Ложь
Шрифт:
и сияют, как мякоть кокоса, белоснежные зубы…
– Ты знал, что я спряталась здесь?.. Наверное, ты искал меня, хозяин?..
Почти не глядя на вкрадчиво, словно лисица, приближающуюся девушку и не отвечая ей, Де-
метрио уселся на один из наиболее высоких, перекрученных корневищ, отирая руками вспотевшее
лицо и щеки…
– Это – невыносимо!..
– Тебя раздражает жара, хозяин?.. У Аеши есть для тебя что-то прохладненькое… Подожди…
подожди немножко.
–
– Ты никогда не ешь… Ты всегда в ярости и грустишь из-за этой проклятой белой женщины!..
– Что ты сказала?..
– Я ничего не сказала, господин… Но, ты страдаешь, и Аеша страдает с тобой…
– Страдание… страдание… Неужели это участь всех родившихся людей?.. Но, я отлично слы-
шал, что ты сказала… Больше не называй так мою жену, поняла?..
– Ты сердишься на меня, хозяин?.. Я ее не люблю.
– Я знаю. Но ты будешь говорить о ней с должным уважением, или я окончательно рассчитаю
тебя.
– Хорошо, хозяин. Но ты злой на бедняжку Аешу… Бедная Аеша, она так тебя любит, так лю-
бит.
– Ты меня любишь?..
– Да. Еще сильнее, чем любила патрона Рикардо.
– Ты любила Рикардо?..
– А ты не помнишь?.. Я сказала тебе об этом еще раньше, когда ты только приехал сюда, когда
157
еще не был женат на белой женщине. Я заботилась о нем, о его одежде, еде, о его виски…
– Его виски!..
– Иногда я приносила ему фрукты… как те, что принесла тебе. И он ел. Когда не пил много, то
ел… А иногда – нет, только просил виски и кричал, как сумасшедший… и швырял фрукты в голову
Аеши, если она не убегала. Но он был добр ко мне. Он клал руку мне на голову и смотрел на меня
своими такими большими и печальными глазами. Мне бы понравилось, если бы ты делал точно так-
же… Эта рука такая сильная…
Аеша схватила широкую, загорелую руку Сан Тельмо, лаская ее своими тонкими девичьими
пальчиками, а затем сама положила ее себе на голову, улыбаясь от радости и наслаждения…
– Какая тяже-е-елая… как корзина, полная одежды… Этой рукой ты разбил голову белой жен-
щины?..
– Ты в своем уме?.. Что ты говоришь?.. С чего ты это взяла? Кто тебе это сказал?..
– Никто не сказал, хозяин… Не смотри на меня так. Аеша не хочет, чтобы ты сердился, она хо-
чет быть с тобой. Твои сапоги в грязи… Я их почищу?..
– Брось…
– Я почищу сапоги, пока ты ешь фрукты, хозяин… Ты даже не хочешь пить?..
– Нет, пить я хочу…
– Выпей кокосового молока… Оно – сладкое… и холодное, как река на заре. Выпей все. Вот
так… Ты чувствуешь себя лучше, правда же?..
– Да.
– Ты тоже заболеешь, если не позаботишься о себе. Ты никогда
ли сейчас ты хочешь поспать, я позабочусь о том, чтобы ни одна тварь, ни одна букашка не приблизи-
лась к тебе. Господин, умоляю тебя!.. Послушай хоть однажды бедняжку Аешу…
Деметрио взглянул на индеанку. Возможно, впервые он видит ее по-настоящему. Она такая
сочная, такая юная, как один из фруктов, на которых у него нет аппетита… Однако, все бесполезно!..
Ее забота надоела Деметрио, ее присутствие утомило его. Полудетский голосок Аеши звенит в
ушах, беся Деметрио. Но он думает о том, что это создание скрасило последние дни и часы его брата
Рикардо, и смешанное чувство благодарности и сострадания заставляет его мягко подняться, сдержи-
вая неистовое желание убежать и скрыться за маской приветливости и любезности.
– Хочешь, я принесу гамак прямо сюда, хозяин?.. Я могу быстро сбегать к дому Ботелей и снять
один из тех, что висят на веранде, так, что меня никто не увидит и не услышит… Аеша – очень про-
ворна и ловка, хозяин.
– Ты не должна так поступать, тебя могут принять за воровку.
– Хочешь, я попрошу ее?.. Хочешь,я скажу сеньоре Ботель, что гамак для тебя?..
– Нет, Аеша… Ты берешься за напрасный труд, я не воспользуюсь гамаком. Я слишком обеспо-
коен и не хочу спать.
– Патрон Деметрио… миленький… Ты бросаешь свои фрукты?..
Деметрио повернул голову, не подавая виду, что слышит ее. Он и в самом деле слеп ко всему, что его окружает. Лишь один образ переполняет его воображение, словно лишь одно женское лицо
вонзилось в его зрачки. И лишь одно только имя достигает его губ, его ушей. Оно исходит из сердца, словно растворившись в его собственной крови. Будто пробежав по венам, оно стало частичкой его
самого.
– Вероника… Вероника…
Это имя, кажется тает на его губах, как чудесное лакомство, как чистейшие медовые соты, со-
чащиеся в обмен на горькую желчь мироточащего сердца.
***
– Вы пишете Веронике письмо, дядя Теодоро?..
– А-а, Вирхиния!.. Я и не заметил, что ты подошла…
Как всегда при неожиданном появлении Вирхинии рядом с собой, Теодоро де Кастело Бранко
158
ощущает какую-то смутную тревогу. Успев торопливо исписать уже несколько листов до прихода пле-
мянницы, дон Теодоро отложил ручку в сторону… Но ясные, светлые, лицемерно-наивные глаза с по-
разительной быстротой уловили все написанное, а ее такие податливые губы натянуто улыбаются, по-
драгивая от волнения…
– Я думала, ты подождешь, когда напишет она, чтобы ответить ей.