Loving Longest 2
Шрифт:
— Луиннетти, — сказал Тургон. — Я её помню, но, конечно, не знал ничего про неё и Куруфина.
— Атаринкэ уже нет в живых, — вздохнул Маэдрос. — Даже если он был виноват…
— Нельо, — Тургон взял его левую руку в свои, — конечно, это так. Но мы не знаем, что случилось с его женой; мы не знаем, сыграл ли в этом какую-то роль Келебримбор. Они вполне могли сделать это втроём. Конечно, и кто-то, кого уже нет в живых, мог быть убийцей: может быть, он погиб ещё при переходе через Хелькараксэ или пал в Битве-под-Звёздами вместе с Феанором. Он наобещал ему или ей с три короба, а мы знаем, что обещаний он не выполняет — вспомни, что случилось с Унголиантой. Но, Нельо, я уже не первый день прекрасно понимаю, что Финвэ был убит не им; более того, — он оглянулся и понизил голос, — ты уже
— Но… зачем? — спросил Майтимо устало.
— Я уже кое-что из этого сказал Саурону, — ответил Тургон, — теперь скажу тебе. На самом деле сейчас не имеет никакого значения, кто именно убил Финвэ. Меня сейчас интересует не убийство Финвэ, не кто именно разбил об его голову ларец, а совсем другое. Меня сейчас очень многое интересует. Вот например: допустим, Мелькор окутал себя и Унголианту тьмой, тайно прокрался к Деревьям, тайно попал в Форменос и так далее. Но неужели за всё это время никто из Валар так и не понял, что на самом деле произошло? Мы теперь знаем, что когда Финвэ убили, Мелькор был не в Форменосе, а рядом с ним. А того, что происходило в Форменосе, — ну хотя бы как Морьо ударила дедушку ножом, это же из ряда вон выходящий поступок для нашей жизни в Амане — с вершины Таникветиля не было видно? Совсем? Почему — уж прости меня, Майтимо — когда твой отец вёл себя так высокомерно и оскорбительно, Валар его прямо-таки держали за руки, униженно умоляя остаться в Амане, а моего отца, который никому не сделал ничего плохого, который на тот момент был королём нолдор, не удерживал никто? И теперь, если вдуматься, вся эта история с неудачным плаванием Воронвэ в Аман мне тоже кажется очень странной. А ты знаешь историю с кораблём из Амана, который пришёл в Фалас сто лет назад? Нет? По моей просьбе нашли свидетелей этого происшествия: все говорят, что на корабле была женщина, которая бросилась в море и покончила с собой при виде берегов Средиземья. А Кирдан Корабел сказал, что произошёл несчастный случай.
— Кирдан вообще какой-то странный, на мой взгляд, — сказал Пенлод.
— Про Кирдана, кстати, Эол сказал мне такую странную вещь, Пенлод, что я до сих пор не верю, — ответил Тургон. — Хорошо, конечно, если…
— Но почему Эол… то есть они оба… — перебил его Майтимо. Пенлод бросил на него панический взгляд, и Майтимо убедился, что его подозрения оказались верны.
— Это мои дети, — сказал Тургон. — Мои и Маэглина. Думаю, ты прекрасно понимаешь, как это могло случиться. Ты ещё о чём-то хочешь меня спросить?
Они посмотрели друг другу в глаза, и оба — и Тургон, и Маэдрос — в один голос сказали:
— Прости меня…
— Турьо, я в любую минуту готов сделать для тебя что угодно, только попроси, — сказал Майтимо. — Ты же знаешь. Ну давай… давай я всё-таки убью Маэглина — хотя бы.
— Да, — сказал Пенлод.
— Нет, — сказал, к удивлению обоих, Тургон. — Маэглин может ещё быть полезен. Он очень умён и довольно хитёр на самом деле. Я думаю, он уже понял, что его обманули и что у Мелькора ему нечего ловить и сейчас очень успешно играет дурачка, причём так, что отчасти ему пока удаётся обдуривать и самого Саурона. Так что пока — нет. Но за твоё предложение спасибо. А что вы все вообще собираетесь делать дальше?
