком здравого смысла.
— Да, – сказала я. – Здравый смысл – это не самая сильная моя сторона.
Он засмеялся. Закрывая ворота, он стоял ко мне спиной, чтобы из соображений деликатности не смотреть на меня, когда будет задавать следующий вопрос:
— У тебя неприятности. Мари–Кристин?
Внезапно у меня все внутри похолодело. Кожа покрылась мурашками, хотя день был в разгаре – самое пекло. Одна реальность подмяла под себя другую. Весь день я была Мари–Кристин Масбу; и она оказалась мне впору точно так же, как и ее одежда. Весь день мне было очень удобно внутри собственной кожи: впервые в жизни я ощутила, что она принадлежит лично мне. Но что это было, это вот все? Всего лишь обманка, подлог. В другой реальности, где царят абсолютные истины, я не была Крис Масбу и ничего о ней не знала. Первый раз я всем нутром, а не только мозгами поняла, что, конечно, у нее были неприятности. И, возможно, неприятности весьма и весьма серьезные, с какими мне никогда не приходилось сталкиваться и вряд ли когда-либо придется. Иначе зачем бы ей понадобились два паспорта и багажник, набитый деньгами?
— Не будем об этом, – сказала я.
Дядя Ксавье обернулся, чтобы взглянуть мне в лицо, – он хмурился, как нежный, встревоженный лев.
— Мужчина? – спросил он.
Согласиться с этим было безопаснее всего, и я кивнула.
Он вздохнул.
— Тебе надо замуж, – изрек он. – Тебе тридцать два, а у тебя ни мужа, ни дома, ни детей.
— Есть и другие радости в жизни, – пожала плечами я.
— Есть, да. Но вместе с этим, а не вместо этого.
— У меня есть работа, – напомни лая.
— Работа – это хорошо, – сказал дядя Ксавье. – Но этого не достаточно. Женщине еще кое-что нужно.
— Мужчина.
Он засмеялся.
— Вот именно. Мужчина. Мужчина – это как раз то самое «кое-что». Я хочу, чтобы ты была счастлива, Мари–Кристин.
Это прозвучало очень банально, но сказано было так просто, с таким чувством, что у меня на глаза навернулись слезы. Непонятно, почему он вообще обо мне заботится. Он меня с восьми лет не видел.
— Больше всего я счастлива, когда одна, – честно сказала я.