Лоскутная философия
Шрифт:
275
Павел звал свою волю Богом. Ницше звал свою волю Ницше.
276
Мелочь, ничтожное, - вот как клён сквозь асфальт, бесприютная кошка, гнёздышко близ ракетного стапеля, паутинка в полёте, - это побочное несравненно существенней, чем железный наш пафос. Это остатки древнего мира с кодом "Эдем".
277
"Геометр не входит!" (Кносский феномен).
"Негеометр не входит!" - лозунг платоновской Академии. Нет, не то что впускались лишь геометры. Чтили особый род гоминидности, тогда редкостный. К тому времени тренд мышления, что был начат Адамом, стал править прежним, сильно попорченным, изувеченным райским, или мифическим типом мысли. Сталось вдруг, что потом сочтут этизацией мысли, сократизацией, в честь зачинщика моралиста Сократа; в целом же -
Началась деконструкция интегральности мысли; стали гнать чудо, страсть, прихоть, случай. Глаз начал править прочими чувствами. Так как глаз создаёт отрыв, дистанцирует, наблюдающий отделялся от мира и, шаг за шагом, тем отчуждался, пусть до того в раю преимущество было у осязания, обоняния, слуха, организующих, сохраняющих общность. Глаз - отделяющий, отторгающий ссылки прочих чувств - трактовал мир объектом, кой, кроме что различался, мнился враждебным. Видеть - иное, чем обонять, щупать, слышать ради контакта. Видеть есть мыслить: вне всё - особо, как бы не ты уже, значит, в ранге "не аз есмь", меньшее, чем ты сам "добро", а то даже и "зло".
След райского мирочувствия впечатлён в видах кносских дворцов на Крите как лабиринтов, вросших в ландшафты: это был комплекс недо-объектов, то есть объектов не разлучённых, не претворённых. В сих дворцах, - что дворцы по названию, а на деле строй-хаос, - нюх, интуиция, слух, тактильность значили много; глаз же терялся, шаря в эклектике слитых стен, прорастающих в недра; здесь он не мог вполне дистанцировать; он рассматривал нечто чуть не впритык, вплотную, в той тесной близости, когда чувствуешь нечто, но не рассмотришь собственно нечто, дабы судить о нём. Кноссцы были единым, и в кносской цельности правил дух столь отверженный и убитый в нас, что теперь кносский синтез кажется спудом, давящим чувства. Там, в силу комплексных нераздельных воздействий слитной предметности, коим трудно противиться, обреталась тьма странного, инстинктивного, безрассудно спонтанного. То есть случай (кой Бог, мыслят мудрые) как реликт вольной жизни значил там больше; стало быть, жизнь творилась свободней. Жизнь там - цвела вовсю. Нет эффектней гештальтов, чем фрески кноссцев; в них сила жизни, коя рождает шквалы экстазов. Мир (коль стена росла из земли, из мира) был закадычным, одушевлённым, а не предметом эксплуатации. Люд вступал в связь с животными и друг с другом, contra позднейшим нравственным нормам, зиждущим чужесть каждого в мире. Жизнь была феерическим сном; страдания заменялись восторгами и обратно не прекращаясь. Там не судили; всё принималось без отторжений и без суда над ним, в органическом целом, словно живое, одушевлённое, равномочное, потому и могло дарить чудеса в ущерб, но и в пользу - кои, заметим, не различались. Зло с добром были слиты, то есть их не было. Что угодно случалось из чего хочешь. "Id" Фрейда как предразумие, как "оно", владычило.
Но, когда взялись лица, верные "оку разума", рассекавшему жизнь на части, райский мифический хаотичный тип сгинул, ибо он не был геометричным и агрессивным. Он истребился. Мы, идя лесом, стряхиваем с себя мушек, прах, паутину, что не вредят нам, из-за сознания, дескать, чужести для нас внешнего (продолжая логически, всё стремится к тому, чтоб в конце концов не дышать, пардон, ибо воздух вовне нас). Возобладали вдруг геометры: зрение, замечая рознь в том, что до этого было целым, создало агрессивный дух, что отказывал миру в жизни, в одушевлённости, равномочности, равночестности. "Геометры мышления" выделяли лишь ясное и понятное, ведь в туманном невнятном глаз был бессилен, слаб; им пришлось бы взывать тогда к чувствам райским, вплоть до отвергнутой интуиции. Алгоритм был таков: глаз в сумбуре не видит; значит сумбурное не должно быть. Всё нам понятное, различимое есть "добро", идеал. Всё смутное, бессознательное есть "зло", неблаго.
