Loving Longest 2
Шрифт:
Майрон недоверчиво хмыкнул.
— Но Финвэ даже не взглянул на неё, — продолжил Эолет. — Она пришла к Натрону. Он весь месяц помогал ей шить этот наряд. Всё это время… мне было очень тяжело на это смотреть — я почти не сводил с них глаз, хотя знал, что Нат будет злиться на меня; и тогда я стал подсматривать. Мириэль стала кричать на него, говорить, что это он виноват. Нат сказал, что всё это его самая прекрасная работа (это была правда, я думаю, что он до сих пор не создал ничего подобного) и что сердцу не прикажешь — он-де об этом знает лучше, чем кто-либо другой. Я был безумно счастлив…
Эолет замолчал. Эолин посмотрел на него, но тоже не захотел продолжать.
— И что? — раздражённо спросил Майрон.
— Мириэль пришла в рощу на дальнем берегу озера, — сказал Эолет. — Я ощутил там какое-то свечение и… тяжесть в воздухе. Там присутствовал кто-то из Валар. Может быть, не один. Но я не видел, кто был там. Я видел только тёмный плащ. Мне кажется, это была женщина. Одна из валиэр.
— Кто это мог быть? — настойчиво спросил Майрон.
— Не Варда, — ответил Эолин. — Все Перворожденные знают её. Ну и не Мелькор — я достаточно долго был здесь, в его присутствии, чтобы знать, что он собой представляет. Не он.
— «Хочешь ли ты быть королевой?» — вот что спросила она у Мириэль, — сказал Эолет. — «Хочешь ли ты быть королевой тех, кого нарекут нолдор, многознающими? Вы уже не будете охотниками в тёмном лесу и рыбаками на тихих озёрах; вы станете народом, и вам понадобятся короли. Вместо ленты с жемчугом ты сможешь надеть золотой венец, усыпанный опалами и рубинами; ты будешь жить в городе, увенчанном серебряной башней, и ты, как башня, поднимешься над твоими сородичами». Вот что она сказала, и я до сих пор слышу этот голос.
— «Я сделаю всё, что угодно», — сказал Эолин, и он теперь словно говорил голосом Мириэль, — тонким и отчаянным. — «У меня королевское сердце, я пойду с Финвэ в Аман и там я стану королевой нолдор».
— «Ты родишь сына», — сказал голос между деревьями, — «вот что ты должна сделать для нас». — Эолет говорил так вкрадчиво и в то же время так пронзительно, так что даже Майрону на мгновение стало страшно. — «Ты родишь лучшего и искуснейшего из квенди, самого мудрого и прекрасного. Ведь в этом нет ничего дурного, Мириэль… королева Мириэль?».
— «Говорят, роды — это очень больно», — сказал Эолин. Теперь в его устах голос Мириэль звучал жалобно. — «Но я всё вынесу, если Финвэ действительно станет моим».
— «Это может быть гораздо больнее, чем ты думаешь». — Майрон подумал, что тогда, на берегу озера Пробуждения, Эол не мог бы передать эти слова. Только сейчас, прожив тысячелетия, погибнув страшной смертью и вернувшись к жизни, он смог придать своему голосу расчётливый, холодный цинизм, который прозвучал в той речи. — «Тело одного из Детей Эру может не выдержать. Но я могу тебе помочь. Твой красавец сын родится в Амане; пламенный дух будет гореть в нём. Ты готова?».
— «Да», — так ответила она, — продолжил Эолин. — Майрон, я не знаю,
— В общем, мы имеем непонятный разговор ни о чём неизвестно с кем, неясные подозрения, и девицу, которой Валар вроде бы помогли получить Финвэ, — сказал Майрон.
— Да, — сказал Эолет, — Помогли. Вот после этого он обратил на неё внимание.
— Потому что, — сказал Эолин, — до этого она была черноволосой, как все девушки из Второго дома эльфов, а после её волосы стали совершенно седыми.
====== Глава 27. И ещё о женатых эльфах ======
Even when in after days, as the histories reveal, many of the Eldar in Middle-earth became corrupted, and their hearts darkened by the shadow that lies upon Arda, seldom is any tale told of deeds of lust among them.
On the laws and customs among the Eldar
Даже в более позднее время, когда, как показывают исторические сочинения, многие эльдар в Средиземье были искажены, и сердца их почернели от тени, что лежит на Арде, редко передают хоть какие-нибудь предания о делах похоти среди них.
О законах и обычаях эльдар
— Отличный рассказ, — хмыкнул Саурон. — Вот только ты что-то путаешь.
— Я рассказал то, что видел и слышал, — сказал Эолин.
— Я видел и слышал то, о чём рассказал, — сказал Эолет.
— Видишь ли, Эол, — сказал Саурон, — допустим, Мириэль поседела после неприятного разговора с этой валиэ. Но почему тогда такие же бело-седые волосы у её внука Келегорма, и, кстати, у сына Келегорма, Рингила — тоже? Феанор был черноволосым, в родне Нерданэль, насколько я знаю, тоже не было квенди с белыми волосами. Очевидно, что Келегорм унаследовал цвет волос от Мириэль.
— Но она же… она же стала седой, — сказал Эолин.
— Эолин, прости меня, но это бред, — покачал головой Саурон. — Если бы ты поседел, то Маэглин не родился бы седым. Если бы я снял череп с тебя, а потом приставил назад и зашил, у твоего сына не было бы шрама на лбу. Такие вещи по наследству не передаются.
— Откуда ты знаешь, что передаётся по наследству, — пожал плечами Эолет. — Ведь если Феанор был…
Саурон отмахнулся, потом вдруг вскочил и прижал пальцы ко лбу.
— Хотя… хотя… я бы не смог, но Мелькор, наверное, мог бы… ведь можно было бы… Если это было только внешнее проявление… подожди…
Он выбежал из комнат Маэглина и распахнул дверь в комнату Элеммакила и Келегорма. Они завтракали, и Элеммакил от неожиданности чуть не подавился яичницей.
— Келегорм, — спросил Майрон, — есть у кого-то из вас прядь волос Мириэль?