— Маглор продолжает упорствовать в желании поехать к Гил-Галаду и попросить у него наказать его и Карантира. Мне не очень нравится эта мысль, поскольку… поскольку там находится камень. Я не хотел бы… Я правда не хотел бы, чтобы этот ужас повторился, Турьо, — Маэдрос, несмотря на все прошедшие десятилетия, столетия, которые он прожил калекой, бессознательно свёл руки, пытаясь в привычном нервном жесте переплести и сжать пальцы, так, чтобы побелели ногти — но левая рука лишь царапнула по краю пустого рукава. — Я хочу видеть Гил-Галада, конечно, но я не хочу туда. Я не уверен в искренности Маглора. Турьо, он ведёт себя странно… то есть я и раньше замечал, что он что-то забывает, путает, но сейчас, после всего, что я узнал о нём, это кажется мне странным. Нариэндил после того случая с ним совсем рассорился, и меня это очень огорчает. Более того, Карантир тоже как-то
— Хорошо, тогда мы с тобой ещё встретимся — думаю, ты будешь проезжать мимо нас, — Тургон улыбнулся. — И у меня есть ещё одна просьба, Нельо. Ты ведь делал Сильмариллы вместе с Феанором, так? Ты хорошо помнишь размеры, длину граней и так далее?
— Разумеется, — ответил Майтимо.
Тургон достал линейку, лист бумаги и уголь.
— Ты можешь начертить для меня развёртку на плоскости? Все поверхности с размерами? Желательно в натуральную величину.
— Да, давай сюда. — Левой рукой, держа большим пальцем линейку и зажав уголь между средним и указательным пальцами, Майтимо смог быстро начертить сносный чертёж.
— Прекрасно, — ответил Тургон, — очень похоже. Очень.
Он быстро поцеловал Майтимо в лоб и потушил фонарь. Майтимо почувствовал поток холодного воздуха с улицы и понял, что они ушли.
Вернувшись домой под утро, Майтимо застал Аргона, который, лёжа на полу на волчьей шкуре, рассматривал огромный трактат о землях Белерианда.
— Ох, я всё это не запомню, Нельо, ты мне должен устроить экзамен, — простонал он. — Голова болит жутко. Но надо же представлять себе, где живёшь… Где ты был?
— Да так, гулял по лесу, — ответил Майтимо. Ему не хотелось рассказывать Аракано о том, что он видел его брата. Тургон не просил об этом.
— О чём ты думаешь там, в лесу, один? — неожиданно спросил Аргон. — Я бы ни о чём не смог думать, только бы прислушивался, нет ли рядом врагов.
— Я думал о дедушке… думал, кто и как его убил, — признался Майтимо.
— Эх, Нельо, — сказал Аргон, — ты бы лучше подумал, кто убил меня. Хотя тебе, наверно, это совсем неинтересно.
— Что? — спросил ошарашенный Майтимо.
— Ну я же не сам умер вообще-то, — сказал Аргон. — А я тебе не рассказывал, нет? Мы все ночевали около нескольких огромных торчащих таких льдин, а утром я полез на одну из них — посмотреть, что там дальше; накануне был туман, а утро было ясное. Я часто так делал, у меня ловко получалось лазить по льдинам. Холод был страшный, льдина казалась прочной… И понимаешь, Майтимо, вот я стоял, потом она треснула, я рухнул наземь, потом на меня полетели осколки, и один мне врезался прямо в висок. Буквально несколько мгновений. Но… ну почему она подломилась? И вот пока я летел, я понял. Когда я туда лез, почувствовал, что пахло палёным. Посредине там, в ледяной стене, была тонкая чёрная полоса. Кругом всё было затоптано, проследить, конечно, этого никто не мог, но я уверен, что дело было так: кто-то взял большую железку, например, боковину саней, нагрел её в костре и подплавил льдину, пока все спали — а все были измучены и спали мёртвым сном. Знал, что я туда полезу. И теперь я понимаю, что такой случай был не первый, просто раньше мне удавалось избежать опасности или легко отделываться… Вот так.
Майтимо вспомнил слова Тургона, сказанные, может быть, и не случайно:
Конечно, и кто-то, кого уже нет в живых, мог быть убийцей: может быть, он погиб ещё при переходе через Хелькараксэ или пал в Битве-под-Звёздами…
И теперь он уже не знал, что и думать — относились ли слова Тургона к самому Аракано, или к тому, кто его убил.
Пенлод задремал и, проснувшись рано утром, увидел, что Тургон что-то чертит при свете свечи. Он подошёл и увидел, что Тургон скопировал чертёж Сильмарилла, который сделал Майтимо, сделал ещё два таких же и вырезал их из бумаги. Они лежали вплотную друг к другу, а под ними был другой рисунок, побольше. Но Пенлод никак не мог понять, что же там изображено.