Так стартовал чин нравственной мысли, или моральной, тем ограниченной. Вместо тьмы лабиринтов, спаянных с недрами, стались улицы, что шли к общему центру строем объёмов правильной формы, так причём, чтоб иметь перспективы. Прежний тип мысли прятался в норах, в знахарках, в магах. Вырвавшись из игр Тюхе , свойственных жизни, мысль "геометров" сжалась законами. Произвол воспрещался, а эротичное, брат его, что живёт обонянием, интуицией etc., стеснялось, регламентируясь мерой денег, отпрыском этики. Человек отделялся впредь от другого в том числе деньгами, их отсутствием; не иметь их безнравственно, вразумляли нас. Урезались инстинкты и непосредственность; вольность рушилась, чтоб господствовал узкий, геометрический и морально-урочный умственный угол зрения. Изменялась суть человека,
Возник вместо райских существ - моральный, геометрический, приноровленный под прямые фигуры в целях понятности человек: шар, куб, треугольник. Так геометрия погубила нас.
Мы изменим мир, декретируя на пороге мышления: "Геометр не входит!"
278
Кремль самовластно тешит амбиции и бряцает оружием за счёт бедности половины страны.
279
Витийствовать лучше не о культуре Средневековья, Нового времени, Ренессанса, русской культуре или индийской, но о таких вот: геометрической и мифической. Первая (как оптически-визуальная) есть культура дистанций и разобщений; ну, а мифическая (тактильная) есть культура слияний и интеграций. Первая - модус падших существ, создающих своё "добро" произволом, насилием и гоньбой отстраняемой, признаваемой чужеродной, лишней, ненужной прочей всей жизни, коя трактуется при таком типе мысли "злом", "недобром", "негодным". Ибо "добро" есть лишь ты, субъект, homo падший, homo reprobi. Я за культуру мифа и рая, "океанического единства" и синергизма, чтящую мировую жизнь словно общий всем климат и конъюнктуру.
280
Был сдвиг сакральности с мира данности в идеальный. Этот последний, присочинённый, стал нам священным, а мир реальный стал вдруг профанным.
281
Близок час, когда больше не хочется ничего извне, не затем что плохое; просто не пользует, без нужды твоей частности как послания "человеку вообще", отчего и язык у них усреднённый и всё в них среднее, чтоб, стирая различия, всех стреноживать площадными потребами, ибо общее всем - жрать, ср@ть, хапать имущество. Наступает час, когда хочется в глубь себя, где, загадочным образом, говорят на-твоём-языке-о-тебе, ни о чём другом.
Человек - один перед Богом в полном безлюдье, что понимает только при смерти. М'oроки прежних "нравственных" ценностей слабнут, и понимаешь: жил, минув нужное.
282
Бог всегда ставит цели, что не достичь, и рушит всё, оставляя лишь Бога.
283
Странные "аморальные" бабочки.
Кружат бабочки над цветами; май, свет, любовь. "Прекрасно!" - вот у них чувство. Съест зевак птица - пусть, жизнь свободна!
Что лучше жизни не берегущейся и доверенной Богу, как у тех бабочек? Ну, а были бы, скажем, бабочки, что доверились, вместо Бога, знанию "зла" с "добром", - не летали бы. Расползлись бы по щелям. Крылья их ослабели бы, а эмоции подгонялись бы к теневой робкой жизни. То есть возможности и весь мир этих знающих "зло-добро" бабочек сжался бы. Их удел стал бы страх, каждодневный, цепкий... Некогда так и мы отказались от рая, спрятавшись в щель "добра". С тех пор рыщем там, думая, что живём полнокровной истинной жизнью.
284
Пиарящиеся в вычурных феерических и мистических антуражах "кельтские феи", "практы даосской магии", "колдуны-ясновидцы", "наследницы волхований", "экстрасенсорики высшей степени", "некроманты-аводники экстра-класса", "йогины-бх'aгаван", "гуру истины" - пауки, что, раскинув сеть, ждут добычу. Чтоб урвать денег... Взяли бы и своей мощной магией попросили бы, что хотят, у своих высших сил, с каковыми на "ты", божатся. Нет, цель - помочь нам, жалким профанам, дорого и докучно.
285
Книги, искусство, идеология и, конечно, наука лезут из кожи вон с руководствами и рецептами жизни. Каждый год, не то день, разъяснения да внушения новые, и, бывает, громливые, так что чудится: а как истинный дух поёт? Но пройдёт срок и видно: вновь глупость свистнула. В общем, старая истина погребается новою, каковую растопчет вскоре новейшая. А выходит - всё ложь.
Есть выход: бросивши поиски, сим избавиться от "познания зла с добром", - первородного преступления, - может, правда откроется? Коль любая из истин вовсе не истинна и товарок свергает - стало быть, нет стабильного, абсолютного "зла" с "добром". Что сегодня "зло" - завтра будет в "добро" нам, как буржуизм в РФ с 92-го стал вдруг "добром" из "зла". А коль "зло" к "добру" и обратно шастают в гости - оба фальшивы. Что ж познавать обман?