Литерный эшелон
Шрифт:
Андрей хмыкнул: ну да, оставили бы его на земле, как же… Карман держи шире.
Пока работали, разгружая дирижабль, разговаривали. Как ни странно, мужчины, лишенные женского внимания беседовали совсем не о дамах сердца. Говорили, о том, что давно всем надоело: о войне.
Налет Данциг, разумеется, мало повлиял на ход всей войны. Фронт откатывался на восток. Налет патриотизма быстро испарялся. А усталость, недовольство – накапливались.
Резун уже вышел из ангельского чина вольноопределяющегося и получил погоны прапорщика: первый офицерский чин, вводимый только в военное время. «Курица – не птица, прапор – не офицер», – говорили за спиной, а то и в лицо Резуну.
Но он на правах недоофицера и опытного стрелка бурчал:
– Вот послушайте, господа… Положим, неудача в Японской войне обошлась нам восстанием 1905 года. И это, прошу заметить, война на краю империи, в которую было немного народа втянуто. А тут – центр страны, многие города наводнены беженцами, ранеными. Затем действует такая простейшая арифметика: если территорию, извиняюсь, просрали за год немцу с его газами, аэропланами, дирижаблями, то нам, лапотным, чтоб ее отвоевать надо времени ну хотя бы в двое более. А потом еще до Берлина идти…
Из дирижабля выгружали тяжелые ящики с патронными обоймами. Подавали их через открытое окно – иллюминатор. Резун работал внутри, Андрей снаружи. Поэтому, когда снова столкнулись лицо к лицу пришлось отвечать:
– Так доходили уже ведь, при Елизавете Петровне Салтыков брал! Потом когда Наполеона гнали!..
И разошлись в разные стороны: Резун за очередным ящиком, Андрей с предыдущим – к лафету.
Когда вернулись, оказалось, что прапорщик придумал новый довод:
– Так это когда было?.. «Времен Очакова и покоренья Крыма»! Да и император у нас ныне – совсем не Александр Благословенный и даже не Александр Освободитель!
– Что там у вас?.. – бросил, спускающийся по трапу Сабуров. – Долго копаетесь! Мы уже как четверть часа должны быть в воздухе.
Но помогать сам не стал, а улыбаясь, присел на лафет.
– Уже заканчиваем, Михаил Федорович… – ответствовал на правах старшего Данилин. – Не думал, что в дирижабле столько…
В который раз, остановившись у окна, Резун спросил у Сабурова:
– А вы как полагаете, Михаил Федорович, революция будет?
– Обязательно будет! России никак невозможно без революций!
Андрей улыбнулся: про то что в России мало казнили царей, Андрей уже слышал: правда, был тогда в положении зеленого юнца в чине чуть побольше, нежели сейчас Резун.
Теперь же можно было поспорить:
– Да что вы такое говорите! Прямо большевик.
– Я не большевик…
– Как же не большевик? Они хотят поражения в войне и беспорядков. Всем понятно, что после победы никаких революций не бывает.
– Это вы напрасно сказали. Декабристов вспомните? И в войне выиграли, и все одно под пушки полезли. Чего им не сиделось покойно – ведь войну выиграли… Так и мы однажды дело поведем после войны когда-то. Нет ничего страшнее, нежели революция нищих… А у нас все будет чинно-благородно: выборы всеобщие, президент с премьер-министром. Ежели царь себя хорошо будет вести – сделаем конституционным монархом, коих царствует, но не правит – а нет, так пусть катится к брату в Англию…
Андрей ахнул: это было вольнодумство предпоследней степени. Это было слишком даже для осмелевшего ранее Резуна. Он пошел на попятную:
– Русскому народу нужен Царь-батюшка!
– А египетскому – только фараон, французам – король… Выборная система показала свое право хотя бы на жизнь.
– Разве может быть выборная система лучше наследственной? При монархии наследник с младых ногтей готовится управлять державой. Ну а в Америке президентом может стать какой-то адвокатишко, или вовсе актеришко, который научился говорить умные речи. А ежели он сбрендит?
– Может, конечно… Чего греха таить – может и актеришко, и адвокатишко. И сбрендить он может. Ну так его, сбрендевшего переизберут через четыре года. А у нас сбрендивший Иван Грозный сколько народа передушил, да земель разбазарил, пока его Господь Бог не прибрал…
Немного помолчали.
– Ну да ладно, – снова заговорил Сабуров, подымаясь с лафета. – Болтать – не мешки таскать. Отчего остановились? Продолжайте работать!
– Так ведь все! – ответствовал Резун. – Излишек патронов выгружен…
– Тогда другим идите помогать.
Еще через час дирижабль поднялся в воздух. Данилин по новому урезанному боевому расписанию занимал должность и первого помощника и радиста – весной на «Скобелев» поставили новейшую французскую радиостанцию.
Дирижабль летел кружным путем: для дезинформации своих и чужих, отправились на запад, в сторону фронта. Но, не долетев верст десять, повернули на юго-восток. В сумерках перелетели Днепр, прошли над Крымом. На земле уже стояла ночь, в немногочисленных здесь деревнях и селах тушили небогатый свет. Позже дирижабль прошел над Азовским морем, которое с высоты казалось тем же небом со своими звездами и луной, над кубанскими плавнями.
Летняя ночь была коротка, «Скобелев» шел навстречу солнцу и Андрею показалось, что первые лучи света он увидел еще раньше, нежели воды Каспийского моря. Далее вахта Андрея заканчивалась: его сменил заснувший еще над Азовским морем Сабуров.
Андрей заснул, будто провалился в бездонную яму, Михаил Федорович же над пустынными водами скомандовал еще один поворот и дирижабль впервые за весь полет лег на курс прямо к Аккуму.
– Рад, рад… – врал в глаза Беглецкий. – Чудно, что вы прилетели.
Беглецкий был расстроен до безобразия, до слез: еще бы: реактор уже стоял отсоединенный, готовый к перевозке.
Без него город если не умер, то серьезно заболел. Исчезли вода в трубах, ее приходилось по старинке таскать из глубоких колодцев. Но в сей же день они оказались вычерпаны, и Латынину пришлось ввести норму: одно ведро пресной воды на семью.
Оставшиеся без полива деревья хирели и сбрасывали листву.
Замерли кондиционеры и более не гнали прохладный воздух в дома. Вечерами вместо ярких электрических лампочек зажигали керосиновые лампы.